Загадки и трагедии Арктики

Капитан II ранга флигель-адъютант Б. А. Вилькицкий принял под командование эскадренный миноносец «Летун» и вступил в сражения с германским флорой на Балтике. Вскоре свершилась - революция, и Борис Андреевич остался на родине, все в том же Главном гидрографическом управлении. Большевистское правительство, даже в самые трудные для республики времена уделявшее особое внимание освоению Заполярья, назначило его руководителем новой, советской ГЭ СЛО. Несмотря на отчаянные тяготы гражданской войны, на это очередное арктическое предприятие были уже выделены средства, однако интервенция на" Севере сорвала все планы. Экспедиционные суда, оказавшиеся в чужих руках, были уведены за границу, а сам Вилькицкий сделался эмигрантом и на протяжении многих десятилетий именовался не иначе, как «контрреволюционер» и «недобитый белогвардеец».

Одна очень и очень существенная деталь: в 1923 и 1924 гг. по приглашению наших внешнеторговых организаций капитан Вилькицкий возглавлял советские (!) Карские товарообменные операции (закупленные на Западе товары обменивались на сельскохозяйственную продукцию Сибири) — вот сколь велик был авторитет мореплавателя. Обе эти экспедиции в устья Оби и Енисея прошли успешно, с прямой выгодой для молодого государства. Кроме того, Вилькицкий принимал участие в работе созданного при акционерном торговом обществе «Аркос» бюро Северного морского пути, обобщая опыт своих плаваний в Карском море, давая практические рекомендации по вопросам навигаций в Арктике. Иными словами, бывший флигель-адъютант продолжал преданно служить России!

Затем долгие годы Борис Андреевич работал в Бельгийском Конго, изучая гидрологический режим африканских рек, и умер в Брюсселе в 1961 г., успев отметить свое семидесятипятилетие и ничем не скомпрометировав себя в глазах Советской власти. Более того, он до конца дней мечтал возвратиться на родину, и фонд № 19 хранит соответствующую переписку на эту тему между бывшим корабельным врачом Старокадомским и бывшим лейтенантом Евгеновым. В письмах они размышляют над тем, как бы помочь их прежнему командиру вернуться в СССР, как бы исхлопотать для него при этом заслуженную пенсию. Доктор горько сетует на то, что имя Вилькицкого даже не упомянуто в Большой Советской Энциклопедии (во 2-м издании), а это «ненормально, неблагодарно», заключает он.

Да, эмигрантская судьба Вилькицкого и ряда других офицеров ГЭ СЛО, несомненно, способствовала забвению на родине самой экспедиции, вот и стала она в результате «пропавшей». К тому же многие коллеги командира в отличие от него взяли в руки оружие, чтобы бороться с новой властью, причем был среди офицеров капитан II ранга, участие которого в единственном, самом первом по счету плавании «Таймыра» и «Вайгача» вызвало почти полувековой заговор молчаний вокруг всей экспедиции, наложило «табу» на любой объективный разговор о ней. Его звали Александр Васильевич Колчак.

Колчак... Верховный правитель России, казненный в 1920 г. Два последних года из отпущенных ему судьбой сорока шести лет он был ярым противником Советской власти. А кем и чем был он (если следовать любопытствующей анкете) «до семнадцатого года»? Ответ таков: А. В. Колчак был крупным полярным исследователем, храбрым гидрографом-изыскателем, искусным флотоводцем. И вот такого Колчака мы, сегодняшние, не знаем совсем.

Современный «Советский энциклопедический словарь» аттестует Колчака как адмирала, одного из главных организаторов контрреволюции в гражданскую войну и командующего Черноморским флотом во время мировой войны — и все! А где его участие в обороне Порт-Артура? Где ГЭ СЛО, где гидрографические исследования реки Колымы и морей Ледовитого океана, плавания на «Заре» в составе Русской полярной экспедиции под начальством Э. В. Толля? Где, наконец, основополагающий теоретический труд «Лед Карского и Сибирского морей», изданный в 1909 г., на котором выросли самые именитые наши арктические исследователи и мореплаватели?

Ныне мы возвращаем многие имена, и, слава Богу, кажется, уже не нужно изощренно искать тому особые оправдания — людям все больше становится ясно, что История требует одного: объективности. Давно уже вернулись в Россию и «белый барин» Ф. И. Шаляпин, и не признавший Октября нобелевский лауреат И. А. Бунин с его «Окаянными днями», и монархист В. В. Шульгин, и эсер Б. В. Савинков, а сравнительно недавно — и П. А. Столыпин, о котором десятилетиями упоминали лишь в качестве своеобразного приложения к «столыпинскому вагону» и «столыпинским галстукам», т. е. виселицам...

Уместно вспомнить здесь еще об одном деятеле прошлого, генерале Якове Александровиче Слащове, ставшем для М. А. Булгакова прообразом генерала Романа Хлудова в «Беге». Этот командир корпуса деникинской армии, затем врангелевец, был одним из самых яростных контрреволюционеров. Эмигрировав с остатками белых войск, он в 1921 г. вернулся, был тогда же амнистирован, служил в Красной Армии, преподавал на курсах «Выстрел» и был застрелен в 1929 г. неким Коленбергом, отомстившим генералу за своих близких, замученных по его приказу. Якову Александровичу более или менее объективное место в отечественной истории (и даже искусстве), как видим, нашлось, и, к слову сказать, «стены не рухнули»!

Что и говорить, вряд ли может вызвать симпатию адмирал, зверства которого в 1918—1919 гг. наводили ужас на людей. Но сейчас речь идет о другом Колчаке, об арктическом мореплавателе, с риском для жизни прокладывавшем маршруты будущих навигаций в Северном Ледовитом океане. Продолжать перечеркивать его имя, по-моему, глубоко несправедливо. Более того, его необходимо вспомнить как можно основательнее, потому что с ним тесно связаны имена и судьбы многих других, очень достойных людей. Семьдесят лет на них как бы лежит мрачный отсвет имени верховного правителя России, с которым они когда-то плавали в полярных морях, делили один спальный мешок и одну краюху хлеба, делая общее гуманное дело, служа отечественной военной гидрографии. О некоторых из них у нас еще будет случай поговорить подробнее, а теперь обратимся к дальнейшей судьбе ГЭ СЛО.

Война и революция оставили от нее обширное «белое пятно». Ее участники оказались разбросаны кто куда, разведены в прямом смысле «по обе стороны баррикад». Столь же разрозненны, а то и безвозвратно утрачены оказались и экспедиционные материалы. Значительная часть бумаг была в 1918 г. эвакуирована из фронтового Петрограда в тихий Ярославль, но там вскоре вспыхнул мятеж, и здание, где хранились документы, сгорело дотла.

К счастью, погибло далеко не все. Некоторые бумаги в итоге осели в Центральном государственном архиве Военно-Морского Флота и уже известных нам фондах Географического общества СССР в Ленинграде. Кое- что осталось в руках участников экспедиции, а со временем — в их семьях. Отдельные документы начали постепенно перекочевывать из личных архивов в государственные хранилища, например, в Центральный государственный архив народного хозяйства в Москве, где несколько лет назад был создан специальный личный фонд полярных исследователей. В общем, несмотря на чувствительные и порой невосполнимые утраты, экспедиционные документы все же продолжали существовать. Чтобы собрать их воедино, требовалась личность особенная: специалист, эрудит, энтузиаст и подвижник одновременно. Такой человек нашелся. Нетрудно догадаться, что я имею в виду Николая Ивановича Евгенова.

Он занялся этой, поначалу казавшейся совершенно безнадежной, деятельностью еще в 20-е гг. Начал переписку с оставшимися в живых сослуживцами, с их близкими и друзьями, с друзьями друзей. Но работа полярного гидрографа все время отвлекала Евгенова. Он вел изыскания на реках Лена и Оленёк, на Новой Земле, руководил Карскими морскими экспедициями. В страшном 1938 г. его надолго лишили права на доброе имя... Но в середине 50-х гг. он снова вернулся к главной теме своей жизни (в многочисленных письмах и других документах Николай Иванович обычно так и писал: «Тема», — и любой адресат отлично понимал, о чем идет речь).