По кромке двух океанов

Когда к Петропавловску подошла мощная англо-французская эскадра, гарнизон его состоял всего из восьмисот восьмидесяти человек флотского экипажа, считая престарелых и инвалидов.

Эскадра появилась в бухте 17 августа, а через три дня «темная масса неприятельских судов» медленно двинулась к берегу. Их встретил огонь восьми орудий — это было все, чем располагали защитники. Все было в тот трудный день — молебны перед боем и пальба восьмидесяти неприятельских пушек с кораблей, высадка неприятеля и паническое бегство его после рукопашной схватки, когда смешались в кучу красные мундиры англичан с синими и красными рубашками матросов Франции и России. 24 августа петропавловский гарнизон успешно отбил второе нападение, после чего израненная соединенная эскадра позорно ретировалась из Авачинской бухты.

Бережно хранится светлая память о защитниках Петропавловска. Взметнулся высоко в небо островерхий купол четырехгранной часовни, поставленной в их честь. «Памяти павших при отражении атаки англо-французского флота…» А над братской могилой, где похоронены свои и неприятельские солдаты, поставили три креста с надписью на трех языках: «Здесь лежат воины, верные своему солдатскому долгу».

Петропавловск вытянулся огромной дугой, следующей очертаниям Авачинской бухты. Крутые лестницы кое-где соединяют между собой параллельные улицы, и, чем выше я забираюсь, тем величественнее выглядит морской порт с его океанскими судами и новым морским вокзалом; к нему ведет главная, Ленинская улица, застроенная монументальными зданиями, способными выдержать девятибалльное землетрясение.

Увы, мне и тут не везет с погодой. Тот самый сентябрь, который почти всегда бывает на юге полуострова теплым и ясным, на сей раз подкачал. Вот уже который день, просыпаясь по утрам, я слушаю монотонный, равнодушный голос радиодиктора: «Говорит камчатское метео. По восточному побережью ожидается дождь, туман, ветер пять-шесть баллов, южный и юго-восточный, высота волны от полутора до трех метров, температура воды десять одиннадцать градусов, воздуха — одиннадцать — тринадцать…» И так в начале каждого часа, с той только разницей, что слегка изменится температура да чуть увеличится или уменьшится высота волны.

— Широта крымская, долгота колымская, — весело говорит сотрудник редакции «Камчатская правда», куда я захожу, чтобы посоветоваться насчет своего дальнейшего маршрута.

В редакции висит большой макет Петропавловска: таким город должен стать к 1980 году. Яркими фасадами обращены к бухте дома современной архитектуры. В городе число облачных дней превышает число солнечных, и проектировщики особое внимание обратили на цвет строительных панелей, которые предполагают отделывать «вечными» местными минералами разных цветов. На двадцать километров растянется город, на тысячу гектаров увеличится его зеленый массив…

— Так куда же вам поехать?… — отвлекает меня от созерцания макета сотрудник редакции. — Значит, так. Долина гейзеров — раз, К котикам на Командорские острова — два. Вулканологическая станция в Ключах — три. Паужетская геотермическая станция, единственная в стране, — четыре…

Список интересных мест, которые мне обязательно надо посмотреть, неисчерпаем. По самым скромным подсчетам, только на беглый осмотр перечисленных объектов мне понадобится около года.

И все же я делаю попытку выполнить намеченный план и начинаю с самого трудного — Командорских островов. Несколько дней подряд я штурмую на остановке автобус, который идет в аэропорт. Билет у меня на руках, в Алеутском райкоме партии знают, что я должен у них появиться, но после шести часов бесцельного ожидания каждый раз следует объявление по радио: рейс в Никольское отменяется и переносится на завтра. Никольское — это на острове Беринга, где могила и памятник командора, птичьи базары и лежбище котиков, одно из немногих в мире.

…Погоды нет как нет. Туман густой пеленой закрывает землю и никак не может подняться хотя бы на восемьсот метров, ту минимальную высоту, при которой разрешаются полеты. С каждым днем шансов улететь становится все меньше. Если верить лоции Берингова моря, то «Командорские острова в течение восьмидесяти процентов навигационного времени находятся в тумане».

Здание аэровокзала забито пассажирами, без конца откладываются все рейсы по Камчатке. Улетают и то с опозданием только самолеты на Москву. Люди обжились, притерпелись, оккупировали все до единой скамейки, расположились на полу семьями. Путаются под ногами дети, играют в разбойников или в прятки, взрослые же осаждают справочное бюро или стоят в очереди у буфетной стойки.

И вдруг объявляют регистрацию билетов в Усть-Камчатск. Бегу к начальнику аэровокзала, показываю свою командировку, билеты с красной полосой и… получаю место.

— Нет, нет, на Никольское сегодня не полетит. Скажите спасибо, что Усть-Камчатск открыли.

Есть, собственно, три Усть-Камчатска: старый поселок, именуемый почему-то Деревней, с маленькими деревянными домиками и огородами, Первый Завод — на косе между речкой Камчаткой и океаном, и Варгановка, где строится новый поселок. Должно быть, когда-то кто-то тут «сварганил»-слепил кое-как первую непутевую хибару, отсюда и пошло обидное название.

Место для Усть-Камчатска отвоевывали у тундры. Огромной подковой охватывает она с трех сторон поселок, кочкастая, топкая и унылая в этот мокрый неуютный день. Сопки, вулканы, морская даль — все скрыто, поглощено холодным туманом, все сечется тоскливым дождем; его мелкие капли отскакивают от бетонных мостовых, от двухэтажных домов, выкрашенных то голубой, то зеленой, то коричневой краской. Тонкие, болезненные ивы прижались к тротуару и гнутся под ветром. Деревца растут плохо, трудно. Зимой бульдозеры, расчищая дорогу от снега, заваливают их «с головой», и они ломаются. Снега здесь выпадают обильные, сырые от близкого океана. Наружные двери в домах обязательно открываются внутрь, потому что за одну метельную ночь дом может занести до второго этажа.

Место, где недавно находился районный центр, Деревня, пожалуй, живописнее, чем-то, куда переселяется поселок, но перенести его нужно, чтобы надежно защититься от цунами. Мне рассказывал секретарь райкома партии Борис Филиппович Чиколенко, что километрах в пятидесяти от Усть-Камчатска есть подводный вулкан. Если он вдруг пробудится от спячки, то может поднять волну высотой двадцать девять метров — так показали расчеты. Огромные волны рождаются и от подводных землетрясений. Во время последнего катастрофического землетрясения в Южной Америке Усть-Камчатск с тревогой ожидал прихода цунами. Население подготовили к эвакуации, круглосуточно работали машины. Но к счастью, волна погасла раньше, чем дошла до Камчатки. Оттого и переносят на новое место Усть-Камчатск: Варгановка выше Деревни чуть ли не на двадцать метров. Волна цунами придет сюда ослабленной, разбитой, однако все еще небезопасной, pi сейчас уже думают о дамбе, которая опояшет поселок со стороны Камчатского залива.

Несколько дней я жду здесь самолет, звоню в аэропорт и каждый раз слышу в ответ одно и то же: «На весь день сегодня закрыты».

Поселок тем временем живет своей обычной жизнью. В Доме культуры моряков открылась выставка московских художников. В порту грузят лес для Японии. На рыбокомбинате делают консервы. Строят новые дома.

Отчаявшись дождаться солнца, жители копают картошку и носят ее в дома — сушить. Огородики обычные, с капустой, морковью, репой, кажется, они ничем не отличаются от других, привычных по средней полосе России. Но у местных огородов есть одна удивительная особенность: их удобряют вулканы.

…Это случилось 12 ноября 1964 года. Утром, в начале седьмого, жители Усть-Камчатска проснулись от далекого грозного гула. Выбежав во двор, они увидели на западе багровое зарево и бесконечные молнии, рассекавшие небо: в восьмидесяти километрах от Усть-Камчатска вулкан Шивелуч выбросил на двухкилометровую высоту тучу серого, чуть розоватого пепла. К семи часам двадцати минутам эта туча уже поднялась на восемь километров, а еще через двадцать минут достигла пятнадцатикилометровой высоты.