Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи"

Вступление. Человек, который делал все, что ему взбредет в голову

Это было ранним утром в конце октября 1956 года. Большинство пассажиров тихоокеанского французского парохода "Таити", водоизмещением 10 тысяч тонн, еще не проснулось. А я уже был на ногах и спешил подняться на палубу, - мне хотелось на рассвете полюбоваться самым красивым островом в мире, островом Таити.

Я возвращался туда уже в пятый раз. Было еще совсем темно, и прошло немало времени, пока мне с большим трудом удалось различить пикообразный силуэт острова. "Неужели мы у долгожданных берегов?" - подумал я. И действительно, через четверть часа, в бледном свете зари, показался ближайший к Таити остров Муреа. Чуть восточнее, в 13 милях от него, отчетливо вырисовывался на фоне быстро светлевшего неба зубчатый конус кратера Таити, высотой более 2 тысяч метров. Рельеф выветрившихся гор, издали серых и безжизненных, словно лунный ландшафт, по мере того как мы приближались к острову, становился все мягче, а сами горы, освещенные солнцем, поднимавшимся на горизонте, все зеленее и красочнее.

Я был зачарован этой картиной. Она оставалась такой же, какой запечатлелась в моем сердце два года назад. Я невольно окинул взглядом весь горизонт - от исторического залива Матаваи на востоке до голого мыса Оутумаро на западе, с которого, по древнему таитянскому преданию, души умерших погружались в море, стремясь возвратиться на Гаваики, свою легендарную родину - рай полинезийцев. Прошло уже более ста лет с тех пор, как население острова было обращено в другую веру и усердно посещало церковь, но мне приходилось встречать здесь глубоких стариков, все еще веривших в это предание.

"Интересно, жив ли кто-нибудь из них?"- подумал я, направляясь в свою каюту, чтобы собрать вещи.

Приблизительно через час я вместе с женой возвратился на свой наблюдательный пункт на верхней палубе. В это время мы уже были у самого прохода в коралловом рифе, как раз напротив маленькой столицы острова Папеэте, неказистые домики которой почти совсем скрывались за пальмами, растущими по всему берегу. Повсюду виднелись хорошо известные мне береговые знаки, вызывавшие приятные воспоминания.

Лоцман ловко провел нас через узкий пролив, и теперь можно было различить названия стоявших у причалов белых шхун для перевозки копры. А это что за странная посудина? От неожиданности я замер. Почти напротив американского консульства, на том же самом месте, где девять лет назад нашел убежище наш несравненный "Кон-Тики", стояло такое же судно. На миг мне показалось, что время остановилось и я снова вижу наш бальсовый плот. Но вежливое bonjour  [1] начальника порта, поднявшегося на борт, вернуло меня к действительности. Присмотревшись, я увидел, что этот плот во многом отличается от нашего: он был из бамбука и с двумя двойными мачтами. Сгорая от любопытства, я спросил начальника порта, откуда взялся этот плот. Он испытующе посмотрел на меня и лукаво ответил:

- Ниоткуда. Он построен здесь. Ты смеешься или в самом деле ничего не слышал о новой экспедиции Эрика де Бишоп? На этом страшилище под названием "Таити-Нуи" он вместе с четырьмя другими сумасшедшими собирается в начале ноября отправиться в Чили. У нас на Таити вот уже несколько месяцев только об этом и толкуют.

Пароход уже подходил к причалу, и наш разговор был прерван шумной толпой встречающих. Они обнимали меня и мою жену и по таитянскому обычаю нанизывали на нас множество венков и гирлянд из живых цветов, от которых мы начали задыхаться. Толпа друзей ожидала нас и на самой пристани. Закончив все формальности с документами в таможне, мы сели в ожидавшее нас такси. Мы буквально утопали в венках, и все-таки, когда я проезжал мимо пристани, мне удалось, хотя и мельком, увидеть желтый бамбуковый плот.

Этого было вполне достаточно, чтобы дать волю фантазии.

- Странно, как ты сразу не догадался, что это плот твоего лучшего друга Эрика, - усмехнулась Мария-Тереза, моя жена. Мы ехали в это время через пальмовые рощи, начинавшиеся сразу за чертой города.

Она была права. Конечно, я должен был сообразить, что на Таити мог выдумать нечто подобное только такой неисправимый искатель приключений, каким был Эрик де Бишоп, живое воплощение знаменитой серии художника ОA [2]. "Человек, который делает все, что ему взбредет в голову". Я сказал "искатель приключений" потому, что это самое подходящее определение для Эрика. Надеюсь, оно не вызовет неправильных представлений, будто он плохо воспитан, или беден, или вышел из простых людей. Эрик был настоящим аристократом и по своему внешнему виду, и по манерам, и по происхождению; несмотря на фламандскую фамилию, он был сыном французского чиновника. Сам он ни когда не называл себя бароном, хотя и унаследовал этот титул, но всякий раз, когда мне приходилось слышать, как некоторые величали его бароном, я невольно вспоминал другую знаменитость - барона Мюнхгаузена. У Эрика бывали самые невероятные приключения, только в противоположность Мюнхгаузену все они случались в действительности. И, что, конечно, менее важно, все значительные приключения Эрика происходили на море. Он любил море так же безрассудно и страстно, как некоторые мужчины любят желанных женщин. Но, к сожалению, это была любовь без ответа, так как большая часть его многочисленных плаваний кончалась катастрофой. Пожалуй, уже раз десять его спасали от преждевременной, но, казалось, верной смерти в волнах океана.

Такая необыкновенная страсть к морю была замечена родителями Эрика еще в годы его юности. Естественно, что они встревожились и сделали попытку вмешаться в судьбу сына, отправив его учиться на гидрографа. Они были уверены, что большинство способных гидрографов кончает свою карьеру начальниками канцелярий в гидрографическом управлении. Как Эрик и опасался, это была типичная чиновничья служба, поэтому, когда началась первая мировая война, он, не раздумывая, предложил свои услуги флоту и принял командование тральщиком. А через несколько дней тральщик был потоплен в Ла-Манше немецкой подводной лодкой. Плавать 24-летний капитан не умел и был спасен в самую последнюю минуту французским патрульным судном. Дальнейшая служба на флоте показалась Эрику настолько однообразной и бедной событиями, что он решил перейти в только что зарождавшуюся тогда авиацию. Но это не значило, что он расстался с морем. Наоборот, да простят мне неуместную шутку, его контакт с морем стал более тесным; однажды, когда Эрик находился в разведывательном полете над Средиземным морем, испортился мотор, и самолет с 800-метровой высоты упал в море. Летчику. другого разведывательного гидроплана удалось спуститься и до прихода спасательной лодки удержать на волнах потерявшего сознание Эрика. До самого конца войны он пролежал в госпитале.

Затем Эрик влюбился, женился, завел торговое дело и прожил несколько лет без всяких приключений. Но постепенно тоска по морю одолела его, и он, купив себе трехмачтовое судно, занялся перевозкой лесоматериалов из Северной Африки во Францию. Однажды во время шторма груз на судне сместился, и, прежде чем экипаж успел зарифить паруса, оно перевернулось и утонуло. Эрик и немногие члены его экипажа были подобраны каким-то кораблем, к счастью оказавшимся в этот момент неподалеку от места катастрофы. В итоге Эрик лишился своего любимого трехмачтового судна и одновременно с этим крушением потерпел крушение в супружеской жизни: из-за своего неуемного стремления быть свободным ему вообще нельзя было жениться. Ничуть не унывая, вскоре, в один прекрасный день он купил на последние гроши билет на пароход и в самом радужном настроении уехал в Китай. Его манили, как он сам признавался в своих воспоминаниях, тайны Тихого океана, он искал "что-то такое, что могло бы заполнить его жизнь и сделать ее более достойной". Конечно, это были весьма туманные искания, скорее свойственные юноше, чем мужчине, которому было под сорок.