Саянский дневник

28 августа

Итак, судьба одарила нас еще одним испытанием. Сейчас три часа дня. Мы лежим в палатке, распластавшейся на крутом склоне у отвесной вертикальной стены. На нас надеты все теплые вещи, включая шапки, носки и варежки, но тепла все равно мало. Изо рта валит пар. Градусник показывает 4,5°. Скала вся сочится водой, от нее веет холодом. По тенту изредка стучит снежная крупа, принесенная порывом ветра.

Где же наше небо голубое?

Инструктор сегодня, кажется, не спал всю ночь и через каждые полчаса освещал жучком ручные часы — боялся проспать. Поднял он нас еще в кромешном мраке. Дрова были заготовлены накануне, скоро уже весело трещал костер, и булькала в кастрюле вода. Штурмовой завтрак состоял из мяса, манной каши со сливками, хлеба с паштетом и черного кофе. Кофе варил Петя, как знаток этого дела. Пока мы завтракали и собирались, совсем рассвело.

Небо постепенно бледнело. Прямо над нами проплыли две совсем прозрачные, розовые тучки, где-то в конце долины висело одинокое лиловатое облачко. Ничто не предвещало ненастья. Только все небо было чуть подернуто едва уловимой серой дымкой. Инструктор утешил нас, что это поднимается утренний туман. Грандиозный опять горел на восходе самыми яркими красками, на какие только способна утренняя заря в горах, и звал нас.

Послушные его зову, мы покинули свой лагерь — приют пяти — и уже без четверти семь шагали вверх по склону, осыпаемые каплями не то вчерашнего дождя, не то утренней росы, осевшей на траве.

Первые метры подъема приходилось продираться через мокрые кусты и высокотравье, через папоротник, доходивший почти до плеч. Но потом мы выбрались на более крутой склон, и дело пошло быстрее. Небо затянулось плотной серой пеленой, было прохладно. Высокотравье сменилось невысоким травянистым покровом, уже побитым первыми заморозками.

Примерно с половины высоты хребта среди желтых и красных листьев появились увядшие и поникшие цветы железистого водосбора и ромашки с печально опущенными мокрыми лепестками. Зато кто себя чувствует здесь великолепно — так это незабудки. Они здесь такие крупные и такие синие, как, наверное, нигде на свете. Ведь наши обычные незабудки, растущие в сырых местах, так далеки от неба, что получают от него только слабый голубой цвет. А тут они растут под самым небом, на высоте, где ходят облака, и потому они такие бездонно-синие. Мы набросились на них, засунули по цветку в записные книжки, по букетику в петлицы и карманы штормовок, а Сашка даже кокетливо прицепил стебелек с цветами к своему берету.

Небо тем временем потемнело, облака спустились ниже. Вершина Грандиозного окуталась туманом, он явно гневался, видя, что кто-то хочет нарушить его покой. Скоро последовала и первая контратака — в лицо нам задул сырой ветер, по штормовкам застучал крупный дождь.

Мы идем по осыпям. При каждом шаге целые груды породы сдвигаются со своего места. Камни, как живые, качаются под ногами, выскакивают из-под ботинок и, высоко подпрыгивая, с грохотом несутся вниз.

Начинают стынуть мокрые ноги, коченеют руки, под штормовкой уже промокла ковбойка, и туда тоже забирается холод.

А Грандиозный продолжает отчаянное сопротивление — вершина его беспрерывно курится, и оттуда на нас идут одна за другой волны тумана. Выше хребта, по которому мы идем, уже ничего не видно. В цирк через зубчатую стену тяжело переваливаются клочья свинцовых туч.

Совершенно ясно, что и сегодня восхождение срывается. Надо становиться на ночевку и ждать прояснения. Пока что предвидится только ухудшение погоды. Невольно вспоминаются слова Федорова из книги «Два года в Саянах»: «В конце августа и начале сентября все подобные попытки (восхождения на пик) наверняка обречены на провал».

Под нами крутой склон, остановиться на ночлег нельзя. Если спуститься обратно в долину, к лесу, то завтра опять можем упустить хорошую погоду на первом участке подъема. Нужно ночевать где-то здесь. Дальше по ходу на крутой стене Грандиозного четко видны два наклонных карниза, зеленеющих мхом и травой. Решаем ночевать на нижнем, шириной пять-шесть метров, с уклоном около 30°. Вверх от него — отвесная черная скала, плачущая крупными каплями, вниз — отвесный обрыв метров на сто, под ним — осыпь крупных камней. Пользуясь тем, что карниз в основном насыпан из мелкого щебня, ледорубами разравниваем небольшую горизонтальную площадку и натягиваем тент открытой стороной к скале. У скалы укрепляем его на альпенштоках и ледорубе, которые удается воткнуть в расщелины. Нижний край палатки растягиваем уже просто на камнях.

Воды поблизости нигде нет, но мы легко выходим из положения, подставляя котелки и кружки под нависающий край плачущей скалы, и они быстро наполняются ее ледяными, прозрачными и совершенно безвкусными слезами.

Итак, висячий лагерь оборудован с максимально возможными в данных условиях удобствами.

Перед тем как залечь в палатку пережидать непогоду любопытный летописец, а потом и Танюшка карабкаются наверх и немного назад, на острый гребешок хребта.

Подходим к краю, заглядываем вниз — и невольно отшатываемся. Под нами пропасть, в которую хребет обрывается отвесной стеной. Далеко внизу видны серые лбы скал, снежники; правее — вертикальная стена Грандиозного, на которой каким-то чудом держатся языки льда и снега. Но все это мы видим буквально одно мгновение. Все закрывают клубы облаков, спускающихся с Грандиозного и поднимающихся снизу, из котлована. Там, внизу, творится что-то невообразимое. Это поистине адский котел, в котором без конца кружатся серые клубы тумана, то поднимаясь, то опускаясь и только иногда открывая в своих разрывах зияющую бездну. Мы торопимся уйти подобру-поздорову, потому что это адское варево явно закипает, поднимается кверху и норовит перелиться на нашу сторону хребта. Но не успели мы спуститься и на тридцать метров, как над хребтом показалась седая волна тумана, перевалила его и догнала нас.

Сразу исчезло все — и гребень хребта, и стена, под которой была наша палатка. И плохо бы нам пришлось, если бы мы не успели добраться до своего карниза в промежуток между первой и второй волной. Только мы дошли до своих, как все кругом опять замутилось, и не стало видно ничего — только стена, блестящая от воды, и прильнувшая к ней оранжевая палатка.

Итак, мы окопались и залегли. Осада Грандиозного продолжается.

Проснулись около пяти часов. Палатка вся светится розовым светом, и это не оптический обман — над нами голубое небо, и наш склон освещается солнцем.

Первым нашим порывом было — скорее наверх. Но это был слишком поспешный вывод: во-первых, было уже поздно, даже успев подняться до темноты, мы не успели бы спуститься; во-вторых, голубое небо стремительно уходило вниз по долине, а со стороны Грандиозного опять надвигались низкие темные тучи. Поэтому ограничиваемся прогулкой с фотоаппаратом на тот же хребетик. Сейчас оттуда открывается великолепный вид на север — голубые и синие хребты, а над ними вереницы облаков, непрерывно меняющих свою форму и величаво уплывающих все дальше. В одном месте серо-лиловые облака точно проведены по небу небрежным мазком кисти, в другом они ослепительно белые, как нежнейшая пена, вдали они сливаются в одно сплошное облачное море, а над ними, высоко в синеве неба, гордо проплывает одинокое седое облако, похожее на корабль.

Отсюда хорошо видна долина ручья Разведчиков, по другую сторону хребта — долина ручья, образованного большим водопадом.

Наша горка, на которую мы лазали для разведки, отсюда выглядит небольшим холмиком. Даже как-то неудобно, что мы были страшно довольны, когда взобрались на нее. Ярко зеленеют склоны долины, издали кажется, что там не высокотравье и не цепкие кустарники, а шелковистая трава. По склону сбегают вниз темные полоски таежек — островков из кедра, которые постепенно редеют по мере приближения к цирку. По самому верху хребта идет коричневая полоска — точь-в-точь, как на шкуре изюбра.

А на цирк не хочется смотреть: в него беспрерывно ползут грозовые облака, отливающие синевой.