Здравствуй, Таити!

Царица Океании

Случайность завела меня на противоположный конец атолла. Накануне Анри заметил вскользь, что отправляется с родными и знакомыми собирать копру. Я попросился вместе с ними, на что они охотно согласились.

У каменной набережной, в том месте, куда обычно причаливают прибывающие за копрой суда, нас уже ждут лодки с подвесными моторами. Грузим свой багаж — снаряжение, продукты, канистры с питьевой водой, керосин, гитары. Посуда упакована в картонные коробки и обвязана пареу.

Отчаливаем под прощальные возгласы провожающих. Быстро уменьшаются силуэты домов Типута, «столицы» атолла. Флотилия лодок выходит на просторы «соленого озера». Я рад, что выпала такая удача — отправиться на лодке в самый дальний конец атолла. Справа от нас — кипящий котел: водяная стена встречных течений пролива. Минуем маяк, аэродром, еще одну деревню и пролив. Пироги и другие лодки стоят на якорях на прибрежной воде, где по дну, круто обрываясь у самого пролива, тянется коралловое плоскогорье. Жизнь рыбацкой деревни сосредоточена во внутренней части кольца.

Сегодня поверхность лагуны похожа на шерсть рассерженной кошки. Июнь и июль — зимние месяцы, море дает о себе знать. Мы мчимся быстрее ветра, волны временами окатывают нас, опасно обнажается балансир. Управлять лодкой с балансиром — особое искусство: надо рулить таким образом, чтобы эта дополнительная конструкция все время оставалась с подветренной стороны. Только в этом случае она выполнит свое назначение, принимая на себя всю тяжесть паруса и тем самым не давая лодке опрокинуться. При попутном ветре быстроходные парусные лодки полинезийцев развивают скорость свыше пятнадцати узлов.

Количество парусных лодок на атолле Рангироа уменьшается из года в год. Их постепенно вытесняют моторки. Однако при большой волне и те и другие в равной мере не годны. Местные жители подумывают о строительстве дороги и мостов через разрывы в суше по всей длине атолла, чтобы оградить себя от капризов природы.

Пальмовые плантации атолла обрабатываются сообща. Владелец плантации практически не способен в одиночку обеспечить надлежащую ее обработку, так как она обычно представляет собой разорванную морем цепочку небольших отрезков суши. Кроме того, проблема земельной собственности на Туамоту весьма непроста. Лишь очень немногие владельцы земли имеют официальное свидетельство о собственности, утвержденное Земельным отделом в Папеэте, так как большинство документов погибло во время ураганов 1903 и 1906 годов. Поэтому атолл Рангироа поделен жителями на отдельные секторы, которые они сообща обрабатывают один за другим и трудятся до тех пор, пока не соберут всю копру в секторе (как правило, каждая семья имеет в секторе по одному участку). «Обработка» всех секторов занимает восемь месяцев в году. График работ устанавливается в зависимости от времени года и других обстоятельств.

До берега еще далеко, но уже виден светлый пляж и сочная зелень гибких пальм. Неподалеку от берега мы спрыгиваем с лодок и бредем по колено в воде к суше. Нас около двадцати человек, каждый выгружает все, что взял с собой для недельного пребывания вне дома.

И вновь меня охватывает ощущение, что настоящая Полинезия именно здесь. Горячий мелкий песок, поразительная изумрудная лагуна, шелест пальмовых листьев, ослепительный блеск солнца. Между деревьями хижины из жердей, крытые циновками. В них можно переночевать, приготовить еду, отдохнуть с гитарой после работы. За пальмовой рощей разрослись куполообразные гибискусы, хлебные деревья, панданусы, кустарник. Со стороны океана не так уютно: весь берег усеян грудами мертвых потрескавшихся кораллов, выброшенных штормовой волной. Здесь множество раздробленных раковин и остатков каких-то моллюсков. Тени от пролетающих морских птиц скользят по раскаленному пляжу. Олуши и фрегаты приветствуют нас взмахами крыльев.

Наступает полдень. Небо чистое, туч, которые обычно собираются к середине дня, сегодня нет. Пот льет с меня градом. Дневная температура на атоллах довольно высокая — тридцать пять градусов в тени, но под действием прохладного ветра ночью она опускается до двадцати-двадцати пяти градусов. Хочется пить. Пить! Вокруг столько воды, а тут умираешь от жажды!

— Однако у вас жарковато, — ворчу я.

— Привыкнуть можно к чему угодно, — откликается на мое замечание Анри и посылает мальчика за кокосовыми орехами.

Мальчонка с обезьяньей ловкостью взбирается по седому стволу пальмы на самую верхушку, берет в руки нож, который до этого держал в зубах, и срезает твердую плодоножку. Потом молниеносно соскальзывает на землю, собирает раскатившиеся орехи и с помощью вбитого в землю железного прута очищает их от верхней оболочки.

Я держу в руке влажный лохматый шар цвета неочищенного миндаля, слегка встряхиваю его. Чувствую, как внутри переливается жидкость. Теперь его довольно ударить по верхушке, обозначенной тремя темными углублениями, чтобы донышко отскочило и открыло доступ к терпко-сладковатой жидкости.

Кокосовая пальма — это замечательный дар природы, в высшей степени полезный для человека. Она идет в дело от верхушки до корня. Ни одно из растений в мире, кроме трав, не использовалось людьми в такой степени, как пальма. Из ее длинных листьев жители тропиков делают постель, на которой рождаются, умирают, отдаются величайшему наслаждению — сиесте. Некоронованная «царица Океании» доставляет людям пищу, укрытие, топливо, строительный материал, волокно, вино. Используется буквально все — листья, скорлупа орехов, древесина… Ничего удивительного, что пальма стала объектом верований и героиней мифов многих народов. Так, жители острова Мангаиа в архипелаге Кука считали, что вселенная подобна пустому ореху, обращенному черенком книзу, а срезанной верхушкой к небу.

Эти орехи, величиной с человеческую голову, представляют для владельца плантации наивысшую ценность. На личное употребление уходит немного: два-три ореха на человека в день. Два для питья, один для приправы. Плоды двух десятков пальм полностью удовлетворяют годовую потребность человека. Остальные пускают в продажу, ведь мякоть ореха — источник высококачественных жиров, идущих на изготовление пищевого масла, сырье для производства мыла, косметики, нитроглицерина. От сбыта копры зависит все хозяйство и благосостояние жителей атоллов. Кризис 1930 года и вторая мировая война тяжело отразились на жизни островитян: в это время суда не приходили за копрой, и населению пришлось вернуться к примитивному образу жизни их предков.

Двух часов отдыха вполне достаточно. Люди принимаются за работу, рассыпаются по пальмовой роще, собирая плоды. У подножий стройных пальм вырастают пирамиды зрелых орехов. Орехи, из которых получают копру, не срезают, они должны упасть сами, за ними не надо взбираться на деревья. Отдыхать в тени плодоносящей пальмы не рекомендуется.

— Попога, — Анри поддевает ботинком испорченный кокосовый орех. — Для копры не годится, слишком долго пролежал на земле. Если не хочешь понести убытки, надо приезжать на плантации по крайней мере раз в три месяца.

Француз, не сходя с места, читает мне что-то вроде краткой лекции по выращиванию кокосовых пальм. Сообщает, что полинезийцы не употребляют слово «орех». Для обозначения кокосового ореха в их языке имеется пять названий, различных в зависимости от размера и окраски плода, толщины слоя мякоти, вкуса жидкого содержимого. Например, гора — это такой кокос, который больше всего подходит для производства копры, в то время как его сок непригоден в пищу, так как отдает мылом. Для названия пальмы полинезийцы употребляют двенадцать определений в зависимости от возраста этого дерева. Самая ценная пальма — это хакари — полностью зрелое шести-семилетнее дерево, которое при наиболее благоприятных условиях приносит более семидесяти орехов в год. К сожалению, такие высокоурожайные деревья на атоллах — большая редкость.

Улыбка, удар по плечу, Анри неожиданно прерывает урок и предлагает:

— Пошли, посмотришь, как сушится копра.