Заметки путешественника (СИ)

Вспомнились мои юношеские стихи:

И вот нашёл! И где?

Вовик был как дома и разговаривал за троих. Мы немножко выпили. Хозяйка включила музыку, и Кармен пригласила меня на танец. Зазвучала моя любимая бразильская мелодия «Мучо». Я обнял красавицу за тонкую талию, она доверчиво положила свою ручку мне на плечо. Её губы были рядом с моими…

— А похоже, я ей понравился! — с гордостью подумал я. — И где я нахожусь? В подмосковном доме отдыха? Нет! На другой стороне земли, в Южной Америке? Нет! Я нахожусь ещё дальше — в раю! — Голова моя шла кругом.

К сожалению или к счастью, музыка закончилась. Я пылко поцеловал девушку в щёчку, а она, встав на цыпочки, что-то шепнула мне на ухо. Я, конечно, ничего не понял, но утвердительно закивал головой. Кармен взяла меня за руку и хотела куда-то повести. «С такой девушкой — хоть на край света!» — подумал я.

И вдруг остановился. «Край света»? Что-то знакомое! А который час? Я посмотрел на часы. Надо было срочно возвращаться в отель.

Но девушка не хотела меня отпускать. Она обвила мою шею руками и что-то горячо зашептала. Я был в смятении. «Хорош кавалер! Очаровал девушку, а теперь — дёру! А может, всё же остаться? — Но я же не на отдыхе! А в составе ответственной делегации!.. Хотя бы попрощаться с ней как-нибудь по-хорошему». Я попытался освободиться. Но девушка только крепче прижалась ко мне всем телом. Тут подошёл Вовик.

— Скажите ей на прощанье что-нибудь очень приятное! — попросил я его. Он повернулся к Кармен и сказал ей несколько слов. И вдруг, как по волшебству, её руки упали, она поскучнела и отошла от меня. Уже в двери я снова поклонился ей, но она не смотрела в мою сторону.

Мы сели в машину. На душе у меня было тепло и грустно. Я встретил девушку своей юношеской мечты и… навсегда расстался с ней. А может, я уезжаю от своего счастья?

— Что вы сказали ей? — спросил я у нашего друга.

— А то, что у вас денег нет, — ответил Вовик.

Экстремалы (Таджикистан, Фанские горы)

Мы — три приятеля, московские художники, решили встряхнуться и отправиться путешествовать.

— Я хочу туда, где тепло, — заявил Виталий.

На дворе стоял сентябрь месяц.

— А я не был в Средней Азии, — сказал Олег.

— Согласен! — сказал я. — Махнём в Самарканд. Там тепло, фрукты, памятники старины, экзотика!

(В то время это был Советский Союз.) Так и решили.

В Самарканде мы неделю восторгались его достопримечательностями, посетили музеи, а потом нам захотелось на природу. Так мы оказались в Таджикистане, в Зерамшанской долине на Пенджикентской турбазе.

Утром первого дня мы сидели на её террасе, увитой виноградом, где прямо над головой висели его гроздья, и наслаждались таджикской дыней. Перед нами на стене была карта области с маршрутами туристских походов.

— Какой маршрут выберем? — спросил Олег.

— Я — никакой, — сказал Виталий. — Мне и тут хорошо. — И он принялся за очередную порцию дыни.

Во двор турбазы въехал небольшой грузовик, и трое парней стали забрасывать в него тяжёлые рюкзаки.

— Куда едете? — подошёл я к одному из них. Парень указал в сторону гор.

— А вам куда надо?

— Да нам всё равно, — ответил я. — Нам всюду интересно. Мы туристы. Возьмите нас.

Уже через десять минут мы с Олегом в кузове машины мчались неведомо куда. По сторонам дороги были фруктовые сады, вдоль её росли серебристые тополя, а вдали на юге маячили Фанские горы. Олег без устали щёлкал затвором фотоаппарата. Через несколько часов пути машина доехала до предгорья и остановилась. Дальше вверх по ущелью по берегу горной речки шла узкая тропа.

— А можно нам пойти с вами? — спросил у спутника Олег. Ехать обратно нам не хотелось.

— Мы альпинисты, а вы… — парень мельком взглянул на нас. — Пожалуй, до горного озера доберётесь. Там красиво. Вам понравится.

Идти в гору по скалистой тропе, когда рядом головокружительный обрыв в бурлящий поток, для нас, москвичей, весьма непривычно. Но охота пуще неволи.

Я старался в обрыв не смотреть. Иногда приходилось карабкаться в гору на четвереньках, хвататься руками за камни, за корни елей и подтягиваться. Мы пыхтели. Но крепились и упрямо лезли всё вверх и вверх… Отступать было некуда. Сами напросились.

Через каждые полчаса альпинисты, жалея нас, останавливались, а потом и вовсе понесли наши рюкзаки. Это плюс к своим огромным и тяжеленным!

К вечеру мы, таким образом, забрались на высоту два километра над уровнем моря и очутились на большой поляне среди гор. Здесь кое-где лежал снег. Мы очень устали, от высоты болела голова. Кроме того, были легко одеты и мёрзли. Утром, в жаркой долине, мы, конечно, не могли предполагать, что вечером будем мёрзнуть на снегу. Наши поводыри разожгли костёр, накормили нас, поставили свою палатку, и мы завалились туда спать. Где спали они, я не знаю.

Следующее утро стало одним из самых ярких впечатлений всей моей жизни. Над Фанскими горами поднялось солнце. Сразу потеплело. Небо было почему-то светло-зелёным. Такого же цвета была и вода в незамёрзшем небольшом озере. По его берегу росла причудливо изогнутая аларга, корявое деревце с серебристым стволом и розовой древесиной. Из неё делают карандаши. На солнце снежные отроги гор стали золотистыми, а в тени почти фиолетовыми. Я достал планшет с бумагой и нарисовал всю эту красоту цветными мелками. Олег взахлёб фотографировал.

— Что это за снежная вершина? — спросили мы у альпинистов.

— Это Чимтарга, высотою четыре с половиной километра. Мы туда, — ответили они.

— А зачем? — задал я наивный вопрос.

— Интересно, — ответил один.

— Мы — экстремалы, — добавил другой, — любители новых, сильных ощущений.

«И мы, кажется, тоже», — подумал я с гордостью.

Днём мы расстались с нашими заботливыми друзьями. Они отправились дальше вверх, а мы с Олегом — вниз.

К вечеру мы вышли из ущелья и оказались в долине, на том самом месте, где вчера высадились из машины. Дальше шла ровная дорога вдоль реки, но уже стемнело. А скоро стало и совсем темно. Пришлось двигаться медленно, буквально ощупью, ориентируясь на далёкий лай собак и огоньки кишлака. Лай неуклонно приближался и наконец стал грозно раздаваться прямо перед нами. Собак мы в темноте не видели, но знали, что это огромные лохматые среднеазиатские овчарки, которые охраняют стада овец. Они снежного барса или тибетского волка могут испугать. Мы, конечно, тоже испугались и стали от них пятиться.

Тут я умудрился свалиться с речного обрыва. Упал удачно, не в воду, а на спину, на песок. Собачий лай прекратился. Овчарки сделали своё дело, отогнали нас от кишлака и удалились куда-то. Наступила тишина. Только вода в речке рядом со мной журчит… Она вела себя совсем иначе, чем в ущелье. Там злилась и пенилась, а здесь была ласковой. Лежу, отдыхаю, смотрю на звёзды. Хорошо! Слышу, Олег зовёт меня, но как-то негромко, неуверенно:

— Лёня, ты где?

А мне отвечать не хочется, лень. Помолчал ещё. А он снова:

— Ты живой?

— Нет, — отвечаю. — Я уже в раю! Наслаждаюсь!

Нашёл он меня по звуку голоса, помог выбраться на берег. Собачьего лая, к счастью, больше не было слышно, и мы пошли по дороге к кишлаку. И вскоре постучались в первое же светящееся оконце глинобитного домика у дороги.

Хозяйка сразу нас впустила, и мы очутились в тёплом небольшом помещении, окружённые оравой ребятишек всех возрастов. Мы тут же роздали им печенье, остававшееся у нас в рюкзаках ещё с Москвы. Из наших объяснений хозяйка поняла только одно слово «Москва» и закивала головой. Она накормила нас лепёшками и напоила кислым молоком. Это была ещё молодая женщина в синем платке, халате и с коралловыми бусами на шее. Огонь от очага освещал лицо таджички снизу, и это было необычно. Несмотря на усталость, я встрепенулся и за десять минут нарисовал мелками её портрет. Как это бывает в минуты душевного подъёма, портрет получился удачным. Теперь я его показываю на всех своих персональных выставках.