Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Тут мне привиделась дверь из двух створок, плотно закрытая, почти слившаяся со стеной. Да, не все, что хранится за ней, нужно для жизни. Но за сокровища народного искусства, постоянно обновляемые, спасибо тетушке Лоберии!

Человек и вода

Мы удаляемся от большой воды Зюйдерзее — таково привычное название залива, вдавшегося в Голландию, — но нигде ни на минуту не теряем из вида воду малую, воду озер, прудов, каналов. Земля с виду ненадежная, зыбкая. Квадраты полей — словно плавающие ковры. На каналах стоят мельницы. Они хоть и ветряные, но каким-то образом связаны с водой.

— Вы думаете, они мелют зерно? — улыбается Герард. — Это наши водокачки. Защищают нас…

Вода в солнечный день голубая, смирная, опасность неощутима. А между тем Голландия — корабль, воюющий с бесконечной бурей. С доисторических времен палуба — суша — понижается, море атакует. Зюйдерзее не что иное, как огромная пробоина, прорыв стихии, унесший множество жизней.

В борьбе с ней росли и мужали поколения. Фризы — предки нынешних голландцев — приносили жертвы воде, но не выпускали из рук лопаты, рыли каналы, возводили валы, на насыпанном, приподнятом грунте ставили свайные дома. Римлянин Плиний Старший с недоумением писал о смельчаках: «Не знаешь, земля служит им обиталищем или вода».

Фризы соорудили первые польдеры — участки земли, отвоеванные у моря, обнесенные преградами, осушенные с помощью канав, отводящих воду. Но до нашего века счет сурового матча был в пользу воды. Жестокая штормовая осень уничтожала труд десятилетий.

Вряд ли найдется другая страна, очертания которой так сильно и безостановочно меняются в ходе поединка между человеком и водой.

На современных картах уже нет Зюйдерзее. Прямая, жирная черта отсекает его от Северного моря. Пролом заделан, залив скован двадцатикилометровой дамбой, и водное пространство, ныне замкнутое, уже не «зее» — море, а «меер» — озеро. «Эйселмеер» — сообщает карта. Прибрежные дома на Маркене, стоявшие на сваях, уже обрели нижние этажи — первый признак того, что угроза наводнения отодвинулась. Придет время — исчезнут с карты и контуры Маркена. Он окажется в глубине материка. Под прикрытием дамбы можно уверенно создавать польдеры, наращивать сушу.

Идея осушки Зюйдерзее зародилась в конце прошлого века в голове конторского служащего Корнелиуса Лели. Гигант ста восьми килограммов весом, как указывают голландские биографы, точные во всем, он томился на своей службе за мелкими расчетами и проектами, по заказам фермеров и заводчиков. Велик ли толк от хрупких сооружений! Разве удержат они высокую, взбитую ветром приливную волну! Зюйдерзее надо загородить и выкачать насосами.

Проект грандиозный, дерзкий! Поговаривали, что Лели сошел с ума. Но богатырь обладал не только могучим талантом. От отцов и дедов, оборонявших свою землю от моря, он унаследовал и спокойное упорство, столь характерное для голландцев. Только в 1918 году проект был одобрен. Работы подвигались медленно, а во время экономических кризисов экскаваторы и землесосы застывали надолго. Лели не дожил трех лет до завершения строительства дамбы. Ее открыли в 1932 году и отдали должное замечательному инженеру: первый же польдер, примыкающий к мощной преграде, назвали его именем.

Юное озеро Эйсел постепенно уменьшается. Десятки тысяч гектаров уже осушены. Бывший островок стал холмиком на ровном поле. Покрывается ржавчиной старинная пушка, некогда извещавшая о нашествии воды.

Голландская пословица говорит: «Бог сотворил землю для всех, кроме нас». Польдер требует громадного труда. Земснаряды возводят в озере вал, затем год и другой пыхтят насосные станции, освобождая изолированный участок от воды. Обнажается топкое дно. Его вспарывают траншеями, чтобы скорее просохло, и все же затвердевает оно только через два-три года. Но пахать еще не время, — надо еще промыть почву, удалить морскую соль, а потом разрыхлить и удобрить.

Уже немало урожаев снято на первых польдерах жителями новых селений, но насосы не прекращают работу, в дренажных трубах клокочет вода. Влаги здесь избыток, испаряется лишь половина того, что выливают дождевые тучи.

Недавно голландцы подвели итог: из шестисот тысяч гектаров, отнятых морем за столетия, возвращено пятьсот семьдесят тысяч, главным образом — в последние годы. Значит, счет борьбы ныне — в пользу человека. Подсчитано, что труда для укрощения Северного моря затрачено в сто раз больше, чем на постройку Суэцкого канала.

Море пытается взять реванш. Отраженное дамбой Лели, оно в 1953 году ринулось в наступление южнее, на острова провинции Зеландия, одолело береговые валы, затопило сто с лишним городов и деревень. Погибло тысяча восемьсот человек.

Нет, праздновать победу еще рано. Нация по-прежнему на тревожной вахте.

Дай воде волю — и она зальет всю «палубу» страны-корабля, всю приморскую часть, на которой живет больше половины голландцев.

Помню, в детстве мне попалась книга американской писательницы Мэри Додж «Серебряные коньки». Меня восхищал храбрый мальчик, спасший свой край от наводнения: он первый заметил течь в плотине, припал к отверстию и сунул туда пальцы. А волны лезли на насыпь и грозили его поглотить. Этому выдуманному мальчику в Голландии поставлен памятник. Здешние ребята хотят верить, должны верить, что мальчик был. Необходимость защиты страны от стихии внушается с детства, как первейший гражданский долг. «Общество охраны и улучшения дамб и каналов» основано в шестнадцатом столетии, но его не назовешь пережитком старины. Оно и теперь охватывает почти всех жителей.

До сих пор действует закон, обязывающий каждого отбивать натиск моря, не щадя сил. Кто увидел прорыв, изъян в ограждении и прошел мимо — тот преступник и подлежит суду. Впрочем, такие казусы неизвестны.

Собираясь в Голландию, я много читал о замечательном, всенародном сопротивлении морю, но, странное дело, все это как-то забылось здесь, в ясный, тихий день. Дозорные, как живые, так и механические, не бросаются в глаза. На зеркало канала опущен крохотный поплавок. Он соединен с меленкой, ярко выкрашенной, будто игрушечной. Стоит воде подняться выше нормы — и меленка, получив электрический импульс, бешено закрутится, подавая людям сигнал. Задача больших мельниц, насосных станций, дренажных труб, шлюзов — регулировать обширное, сложное водное хозяйство. Где излишек — там убавить, выбросить в море или перекачать, добавить там, где воды не хватает.

Работа гигантская и в то же время неприметная, кропотливая, скромная…

Когда машина выносит нас к морю, к песчаному пляжу с курортными строениями, я не сразу различаю передний край обороны, главную линию укреплений. Она сливается с дюнами и лишь местами показывает свой зубчатый гребень. Частокол мощных свай, усиленных бетоном, камнями, всюду противостоит морскому прибою, тянется по берегам рек Рейна, Мааса, по всем протокам их общей, широко раскинувшейся дельты, а также по Шельде, пересекающей Голландию южнее. Ведь реки вздуваются, задержанные встречным ветром, и становятся опасными.

— Вы, наверно, слышали, — говорит Герард, — есть план «Дельта». Очень хороший план. А выполняется плохо. Вообще хвалить нас не нужно, мы мало сделали.

План «Дельта» касается Зеландии, пострадавшей от страшного наводнения. Катастрофа и заставила взяться за дело. Тамошние острова — аванпосты суши — надо соединить дамбами, оградить весь архипелаг и побережье от произвола моря. Лели мог лишь мечтать об этом, — глубины там во много раз больше, чем на Зюйдерзее. Перемычки и шлюзовые ворота для прохода судов строятся исполинские, высотой в десятки метров.

Однако современной технике работа вполне по плечу. И Герард имеет все основания быть недовольным.

Беда в том, что масса средств уходит на вооружение. Голландия втянута в НАТО — в сговор с американскими вояками. Им нет дела до стройки в Зеландии. Им подавай военные гавани, аэродромы, казармы, подавай солдат. Голландцы платят из своих кошельков. А что получают взамен? Угрозу — двойную! Не только бедствия войны подстерегают их, но и опасность наводнений, все еще не согнанная с порога.