Дорога ветров

дито гудел в ветровых щитках.

Андросов округлил свои раскосые глаза, стараясь одной рукой плотнее застегнуть ватник, и повернулся ко мне:

- Что это такое - "дракон", Иван Антонович? - спросил он нарочито небрежным тоном.

Я объяснил, но старший шофер остался неудовлетворенным.

- Драконами раньше плохих людей звали, сволочь разную, городовых, - буркнул он, еще сильнее морща нос.

Я сообразил и расхохотался.

- Вам название вашей машины не нравится, вот в чем дело! Ничего, дракон славный и могучий зверь, по старым монгольским и китайским поверьям...

- Какой же я дракон, - бурчал Андросов, - профессора, а забавляются пустяками.

К величайшему негодованию Андросова, очень скоро вся экспедиция называла его и меня, как едущих на "Драконе", драконами.

По мере спуска в котловину противоположный ее склон отступал и выполаживался. Крутизна предстоящего подъема - это обычный оптический обман для всех, кто находится в начале спуска. Но по мере того как уплощался и понижался бэль, хребет вырастал и все расширялись красновато-желтые пятна размытых мезозойских пород, все резче выступавших под чугунно-серой стеной хребта. Теперь это были уже не плоские пятна - в них четко обозначались крутые обрывы, ущелья, овраги, круглые останцы...

На дне котловины, спустившись с бэля на добрые триста метров, мы попали в древний саксаульник. Толстые, неимоверно перекрученные стволы почти лежали на песке и, круто перегибаясь, поднимали вверх частые безлистые ветки. Деревья более правильной формы сильно ветвились и росли раскидистыми кустами до трех, редко четырех метров высоты. Повсюду встречались мертвые стволы засохших деревьев. Лишенные тонких ветвей, они угрюмо рогатились самыми разнообразными видами вил и рогов или покорно лежали на песке, отличаясь от живых деревьев своим чисто серым цветом. Даже толстые стволы выворачивались из земли и отламывались от корня от сильного пинка ноги. Мы оценили это свойство саксаула, так как кругом был голый песок, не покрытый никакой другой растительностью, и машины стали "садиться" - зарываться в песок по заднюю ось. Своевременно подброшенный ствол саксаула подвигал машину вперед на добрых два метра.

Несмотря на холодный ветер, мы изрядно взмокли, пока пересекли полосу песка на дне котловины Нэмэгэту. Подъем на противоположный склон тоже был тяжелым - черный щебнистый панцирь лежал на песке, и машины при подъеме сильно бороздили почву. Резина газовских покрышек, черная, с большой примесью сажи, размягчалась при буксовке и снашивалась буквально на глазах. Еще большую опасность представляли мелкие щепки дробимого колесами саксаула - хрупкие, но очень твердые, они втыкались в резину протектора и постепенно вдавливались вглубь. Пришлось установить правило - на каждой остановке тщательно осматривать покрышки и извлекать с помощью отвертки или клещей все кусочки саксаула и колючки. Теперь мы почти уничтожили проколы, вначале очень задерживавшие нас в пути по гобийскому бездорожью.

Твердые гребни мелких