По Алтаю

   Старик выколотил трубку, бросил в костер охапку хворосту, завернулся в халат и, выставив к огню голые ноги, заснул. Только Ачелман издалека шумел, да отдохнувшие лошади усердно жевали траву.

   С восходом солнца вскочили и мы. Умывшись в Ачелмане водой, от которой ломило руки и жгло лицо (4,5°Ц), напившись чаю и оседлав лошадей, мы двинулись дальше вдоль Ачелмана. Поляна, обильно покрытая росой, пестрела разнообразными красками; прежде всего бросался в глаза яркооранжевый огонек, там и сям мелькали пунцовые пионы, желтый и красный мытник, а росник образовал местами густые дерновины. Налево отдельные группы кедров и листвениц с зарослями кустарников сбегали к Ачелману, направо тянулся лиственичный лес с отдельными кедрами и черными обгоревшими стволами кедров, которые резко выделялись на яркозеленом фоне листвениц. Мне не раз и потом случалось видеть такие пожарища, где огонь палил по выбору только одни кедры, не трогая листвениц и лишь оставляя черные следы на основаниях [их] стволов. Я думаю, это объясняется большой смолистостью кедровой хвои. Дальше по Ачелману лес делается все реже, отдельные деревья сильно изуродованы, а между ними появляются густые заросли кустарной могучки (Potentilla fruticosa) с яркожелтыми цветами, приземистая и карликовая береза (Betula humilis u В. nana); хотя нужно сказать, что этот вид могучки встречается и глубоко в долине, например, по берегу Катуни.

   Перейдя небольшой ручей Кулея, -- левый приток Ачелмана, -- мы повернули вправо, на север, и подвигались вдоль его течения; перейдя его еще раз, мы начали медленно подниматься по очень широкому лугу, который ограничен справа и слева правильными линиями леса из листвениц и кедров и на север ведет к перевалу Боже. В полуверсте от нас на яркопестром фоне луга мелькнул табун одичавших лошадей. Сначала они насторожились и внимательно вытянули морды, а потом шарахнулись в сторону и скрылись на опушке леса. Слева, в истоках Кулея, мелькал другой такой же табун. Калмыки с весны угоняют лошадей на тайгу, т. е. в горы, и предоставляют их самим себе, не видя целые месяцы. В большинстве случаев и зимой лошадь остается на подножном корму, для чего выбираются такие склоны гор, где ветрами сдувает большую часть снега, и до травы докопаться не трудно.

   В полчаса, постепенно поднимаясь, мы переехали широкий луг и были на хребте перевала Боже, где местами выдаются нагромождения голых скал с небольшими изуродованными кедрами, засевшими в трещины. Некоторые кедры приняли даже стелющуюся форму. Высота перевала Боже -- около 1 940 м. Отсюда на север открывается широкий видна долину речки Боже, которая скрывается глубоко внизу в зарослях кедрового леса; за ней возвышается массив Алтын-ту с двумя овальными вершинами наподобие куполов. Лес, начинаясь немного выше середины горы, густо покрывает крутые гривы, сбегающие в долину; у своей верхней границы лес иногда расступается и оставляет место небольшим полянам; выше их только группы деревьев как бы делают тщетные попытки взобраться выше, но ими дело и кончается. Выше видны широкие альпийские луга, а еще выше каменистые россыпи, из которых состоят и самые вершины, с небольшими пятнами снега.

   Долина р. Боже с запада замыкается крутым барьером гор, -- здесь исток реки, -- на востоке в синеющей дымке скрывается за поворотом.

   С этого перевала нам нужно было спуститься в долину к речке и потом вновь подниматься уже на самую Алтын-ту. Спуск довольно крут; сначала он идет по густым зарослям карликовой березы, которые перемежаются с неудобными каменистыми россыпями; несколько ниже встречаются отдедьные кедры, постепенно переходящие в негустой кедровый лес. Весь пол между деревьями затянут однообразно зеленым, мягким ковром плотного мха с рассеянными по нему кустиками черники и брусники. Кроме крутизны, спуск неприятен еще тем, что ковер мха часто прорывается, и тогда ноги лошади проваливаются куда-то глубоко, особенно около корней кедров. Вероятно, мох прикрывает собой большую каменистую россыпь, а корни деревьев приподнимаясь над камнями, держат натвесу и мох. Лавируя между стволами кедров, объезжая беспорядочно наваленные мертвые стволы и минуя густые заросли той же карликовой березы, мы затратили около сорока минут, чтобы спуститься к бурливой речке Боже. Она здесь не шире Ачелмана и тоже завалена крупными камнями; по обе стороны вдоль берега в виде двух гряд навалены громадные глыбы, густо заросшие кустарниками и высокой травой, а между ними топь. Русло речки переходится легко, но на этой путанице глыб с кустарниками лошадь скользит, проваливается в щели и часто готова упасть.

   За р. Боже сейчас же начинается крутой подъем в густом кедровом лесу; здесь почва тверже, хотя тоже покрыта мхом. Между стволами кедров засели жимолость, спирея и другие кустарники, а на фоне мха выделяются розетки бадана с розовыми цветами, коврики седмичника, красная саранка и синий водосбор. Мы поднимались крутыми лесистыми гривами, между которыми образовались глубокие овраги с журчащими ручьями, заросшие высокой травой; на хребте грив местами лес немного расступается и дает место небольшим голым площадкам, усыпанным хвоей и пустыми шишками. Нужно было около двух часов постоянного утомительного подъема, чтобы вновь достичь границы леса. Здесь лес расступается все больше и больше, наконец только отдельные клумбы кедров и листвениц делают последние попытки расселиться выше. Между ними раскинулись широкие альпийские поляны; покатый луг пестреет разнообразными яркими оттенками; красный копеечник (Hedysarum obscurum), желтый сочевичник (Orobus luteus), розовая горлянка (Polygonum bistorta), молочай (Euphorbia lutescens), высокая белая чемерица (Veratrum album), голубая медунка (Pulmonaria mollis), два мытника (Pedicularis elata и P. uncinata) сплелись там, где посуше, а у маленького холодного ручья столпились оранжевые огоньки (Trollius asiaticus), синяя сверция (Swertia obtusa), палевый гравилат (Geum rivale), яркожелтый курослеп (Caltha palustris), осока (Garex nigra) и миловидные незабудки (Myosotis sylvestris). И все это разрослось так сочно и пышно, так щедро раскрасившись в яркие цвета. Из высокой травы из-под ног лошадей с шумом и хлопаньем вырвалась копалуха [самка глухаря], и, усевшись на ближайшую лиственицу, жалобным клохтаньем собирала разбежавшийся выводок.

   Был полдень, солнце припекало, лошади сильно утомились, и необходимо было сделать привал. Для этого мы расположились под густым кедром на краю большой поляны, облюбовав это местечко и для предстоящего ночлега. Вниз поляна постепенно суживается и скоро совсем замыкается густым лесом; за ним, как раз против нас, на юге, тянется хребет Боже, на высоте которого мы находимся; дальше -- еще синие хребты с белыми пятнами; над ними главенствует снежный Бёлэр. Тишина полная; густые мохнатые ветви кедров, облитые лучами полуденного солнца, не шелохнутся; только издалека с другой гривы доносится какое-то жалобное мурлыканье, -- "нето копалуха скучает, нето медведица с ребятами развлекается", -- пояснил бывалый толмач.

   Однако уже два часа; нужно торопиться, чтобы сегодня же добраться до вершины: в такую погоду и духи бессильны закрыть вершину священной горы, а что будет завтра -- неизвестно. Оседлав лошадей и спрятав запас между корнями кедра, мы выступили и через четверть часа выехали из области леса. Лиственица отстает раньше, и последним вверх гордо выходит все-таки кедр; но посмотрите, что это за дерево, и во что ему обходится первенство! С южной и юго-западной стороны все ветви засохли и обвалились, с северной и северо-восточной прекрасно сохранились; верхушка чаще тоже погибает; и все дерево, как бы взъерошенное на северо-восток, туда же и наклонилось. Эта оригинальная форма дерева зависит, конечно, от сильных губительных ветров, которые по всей Западной Сибири дуют упорно с юго-запада на северо-восток. Нужно удивляться, что деревья не вырваны с корнем; но для этого дерево тоже приспособилось: толстые, как канаты, корни образуют около основания ствола мощные подпорки, которые тянутся на аршин и больше по каменистой почве, пока зароются в нее. Случается, что под самым стволом лежит громадный камень, точно нарочно подложенный туда, и тогда канаты-корни оплетают его со всех сторон и потом исчезают в трещинах скалы, так что воздушные части корней достигают до полутора аршина; при этом основание ствола сильно расширяется и как бы расплывается по камню. Часто последние кедры оказываются до того пострадавшими от губительных ветров, что дерево на 3/4 посохло, сохранились две-три нижние ветви, и непременно с северной стороны.