Шагая по пустыне...

Все вертячки питаются мелкими водными насекомыми. Личинки их живут в воде и тоже хищницы. Известно около полутысячи видов этих насекомых, образующих самостоятельное семейство отряда жуков.

И вот теперь я вижу этих обитателей воды смирными, неподвижными, совсем необыкновенными. Никогда в жизни не приходилось встречать таких вертячек. Неужели с жуками что-то произошло и они погибли?

Два-три шага в сторону ключика, и все изменилось. Вертячки встрепенулись, куда делся их сон, и закрутились по воде в бешеной пляске.

Что же было с ними раньше?

Видимо, у всеми покинутого ручья наступила такая тихая жизнь, что вертячки временами стали предаваться безмятежному сну. Им некого стало бояться, никто им не угрожал, в ручье они остались почти одни. Быстрые же движения по воде, кроме всего прочего, отлично защищали вертячек от всяческих врагов. Попробуйте-ка поймать шустрого жучка, подвижного, как капелька ртути.

Мне захотелось сфотографировать вертячек. Раньше они никогда не выходили четко, так как не желали позировать. А тут представлялся такой редкий случаи. Я сел у ключика и затаился. Вертячки отбежали от меня к противоположному берегу, успокоились, затихли, почти замерли. Лишь несколько непутевых легко и плавно скользили между всеми, как обычно, ни к кому не притрагиваясь и никого не задевая.

Но это было только видимое спокойствие. Едва мне стоило приподняться, слегка шевельнуть рукой, как вся компания мгновенно принималась за свою неистовую пляску. И как они хорошо меня видели!

Так и не удалось заснять спящих вертячек. Уж очень у них были зоркие верхние глаза. Да, наверное, и нижние им нисколько не уступали.

Через два месяца я снова побывал у ключика. Стояла осень. Пустыня казалась еще более безжизненной. Ключик опустел, а по поверхности воды носилась только одна-единственная вертячка. Куда делись остальные? То ли погибли, отложив яички, то ли перебрались в другие места.

На влажных песчаных отмелях, по берегам рек и проточек, в тугаях, приглядевшись, всюду можно заметить небольших, около пяти-шести миллиметров, темных насекомых. Они похожи на кобылок и на медведок. Такое же продолговатое тело, округлая головка, короткие усики, мощные прыгательные ноги. Это — триперстки. Такое название они получили за три длинных щетинки на лапках задних ног. Вместе с кобылками, кузнечиками и сверчками триперстки образуют отряд прямокрылых насекомых.

Триперсток мало видов. В нашей стране известен только один род с несколькими видами. Все они живут по берегам водоемов, хорошо прыгают, плавают, роются в земле, питаются растениями. Образ их жизни плохо изучен.

В урочище Бартагой у тихой проточки среди зарослей ив, лавролистного тополя, где мы остановились после путешествия по жаркой пустыне, оказалось много триперсток. Едва мы постелили на землю тент, как добрый десяток этих грациозных насекомых уселся на него и застыл, будто ожидая дальнейших событий. Они были очень зоркими, эти малышки. Стоило только приблизиться к одной из них, протянуть к ней руку, как мгновенно срабатывали мощные задние ножки и триперстка пулей уносилась в неизвестном направлении. Прыжок был очень стремительным и требовалась некоторая тренировка глаз, чтобы заметить, куда скрылось насекомое.

В среднем триперстка прыгала на высоту около полуметра, а описав траекторию, опускалась примерно в метре от прежнего места. Выходит, что она прыгала в высоту в сто раз длиннее своего тела, в длину же, около двухсот раз. Если бы человек обладал такими же способностями, то ему не стоило бы труда перепрыгивать через небоскребы высотой в двести метров, а для того, чтобы преодолеть расстояние в один километр, понадобилось бы всего два прыжка.

Раздумывая о триперстках и заставляя их прыгать на тенте, я неожиданно увидал одну из них, случайно забравшуюся в эмалированную миску. Она пыталась выбраться из неожиданного плена, но каждый раз безнадежно скользила ножками и скатывалась обратно.

Терпение у триперстки оказалось отменным. Попытки вызволения из заколдованного места следовали одна за другой. Казалось, что насекомое попало в безвыходное положение, хотя и не потеряло присутствия духа. Но почему же она, такая прыгучая, не могла воспользоваться своими волшебными задними ножками?

Я поднес триперстке палец. Осторожная и бдительная триперстка мгновенно спружинила тельце, щелкнула своим безотказным приборчиком, легко и грациозно поднялась в воздух и исчезла из глаз.

Вот какая забавная! Неужели сразу не могла догадаться. Или, быть может, она следовала строгой традиции, принятой в ее племени: прыгать полагалось только когда грозила опасность. Все остальное время надо было терпеливо ползать. Всегда не напрыгаешься! Для этого нужно немало энергии, а попусту кто же будет ее расходовать.

Жизнь животных строго подчинена закону всяческой экономии. Но, может быть, есть другое объяснение. В эмалированной миске скользящей триперстке могло казаться, что она успешно передвигается вперед, только уж слишком долго продолжалась эта белая и гладкая поверхность ее пути.

Никто из нас не заметил, как на горизонте выросла темная тучка. Она быстро увеличилась, стала выше, коснулась солнца, заслонила его.

— Кончился жаркий день. Теперь немного отдохнем! — радовались мы.

— Но тучка не принесла облегчения. Жара сменилась духотой. Неподвижно застыл воздух, замерли тугаи, и запах цветущего лоха и чингиля стал как никогда густым и сильным. Прежде времени стали опускаться сумерки. Их будто ожидали солончаковые сверчки, они громким хором завели дружную песню. В небольшом болотце пробудились лягушки. Сперва нерешительно заквакали, потом закричали сразу истошными голосами на все тугаи, солончаки и песчаную пустыню. Соловьи замолкли — не выдержали шума, поднятого лягушками.

Откуда-то появились уховертки. Где они такой массой раньше скрывались — неизвестно! Вскоре, задрав щипчики, они не спеша ползали во всех направлениях и казались очень озабоченными. Нудно заныли комары.

Нас мучают сомнения. Что делать: устраиваться ли на ночь в палатке или, как всегда, стлать тент, растягивать полога и спать под открытым небом? Палатка наша мала и в ней душно. Если же еще пристроить в ней полога — задохнешься.

— Рискнем! — решаем мы сообща. — Ляжем спать, как всегда, а палатку на всякий случай поставим. Не верится, что в такую сушь и вдруг дождь.

Стали быстро сгущаться сумерки. Загорелись звезды. Снаружи пологов бесновались комары, втыкая в тонкую ткань острые хоботки. Громко рявкнула в темени косуля. Зачуяла нас, испугалась. Еще больше потемнело небо, звезды погасли одна за другой. Потом, сквозь сон я слышу, как шумят от ветра тугаи и о спальный мешок барабанят капли дождя.

Неприятно ночью выскакивать из постели, искать под дождем в темноте вещи, сворачивать спальный мешок и все это в охапке тащить в палатку. А дождь сильнее и сильнее и, если не спешить, все вымокнет.

Кое-как мы устраиваемся в тесной палатке. Капли дождя то забарабанят по ее крыше, то стихнут. Сверчки испугались непогоды. Как им распевать нежными крыльями, если на них упадут капли дождя и повиснут бисеринками. Замолкли лягушки. Их пузыри-резонаторы, что вздуваются по бокам головы, так чувствительны к падающим каплям! Зато в наступившей тишине запели соловьи. Им дождь не помеха.

Сна же как не бывало. Надо себя заставить уснуть. Ведь завтра, как всегда, немало дел. Но как, если вдруг по спине проползла холодная уховертка и больно ущипнула, на лоб упал сверчок, испугался и, оттолкнувшись сильными ногами, унесся в ночную темень. А комары! Как нудно и долго звенит то один, то другой, прежде чем сесть на голову и всадить в кожу острую иголочку. Можно закутаться, оставить один нос. Но ведь и он не железный!