Дорога ветров

яжел для нашей груженой машины. Мы решили взобраться сначала на холм и осмотреть путь. Безотрадная картина представилась нам с вершины. Не по-осеннему жаркое солнце погружало свои лучи в широкие впадины между коническими черными холмами, то острыми, с крутыми склонами, то широко расползшимися между долинками.

Подножие каждого холма тонуло в рыхлом песке, казавшемся ярко-желтым от окружавших черных пород. Сложные желтые узоры извивались между мрачными заостренными вершинами, образовавшими полукруг и дугой охватившими плоскогорье, поросшее светло-золотым на солнце дерисом. До плоскогорья было не меньше пятнадцати километров, и наш "Дракон" безнадежно засел бы в первой же ложбине, заполненной песком, всплески которого заходили высоко на склоны. Проводник был прав - дороги не было в этих мрачных холмах, к которым так подходило их название Чоноин-шорголга ("Волчья колыбель"). Да, холмы надежно охраняли дерисовое плоскогорье.

Мы проделали обратно весь мучительный путь, подошли к сухому руслу. Взволнованный проводник, на серьезном лице которого ясно читались тревога и огорчение, что-то усиленно доказывал Данзану. Тот начал уверять меня, что все напрасно - дороги там нет. Я ответил Цедендамбе, что он прав. Славный проводник успокоился и просиял.

В безветрии и духоте гнетущее молчание долины нарушалось моторами, ревевшими в попытках вырваться из цепких объятий песка. Словно невидимая могучая лапа схватывала машину за задний мост, удерживая ее и заставляя тяжело оседать в сыпучий песок. Мы были с ног до головы в песке, с силой отбрасываемом колесами. Песок лип на потные лица, хрустел на зубах. Распаренные, в одних майках, мы толкали машины, таскали кустики полыни, ломали ногти, выкапывая в колее машины глубоко зарытую туда давлением доску. Мотор ревел, машина дергалась, мы напрягали все силы, подталкивая ее оседавший бок, доски обугливались под буксующей резиной. Близился вечер. Как-то незаметно песок стал мельче, или же растительность гуще, или появился щебнистый панцирь - почему-то не запомнилось, что именно, должно быть, от усталости. Незаметно мы стали продвигаться быстрее, машины не садились, унылый вой низших передач смолк, и мы пошли на третьей передаче. И было пора - перегревшиеся моторы "выпили" всю воду, из-за скверного качества взятую в небольшом количестве, а доски все до последней были превращены в растопку для костра.

Полуторки, легче "Дракона" нырявшие по промоинам, начали заметно обгонять, набирая ход.

- Опять они лезут в гору, смотрите, Иван Антонович! - завопил Андросов, еще не опомнившийся после песков.

Действительно, черные жуки, неуклюже нырявшие впереди, сильно забрали вправо, на бэль Сэвэрэя. Опять Цедендамба хотел пересечь борт котловины напрямик, забывая про горький опыт. Я разозлился, достал из кузова винтовку и двумя выстрелами дал сигнал остановки. Полуторки стали. Над тентами появились ряды голов, смотревших в нашу сторону. Машины были загружены так, что из ящиков с коллекциями, немного отодвинутых от переднего