Поездка за город (СИ)

Однако – как выяснилось в ближайшей палатке – наши чаяния были напрасны: лишь дощатый барак – разделённый на две половины с рядом равных овальных отверстий и перегородками между ними – представлял данную службу на прилегающей к станции территории. “А за водой: это вам на колонку надо.” Мы расспросили, где находится колонка: путь оказался неблизкий и заковыристый. “А здесь – только минеральная вода в бутылках.” Мы вежливо поблагодарили, принимая информацию к сведению. Местонахождение милиции мы выяснять не решились: возможное расследование выдало бы нас с головой, к тому же мы были здесь явными чужаками, не сумевшими вписаться в местные реалии и только портившими всем праздничное выходное настроение.

Мы стали выбираться к выходу: среди разгула и хаоса непросто было обнаружить кратчайшую дорогу, и мы наметили определённое направление, в любом случае ведущее нас на свободу. Палатки с одеждой перемежались здесь павильонами с бытовой техникой – выставляемой чуть ли не на проходе – так что даже немного удивляла подобная беспечность. Далеко не везде видны были бдительные продавцы, и случайный прохожий наверняка мог бы прихватить коробку-другую и не спеша удалиться с видом довольного и уверенного в себе посетителя местной барахолки, нашедшего то, что было очень нужно.

Они явно провоцировали нас – обобранных этим городом и жаждавших мести и каждому отдельно, и всей совокупности домов, дорог и магазинов, превращённых злой волей в труднопроходимые джунгли: мерзкие пауки наставили повсюду почти не видных глазу ловушек, периодически задерживавших нас в этот тёплый майский день, попутно выдаивая и стараясь освободить от всего самого ценного. Мы переглянулись: Алику безусловно было созвучно подобное настроение, и его угрозы в адрес обобравших нас мордоворотов не были пустыми и напрасными. Но ведь месть могла начаться уже сегодня и сейчас? Похоже, он решился: развал с правой стороны как раз оставался без видимого присмотра, вмещая кроме бытовой техники и горку разнообразных напитков. Большая ёмкость с пивом в наибольшей степени устраивала его сейчас: он выудил из горки длинную пузатую бутылку и сразу ускорил шаг. Никто не смотрел в нашу сторону: мы торопливо удалялись с места одновременно позора и мести, уже не присматриваясь к выставленному на обозрение: теперь нашей целью была платформа с гудящей вдалеке электричкой, способной обеспечить поспешное и резкое отступление. Мы перешли на лёгкий бег: последний ряд ларьков отделял нас от открытого незанятого пространства, когда неожиданное движение прямо по ходу заставило затормозить и остановиться.

Некто в защитном костюме – только сейчас замеченный и даже не проявившийся пока окончательно – держал нас за руки и не пропускал к спасительной платформе. Алик снова уже верещал и требовал прохода – на что вполне обозначившийся уже охранник грозил суровыми карами и лишениями. “Да я щас братков позову: а у них разговор короткий!” Значит нас на самом деле держали под контролем и просто готовили ловушку, всегда готовую захлопнуться? Но в зоне нашей видимости больше не было людей, представляющих для нас опасность: мы обменялись с Аликом понимающими взглядами и сразу перешли в наступление. Мы всё же были сильнее одного не самого крепкого охранника: Алик отцепил державшую его руку, а я даже смог заломить крепкую волосатую конечность, слегка пригнув вовсю бушевавшего теперь аборигена. “Ты успокойся, браток.” Однако предложение только раздразнило его: охранник сам заверещал теперь, призывая на помощь и грозя уже вещами совсем неприятными и даже слегка шокирующими.

Электричка уже стояла на платформе: нам никак не стоило задерживаться здесь дальше, и я взял на себя инициативу: точно прицелившись, я изо всей силы пнул местного служителя в толстый упитанный зад, пустив его в громоздившуюся неподалёку кучу коробок: это давало хоть какую-то фору, способную обеспечить отрыв. Бросив бутылку мы рванули к спасительной гавани: запоздалые трели уже не могли остановить нас и только подстёгивали горячее желание навсегда уйти отсюда. Перед нами расступались и давали дорогу: кто бы смог остановить людей, изо всех сил рвущихся на свободу и достаточно грозных и опасных на вид. Оставалось последнее препятствие: короткая лесенка выводила на перрон с закончившей уже грузиться электричкой, и со страхом и ужасом мы увидели, как захлопываются двери, отрезая нам путь к бегству, и спасительная электричка медленно и плавно трогается с места.

Мы уже видели их: наше бегство не прошло незамеченным для других обитателей, совершенно забытых в тёплый майский день, и только последнее наше движение оказалось в зоне их внимания. Двое служителей закона – только сейчас обнаружив своё присутствие – спешили явно в нашу сторону с безусловно недобрыми намерениями. Значит, их уже оповестили? Когда нас грабили и избивали – можно было лишь догадываться о том, что где-то должны быть и наши заступники и защитники, расставящие всё по местам и готовые дать всему верную и правильную оценку: ведь сколько раз мы встречались уже с откровенным жульничеством и вымогательством, с вещами откровенно противозаконными и аморальными, и где же были все они со всей их грозной силой? Только теперь мы наконец-то вызвали интерес – по всей видимости направленный конкретной определённой стороной: здесь ведь нарушались не наши интересы, а наоборот – именно мы покушались наконец-то на святое – что и заслуживало немедленного и прямого ответа.

Однако мы не собирались сдаваться просто так: мы рванули по платформе в сторону наименьшего скопления людей, где можно было наверняка прорваться и уйти. Сзади засвистели и затопали: они явно собирались догнать нас и предъявить претензии. Впереди тоже заоглядывались: на нас уже смотрели, так что мы снова изменили направление: аккуратно спрыгнув, мы побежали по шпалам туда, куда ушёл поезд: главное было сейчас убраться куда угодно и любой ценой от праведного естественного гнева, вызванного нашим последним деянием. Шум стал тише и отдалённее: по всей видимости, они не решились последовать за нами и всё-таки остались наверху. Значит мы теперь в полной безопасности? Стоило подумать о том, как мы будем теперь возвращаться домой: ведь не по шпалам же до ближайшей станции или даже до столицы, где наверняка нас будут ждать с распростёртыми объятиями. Пока же надо было скрыться от преследователей: мы миновали станцию и бежали теперь мимо длинного забора, скрывавшего станционное хозяйство. Свист окончательно затих: вовсе не хотелось им, видимо, так уж надрываться и проявлять повышенное рвение, не вполне соответствующее получаемой зарплате и тяжести нашего проступка. У них ведь могли оказаться и другие дела и заботы, на фоне которых мы были лишь мелким незначительным отклонением от правил, которое можно было даже проигнорировать.

Мы свернули на тропинку, бегущую параллельно колее: хорошо утоптанная трасса казалась лучше неровной лестницы из шпал, местами уходящих в землю, а местами торчащих правильными выпуклостями, мешающими передвигаться. Явно не по линейке выравнивалась всё конструкция в момент её возведения, так что даже возникали некоторые опасения – а как же ходят здесь поезда, не сползая регулярно под откос и калеча вагоны и пассажиров, в числе которых были сегодня и мы. Поезда обладали, по всей видимости, огромным запасом прочности, позволявшим им скользить по ненадёжной опасной траектории: вполне возможно, что дело было в форме колёс, а также в скорости передвижения: любой автомобиль – самой примитивнейшей и отсталой марки – выиграл бы соревнование с тем мастодонтом, на котором мы прибыли ранним утром в этот город.

Но сейчас уже начинался вечер, предвещая нам неясные перспективы: возвращаться на станцию было слишком опасно, и лучше всего было найти машину и водителя, согласящегося совершить такую длинную поездку. Впереди как раз находился переезд; машины так и двигались в ту и другую сторону, и наверняка мы смогли бы договориться – за соответствующую сумму – о такой простой и очевидной вещи.

Мы остановились в тени кустика: надо было достать последние имевшиеся запасы, а также слегка облегчиться перед дальней дорогой. Вокруг было тихо и спокойно: никто не преследовал нас, и только огромная серая ворона орала с ветки ближайшего высокого дерева. Возможно, мы слишком близко оказались к её родовому гнезду, и она выражала крайнее недовольство и опасение. Значит, местные вороны тоже не желают нас больше видеть? Это выглядело уже просто оскорбительно: я поднял кусок гранита и швырнул в нужном направлении. Разумеется, я промахнулся: наглая птица сорвалась одновременно со вхмахом руки и отлетела на соседнее дерево, куда я уже никак не смог бы добросить. “Да что ты ерундой занимаешься?”–”А пусть не орут тут всякие.”– Алик явно не оценил моего поступка: застегнув ширинку, он ещё раз проверил деньги, переложенные в карман брюк; теперь мы были готовы двигаться дальше.