Люди и атоллы

Все происходило без спешки. Сначала симпатичный старичок с достоинством приветствовал нас и организовал ритуальное умащивание дорогих гостей. Когда наши торсы и впалую грудь молодого немца умастили благовонным кокосовым маслом, нам на головы возложили венки, сплетенные из душистых цветов. Однако во всех процедурах не было и тени фальши, какая чувствуется в подобных случаях на Гавайях или Таити, напротив — это было приятным для обеих сторон проявлением симпатии. Правда, я все-таки чувствовал себя несколько смущенным: ведь у нас, на берегах Вислы, можно увидеть с венком на голове только Балладину в Театре Польском, а вовсе не взрослого мужчину. Но я припомнил пиры римлян, описанные в «Камо грядеши», и перестал огорчаться своим довольно странным видвм. Мне показалось, чю японец в очках и в венке выглядит еще смешнее, чем я.

В деревне никто не обнаруживал ни недостойной суетливости, ни коммерческого интереса. Я имел возможность сколько угодно любоваться пальмовыми рощами и удивительно яркими цветами на кустарнике, а также угощался то вареными клубнями ямса, то кокосами или бананами, которые приносили дети. Бродя по деревне, я наткнулся на небольшой ангар; впрочем, это слишком сильно сказано, скорее сарай, в котором делали лодку с балансиром. Два пожилых островитянина строгали с внешней и внутренней стороны борта лодки, которые сверкали свежим деревом розоватого оттенка. Я заговорил с мастерами, но они покачали головами и что-то ответили. Вскоре появился юноша, тоже с венком на голове. Я попросил его стать нашим переводчиком. Мне хотелось знать, соблюдается ли теперь при постройке лодок магический ритуал, как это делалось в прежние времена.

— Конечно, — оживился выпускник городского колледжа. — Все начинается еще при выборе ствола дерева, а потом особенно тщательно соблюдается ритуал во время его транспортировки. Это решает вождь.

— А какие ритуалы совершаются до этого?

— Прежде чем срубить дерево, надсекают кору на уровне груди взрослого мужчины, под дерево кладут живую рыбку, немного таро, кусочек кокосового ореха и хором произносят заклинания.

— Этот обычай сохранился и сейчас?

— А зачем от него отказываться? Ведь лодка может сразу же утонуть.

Юноша не шутил, он говорил абсолютно серьезно. «Значит, местные обычаи еще не исчезли», — подумал я.

— Потом при перевозке ствола в деревню, до того как первый раз ударить топором по дереву, не говоря уже о церемонии спуска лодки на воду, все ритуалы тщательно соблюдаются. Эта лодка будет готова примерно через месяц, оставайтесь, вам будет интересно посмотреть, как все происходит.

Я вежливо поблагодарил юношу за рассказ и пошел назад, туда, где в это время происходило что-то интересное.

Хижины, которые мы видели в Нетте, были прямоугольными в плане, но состояли, собственно, только из крыши и четырех поддерживающих ее стволов деревьев. Жизнь проходила у всех на виду, на циновках или рядом с ними. Женщины занимались плетением корзиночек, циновок и юбок из различных волокон. На Понапе по праздникам мужчины также надевают юбки.

Большую группу мужчин, именно так одетых, с торсами, блестящими от кокосового масла, и душистыми венками на головах, я встретил поблизости от центральной площадки деревни. Я истратил остаток пленки в кинокамере на красавцев островитян и тут же выругался с досады, потому что именно в тот момент из-за зелени деревьев появилась целая вереница женщин и девушек в таких же юбочках и веночках. Видимые различия касались только области грудной клетки. Однако мне не пришлось увековечить милую глазу картину, так как пленка кончилась.

Началось представление, вернее, праздник. Похоже наши хозяева сразу же забыли, что поют и танцуют специально для нас. Они пели для собственного удовольствия и готовились в течение двух часов к представлению, потому что вообще любят петь, им нравятся праздники ради самих праздников. Именно островитянам Океании, так же как индейцам Южной и Северной Америки, протестантские миссионеры нанесли огромный вред, запретив им петь, танцевать, веселиться, делать все то, что являлось естественной потребностью этих детей природы. Они заставили их петь псалмы и запретили ходить обнаженными, убили радость жизни, что значительно приблизило вымирание этих народов.

Первый танец, который нам показали, был довольно оригинален и исполнялся на возвышении с тремя ступенями, напоминающем трибуну стадиона. По европейским понятиям представление скорее похоже на выступление хора, чем на балет, однако это было все-таки нечто большее, чем пение. Приятная мелодичная песня сопровождалась синхронными движениями рук, которые играли существенную роль, так как подчеркивали мелодию, делали ее более выразительной. Но основным элементом номера были ритмичные удары дротиками о поручни трибуны, на которой происходило представление. На фоне девственного леса, ярких цветов, покрывающих берега, сцена казалась удивительно захватывающей.

Традиционный танец апеи — вершина искусства местных жителей. Затем начались другие танцы, уже не только на «спвртивной» трибуне, но и просто на земле. Мужчины танцевали отдельно, а женщины — отдельно. Весь спектакль проходил в сдержанном, можно сказать, малодинамичном темпе. Не было резких прыжков, безумного вихря. Здесь все было легко, гармонично, мягко. Может, причиной тому — климат, а может, тропическая лень, но большинство танцев исполняется «в партере», сидя, лишь верхней частью корпуса.

Наша маленькая группа была очень довольна поездкой в Нетт. Весь обратный путь мы вспоминали то симпатичного старика вождя, то красивых детей, плавающих в маленьких лодочках по реке, с венками на головах, то представление и вкус плодов, которыми нас угощали. Тощего шведа особенно восхищали климат и потоки солнечного света, заливающие кокосовую рощицу на берегу реки.

В отеле «Поэнпэи» в 5 часов дня, за чаем, мы увидели новые лица. Оказывается, пока мы получали эстетическое удовольствие, самолет привез на остров новую группу туристов, несколько человек из них поселились в отеле. В основном американцы. А так как они всегда интересуются окружением, то представились всем, пожелав в ответ иметь обо всех присутствующих более или менее подробную информацию. Наиболее «подозрительным» показался мне американец с золотистыми, как у Балли Хайса, волосами и голубыми глазами по имени Роберт А. Росински. Мы сели в уголке отделанного тростником салона и довольно долго беседовали о мореходстве на Тихом океане, так как Роберт служил в какой-то маклерской фирме на Гавайях, получал, как утверждал, вполне приличное жалованье, имел жену японку и троих почти взрослых детей.

— Вы знаете, я и даже моя жена не выдержали в Токио. Кроме того, жизнь там очень дорогая. Переехали на Гавайи и не жалеем, — сказал Роберт.

— Кажется, там довольно много американцев японского происхождения, так что, наверное, жена не чувствует себя одиноко?

— О нет. На континенте Гавайи называют даже «Малой Японией». Сейчас эта группа населения преобладает, в том числе и в экономическом отношении…

Добрых пятнадцать минут мы разговаривали обо всем и ни о чем — о цунами, о вулканах, о ценах и поездке в Гонолулу. Мистер Росински еще раз поинтересовался, действительно ли я из Польши, и казалось, что на этом наше знакомство закончится. Однако произошло иначе.

На следующий день мы случайно встретились в колонии. Я был приглашен на ленч. За десертом, состоявшим из мороженого, Роберт как-то странно суетился, мялся, наконец, сказал:

— Джон, помню, у нас в доме — я родился в Детройте — говорили по-польски. Давно это было. Скажи же, пожалуйста, что-нибудь совсем простое на этом языке. Мне интересно — пойму я что-нибудь или нет?

Я немедленно выполнил просьбу Роберта. Удивительно, но он понял меня! Для проверки я перевел свои слова на английский язык. Правильно! И началась игра. Мистер Росински был неутомим. Целый час я придумывал отдельные фразы, а Роберт переводил и был безмерно доволен. Может, со стороны наша несколько детская игра казалась удивительной, но мы были увлечены ею. Роберт сиял. Вероятно, вместе с языком он вспоминал картины из жизни родного дома. Мне тоже было приятно, и я проникался все большей симпатией к этому американцу.