Таллин. Любовь и смерть в старом городе
Таллин. Любовь и смерть в старом городе читать книгу онлайн
Таллинская любовь сдержанна и немногословна. Она обращена не к настоящему, а к прошлому. Она вплетена в ткань улиц и площадей. Она может показаться наивной и провинциальной, но никогда — фальшивой и пошлой. Возвышенная и приземленная, романтическая и бесхитростная, платоническая и самая что ни на есть плотская, пребывающая в нескончаемом поединке со своими противниками — забвением и смертью она звучит неиссякаемым источником городского фольклора.
Легенды и предания — признание горожан в любви к родному городу. Услышать их, узнать, прочувствовать, отыскать в кажущихся на первый взгляд сказочными сюжетах рациональное зерно — значит по-настоящему понять Таллин.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
На фоне уличных переименований, которыми советская власть щедро одарила Старый Таллин, имя основоположника реализма в эстонской литературе — писателя Эдуарда Вильде — выглядело вполне «либерально».
Непонятно, правда, чем провинился перед коммунистами средневековый повар Таллинской ратуши Ханс Дункер, чье имя улица, тянущаяся от площади Колесного колодца к ратуше, носила изначально.
Однако в год восьмидесяти пятилетия прозаика он был удостоен «персональной» улицы. Просуществовала она, правда, недолго: в 1963 году переименование было внезапно аннулировано — и в честь Эдуарда Вильде назвали улицу в новом жилом районе.
Мимо таких странных поступков городская молва пройти не могла: в кратчайшие сроки фольклору было необходимо осмыслить и объяснить, с чего это вдруг писателя «возвысили» до одной из улиц центра, а потом — «сослали» на окраину?
Неофициальное объяснение гласило: вначале краеведы отыскали свидетельство того, что молодой Вильде, будучи корреспондентом тартуской газеты, жил в некой гостинице на улице Дункри, приезжая в начале двадцатого столетия по делам в Таллин.
Но потом будто бы старожилы начали вспоминать, что это была не гостиница, а «меблированные номера», причем очень сомнительной репутации. Вильде действительно бывал в них, но совсем не в рамках журналистских расследований…
Так этот или не так — документально проверить и по сей день, похоже, никто не удосужился. Курьеза ради стоит добавить, что средневековое название улице Дункри тогда так и не вернули, присвоив имя Вана-Тоома — Старого Тоомаса.
Если учесть, что в «земной» своей жизни будущий ратушный флюгер был ландскнехтом, то можно не сомневаться: и с обитательницами «Красного монастыря», и с банщицами улицы Сауна был он знаком не понаслышке.
Может, именно поэтому в 1989 году горисполком счел за лучшее вернуться к самому первому названию улицы — и возвратил ей имя средневекового повара ратуши Ханса Дункера…
След легенды: таллинский Дон Жуан
Шанса покрасоваться в позаимствованных из музея турнирных доспехах Таллин не упустит, но по натуре своей он не столько «город-рыцарь», сколько «город-купец» и «город-ремесленник». Обстоятельная неспешность, трезвый расчет и граничащая с прижимистостью бережливость во все времена были горожанам ближе, чем склонность к эскападам и авантюрам.
Прославленные на всю Европу авантюристы платили ему взаимностью: маршруты их путешествий в Россию, кажется, специально прокладывались по территории современной Прибалтики в объезд Таллина. Даже Тарту может похвастаться хранящимся в университетской библиотеке письмом с автографом Казановы. А уж в курляндской столице Митаве — нынешней латвийской Елгаве — маг и чернокнижник Калиостро морочил головы тамошней знати с десяток дней.
До Ревеля ни один, ни другой добраться так и не удосужились. Возможно, предчувствовали: делать им здесь особенно нечего. В лучшем случае — разве что попробовать повторить успех своего знаменитого предшественника — Дон Жуана. И пускай в Севилье, на родине коварного сердцееда и легендарного дамского угодника, о предпринятом им путешествии на далекую северную окраину средневековой Ойкумены даже и не догадываются, таллинцам до того и дела нет. Они-то твердо знают: Дон Жуан их родной город посещением почтил. Одиннадцать миллионов одних только советских зрителей — тому порукой.
Жанр киномюзикла строгого соответствия историческим реалиям не подразумевает: если с экрана уверено распевают: «Но Дон Жуан и в Таллине бывал», значит, так оно и есть, бывал.
Изначально севильский греховодник должен был направиться на берега не Балтийского моря, но Черного: эстонский режиссер Арво Крууземент загорелся идеей экранизации пьесы «Тогда в Севилье» во время посещения Воронцовского дворца в Алупке.
Фильм планировали с размахом: главные роли в нем прочили беспроигрышным звездам — Анастасии Вертинской, Вячеславу Тихонову, Татьяне Дорониной. Начались В переговоры, но в планы и намерения кинематографистов внес свои коррективы… туризм. Точнее — возобновление прерванного еще Второй мировой войной пассажирского сообщения между Таллином и Хельсинки.
Финский теплоход «Велламо» открыл его вновь в 1965 году, пять лет спустя его сменило советское судно «Ванемуйне».
Таллин после четвертьвекового перерыва вновь стал доступен для зарубежных туристов. Чтобы стимулировать их приток, власти задумали снять несколько «рекламных лент», знакомящих потенциальных гостей с достопримечательностями города.
Результат получился, говоря откровенно, «сшитым на живую нитку»: парадоксальная пьеса советского сценариста Самуила Алешина о том, что Дон Жуан на самом деле был не мужчиной, а женщиной, превратилась в кинематографический «капустник».
Улицы и переулки Старого Таллина сыграли в комедийной ленте не более чем роль «натуральных декораций», практически никак не связанных со значительно упрощенной сюжетной линией оригинального текста.
Едва ли большинству зрителей «Дон Жуан в Таллине» запомнился чем-то большим, нежели лихими трюками, фехтовальными номерами, песнями, музыкой и «средневековым» антуражем.
Но для самого Таллина он значил нечто большее: возрождение легенды, существовавшей, возможно, задолго до того, как братья Люмьер впервые взялись за ручку киноаппарата.
Когда именно предки современных таллинцев впервые узнали о самом существовании испанского сластолюбца — точно установить, наверное, теперь уже не сможет никто.
Первый сын Испании поселился в городе свыше трехсот лет тому назад: в 1702 году уроженец Сарагосы со звучным именем Альфонсо Телладо Карвалидо открыл первое в Ревеле кафе. Рассказывал ли он за кружкой ароматного напитка его посетителям о своем земляке, к тому времени уже прочно вошедшем в литературную традицию Западной Европы, — остается только строить догадки.
Доподлинно известно другое: имя севильского авантюриста на слуху у ревельской публики закрепилось лет на сто позднее — после того как в городском театре состоялась премьера оперы Моцарта «Дон Жуан».
Минуло еще одно столетие — и в первой трети XX века горожане уже без труда могли показать и могилу его таллинского «двойника», и дом, в котором он якобы жил, и даже жилище одной из его многочисленных местных жертв. В том, что она была далеко не одна, жители Ревеля столетней давности ничуть не сомневались: даром, что ли, вдоль восточного отрезка городских укреплений тянулась целая улица Рогоносцев?! Топоним этот, бытовавший преимущественно в остзейской среде, относился, конечно же, к разряду шуточных: официально нынешняя улица Уус именовалась по-немецки Neugasse — Новая.
Здание, явно прозвучавшее новым словом в традиционной архитектуре ганзейского города и, что не менее важно, ставшее источником причудливого прозвища улицы, — сохранилось. Служащее последние лет двадцать посольством Литовской Республики, оно, если верить фольклору, навсегда увековечило в своем облике любовные победы таллинского Дон Жуана. Или — что будет вернее — позор, который он якобы принес своими похождениями одному из почтенных ревельских семьянинов.
На фоне суровой северной готики, определяющей архитектурное лицо Старого Таллина, постройка по адресу Уус, 15, кажется игривой, если не сказать — легкомысленной. Четкая симметрия фасада, салатово-пастельный цвет стен, вычурный картуш чердачного окна, филигранная ковка металлических деталей, а прежде всего — безудержный декор лепного портала не оставляют сомнений: стиль рококо.
Если не знать исторического фона, то и вправду заподозришь в доме особняк дворянина «галантного века», одновременно утонченного, изысканного, знающего толк в чувственных наслаждениях и совершенно не намеренного скрывать это от окружающих.
Между тем дворяне на окраинной улочке Уус, первой проложенной за чертой крепостных стен в тридцатые годы XVII века, не селились. Уникальный для Таллина, да и для всей Эстонии, образчик зодчества эпохи рококо — не жилое здание, а… производственное. Или, если угодно, административно-хозяйственное — браковка конопли: важное это учреждение, ответственное за контроль качества крайне необходимых парусному флоту пеньковых канатов, ревельский магистрат постановил основать еще в 1729 году.
