Шотландия: Путешествия по Британии

Наверное, вот такие трагедии и формируют атмосферу Сент-Мэриз-Лох. Если принять во внимание все соленые вдовьи слезы, выплаканные за столетия, всю горечь загубленных молодых жизней, весь ужас неожиданных вражеских набегов и ответных рейдов, становится понятно, почему это озеро даже в самый пригожий солнечный день выглядит сумрачным и задумчивым. Или, как выразился Вордсворт, погруженным в «пасторальную меланхолию».

На пригорке неподалеку от Сент-Мэриз-Лох я обнаружил бронзовую статую. Она изображала сидящего мужчину в перекинутом через плечо шотландском пледе. У его ног примостилась пастушья собака. Задумчивый взгляд мужчины устремлен на озеро и далекий водопад с названием Хвост Серой Кобылы. Это памятник Джеймсу Хоггу, Эттрикскому пастуху, как он сам себя называл. Один из величайших певцов Шотландии являл собой — наряду с Робертом Бернсом — классический пример природного гения. И памятник задуман так, чтобы увековечить Джеймса Хогга на фоне его родной природы — так сказать, в естественных декорациях, в которых разыгрывалась история его жизни.

Хогга по праву можно считать одной из самых выдающихся личностей своей эпохи. А ведь судьба не радовала его подарками, и возможностей у простого мальчика из англо-шотландского пограничья было куда меньше, чем у того же Бернса. Хогг родился в бедной семье пастуха, читать и писать он выучился самостоятельно. По собственному признанию поэта, он и года не проучился в школе. В семь лет он уже пас овец, в двадцать стал профессиональным пастухом у мистера Лэдлоу из Блэкхауса, в тех самых местах, которые описываются в балладе «Трагедия Дугласа». Юноша не только выучился грамоте, но и начал складывать стихи. Можно сказать, что Хогг, как и Роберт Бернс, всю жизнь провел в нескончаемой борьбе с окружающим миром. И хотя, полагаю, он многое отдал бы за то, чтобы вырваться из этой суровой и негостеприимной среды, но надо признать: именно она, эта неблагоприятная среда, вдохновила Хогга на создание его лучших произведений. Он был уникальным поэтом. Мог на протяжении нескольких страниц рассуждать о какой-нибудь банальной чепухе, а результатом становились безупречно прекрасные стихи. В отличие от Бернса, он не любил тратить время на рефлексию и самокритику. В глубине души он всегда оставался крестьянином, правда, не в том традиционном смысле, как его понимали шотландцы. Вальтер Скотт был очень дружен с Хоггом и прощал ему многие странности характера. Вообще, мне кажется, что отношение Скотта к этому человеку свидетельствует о мягкости и широте души мэтра шотландской литературы. Хогг, в свою очередь, тоже восхищался талантом Вальтера Скотта и даже — сознательно или бессознательно — копировал творческую манеру своего знаменитого друга. Но особой благодарности за помощь (причем, не только материальную) не выказывал. Скорее, воспринимал его великодушие как должное, чем нередко обижал Скотта. В натуре Хогга присутствовала какая-то грубость, что вообще-то не свойственно шотландским крестьянам. Рискну предположить также, что ему была знакома и некая извращенная форма профессиональной ревности и даже зависти. Хогга неоднократно (и вполне справедливо) упрекали в чрезмерном тщеславии. Но мне кажется, что пастух, сочиняющий бессмертные строки, имеет все основания собой гордиться. Во всяком случае, нельзя судить его за это слишком строго. Зато никто не посмеет обвинить Хогга в мелочности и скупости. Напротив, это был открытый и великодушный человек, и двери его дома всегда были распахнуты для друзей и соседей. Скромная ферма в Элтриве стала не в меньшей степени центром общественной жизни, чем знаменитый Абботсфорд.

Если Бернс в своем творчестве воспевал род человеческий, то Джеймса Хогга можно назвать певцом природы во всех ее таинственных проявлениях. Ему, как никому другому, было свойственно острое чутье на все сверхъестественное. Магия и чародейство были у Хогга в крови. Долгие годы он бродил с овцами по зачарованным пустошам Эттрика, ночевал на берегах ручьев, которые облюбовали для себя местные призраки. Думается, за это время он перезнакомился со всеми эльфами в округе и стал знатоком волшебного мира приграничных легенд. Однако время от времени в его балладах проскальзывали задушевные, человечные нотки, характерные, скорее, для поэзии Роберта Бернса. Показательно в этом отношении стихотворение, которое Хогг посвятил своей старой овчарке. По моему глубокому убеждению, эта поэма достойна занять место во всех поэтических антологиях. Никогда еще ни один человек не писал с такой нежностью о своей собаке.

Да за одно только это трогательное стихотворение, посвященное собаке, я готов простить Хоггу всю его грубость (вольную или невольную) по отношению к людям. И пастух, написавший такое, страдал оттого, что в свои двадцать пять лет ему не хватало «образованности», чтобы записать стихи на бумаге! Он изучал алфавит рядом с овцами на пастбище. Вырезал буквы в дюйм высотой, а для своей книги использовал сланцевые породы на склонах холмов. Бедный честолюбивый Хогг! И позже мы видим его за работой: он сидит, скрючившись, у замшелого валуна на берегу Ярроу-Уотер. В руках перо, в петельку камзола вставлена чернильница. Хогг пишет — он поверяет бумаге детали видимого и невидимого мира, который его окружает. Признание пришло к нему гораздо позже, уже в сорокапятилетнем возрасте. Но даже и тогда неудачи преследовали Хогга во всех его начинаниях. Если ему удавалось заработать какие-то деньги, то он обязательно их терял. Вышедшая в свет книга стала предвестником банкротства издателя. Казалось, в его жизни наметились изменения к лучшему, когда он получил в аренду ферму на берегу Элтрив-лейк. Это был подарок его покровительницы герцогини Бакклеух. Дальнейшая жизнь Хогга предстает перед нами в воспоминаниях Аллана Каннингема. Он описывает Эттрикского пастуха как владельца «самой лучшей в Ярроу форели, самых замечательных овец на ее берегах, самых жирных тетеревов на склонах окрестных холмов, а также тишины и покоя вокруг». Читатель мог бы вздохнуть с облегчением. Но вот вопрос: а какой прок от этой форели, тетеревов и баранины, также как и от «тишины и покоя», если в ваш дом постоянно ломится толпа, которую надо любыми средствами развлекать?

Еще совсем недавно Хогг благоденствовал под крылышком у своего знаменитого друга Вальтера Скотта. Он сумел идеально вписаться в идиллический пейзаж Абботсфорда, заняв место среди тех, кто грелся в лучах славы великого шотландского писателя. И вот теперь он лишился этого теплого и удобного пристанища и вынужден был один на один противостоять своей неожиданной славе и холодному, оценивающему взгляду потомков. Нежданно-негаданно он приобрел вес и значимость, куда большие, чем имел при Скотте — почти такой же, каким обладал в глазах своих бывших односельчан. Задумаемся, легко ли внезапно вознестись на вершину литературного Олимпа, завоевав звание второго (после Бернса) национального поэта. Если вы хотите познакомиться с лучшими образцами творчества Хогга, почитайте его поэтические сборники «Килмени», «Колдунья из Файфа», «Пробуждение королевы» — это действительно маленькие шедевры.

Однако Хогг был не только самобытным поэтом, он писал также и великолепную прозу. Чего только стоит его живое и остроумное описание первой встречи с Вальтером Скоттом, опубликованное уже после смерти великого мэтра.