Берег черного дерева и слоновой кости(изд.1989)

— Что такое? — спросил Тука.

— На моем судне нет доктора, а так как я отправляюсь в Бразилию, чтобы продать там от четырех до пяти сот негров, за которыми иду в Бенгелу, то я сочту за большое счастье, если мсье Жилиас пожелает быть главным начальником санитарной службы на «Осе» в продолжение этих двух плаваний.

— Ваше предложение очень естественно,— отвечал Тука,— и я убежден, что мой друг Жилиас сочтет за величайшее удовольствие оказать вам эту маленькую услугу.

— Но это еще не все. У меня куча дел по отчетности, требующих знания опытного делового человека, и мсье Тука окажет мне великое одолжение, если согласится принять обязанности главного администратора по корабельному хозяйству и обер-эконома по переселению негров.

— Ну конечно, — поспешил вмешаться Жилиас, страстно желая услужить своему другу, — ваше предложение осуществляет лучшие желания Тука.

— Но это надо обдумать хорошенько, — осмелился заметить Тука робко.

— Господа, мои предложения нераздельны, — сказал Ле Ноэль холодно, изменившимся тоном. — Впрочем, позвольте мне заметить, что я принимаю только ваши собственные предложения, заявленные вами прежде.

— В таком случае мы обязаны на то согласиться.

— Вы правы, и я должен еще заявить, что вам, как и всем служащим у меня, последует премия от двадцати до тридцати тысяч франков на каждого. В случае отказа я отправляю вас испить до конца полную чашу в море.

— Честное слово, капитан, вы предъявляете такие иску-сительные доводы, что нет возможности вам сопротивляться! — воскликнули друзья хором.

— Не забудьте, господа, что, когда последний негр будет выведен из моего корабля, вы получите свободу отправляться куда угодно и разглашать, что вы находились пленниками на «Осе», а вы, господин Тука, можете отправить вашему начальству столько донесений, сколько будет охоты, и пояснить к тому же, что командир судна, торгующего неграми, Ле Ноэль пустил ко дну военный корабль «Доблестный».

— Капитан, позвольте еще одно слово, — сказал Жилиас с дальновидностью, часто изумлявшей его друга Тука.

— Я вас слушаю.

— Что вы намерены делать с этими юношами?

— Ничего; они дали мне слово не искать средств для бегства с корабля, и этого для меня достаточно.

— Ну а что, если бы вы приказали им быть нашими помощниками в наших новых обязанностях?

— Это зачем?

— Ввиду будущего донесения о нашем настоящем положении весьма неблаговидным окажется, что наши подчиненные настолько заслужили ваше уважение, что сохранили свою независимость. Поймите, какую неблагоприятную тень это бросило бы на нас двоих.

— Не думаю, чтобы они согласились.

— О, капитан, вероятно, вы не представили им могущественных аргументов, которыми осчастливили нас.

— Пускай будет по-вашему; не желаю вам отказать в первой вашей просьбе со времени вашего поступления в штат «Осы». Я потолкую с ними.

Произнеся последние слова с насмешливой улыбкой, Ле Ноэль простился со своими собеседниками и поспешил в каюту, чтобы дать свободу веселому расположению духа…

— И как это пришло в голову адмиралтейскому интендантству отправить нас на невольничьей шхуне? — сказал Тука, уходя с Жилиасом в свою каюту.

Чтобы исполнить данное обещание, командир велел пригласить к себе молодых людей и с очевидной шутливостью объявил им, что по желанию их прямого начальства возвел их в чин помощников обер-эконома и начальника врачебного округа, и, пояснив причины своего поступка, заверил юношей, что им предоставлена полная свобода действий.

Гиллуа и Барте невольно рассмеялись, думая, что их начальники, малодушие которых было им вполне известно, действовали так только потому, что капитан пристал к ним с ножом к горлу. Ле Ноэль не стал сообщать об обещанной премии, а оба друга по выходе из капитанской каюты подтвердили своему начальству, что не оставят его и подпишут донесение морскому министру такое, какое ему угодно будет составить.

Опять превращаясь в купеческое судно, «Оса» снова прикрылась снастями парусной шхуны. Жилиас и Тука были на другой же день утверждены в своем новом звании, и если бы молодые пассажиры не отказались от общего стола, то жизнь на корабле потекла бы обычным чередом.

Двадцать два дня спустя шхуна прибыла к одиннадцати часам к берегам Бразилии.

Командир отдал приказание лечь в дрейф и выпустить три сигнальные ракеты, которые, описав длинную кривую линию в пространстве, потухли в волнах.

Великолепна была эта ночь: мириады звезд отражались, точно в зеркале, в тихих и безмятежных водах океана; очарование было так велико, что «Оса», казалось, плавала по небесному своду; вдруг поднялась с земли ракета и разорвалась снопом звезд — то был сигнал с берега, — и по распоряжению вахтенного большой фонарь был выставлен на передней мачте.

Час спустя по направлению к шхуне двинулась черная точка, и вскоре к судну причалила туземная шлюпка; быстро вскарабкался по трапу какой-то человек и бросился прямо на палубу.

— Здравствуйте, дон Иоакимо, — сказал Ле Ноэль, выходя к нему навстречу.

— Добрый вечер, капитан, — отвечал неизвестный посетитель.

Не обменявшись больше ни словом, оба поспешили в кают-компанию, где и заперлись.

— Ну, какие известия? — спросил капитан.

— И хорошие и дурные!

— Неужели же, вопреки вашей депеше Ронтонаку, вы ничего не можете нам заказать?

— Успокойтесь, в шифрованной депеше многого не скажешь. Эксперты черного кабинета так искусны, что рано или поздно мы можем попасться. Ронтонак писал мне, что за ним следят. Я просто уведомил его, что готов доставить ему груз кофе и красного дерева, а он на это отвечал, что отправит за ним «Осу». Ничего более я не мог сообщить ему, потому что мы приняли разумную привычку заключать наши условия здесь, на месте.

— Итак, что же из этого?

— Вот я и сказал вам, что известия худы, потому что палата и сенат в Рио восстановили забытые законы против торговли неграми и присоединили к тому проекты о самых строгих наказаниях для виновных в нарушении этих законов. Хорошие же известия проистекают из того же источника, потому что если палата запрещает торговлю рабами, не уничтожая рабства, то из этого не может следовать другого вывода, как тот, что плата за невольников удваивается. Для моей личной выгоды мне не следовало бы вам это говорить, но для вас моя игра всегда открыта, так как я нуждаюсь в более значительном грузе, чем когда-нибудь.

— Наши трюмы вмещают не более четырехсот негров.

— Я объехал только две провинции и переговорил с владельцами плантаций, мне необходимо шесть сотен рабов.

— Ну, что ж, придется нам потеснить их немножко. Какая же ваша цена?

— Три тысячи франков за мужчину в здоровом состоянии и три тысячи пятьсот за женщину.

— Полагаю, что эта разница делается не из простой галантности?

— Нет, законы против торговли неграми повысили цену на матерей.

— Понимаю… согласен на цену… А какие условия уплаты?

— Как всегда, переводами на банк Суза де-Рио.

— И на это согласен.

— К какому времени будет произведена доставка?

— Месяц плавания туда, сорок пять дней обратно: надо ожидать противного ветра. Для нагрузки товара довольно тридцати шести часов, так что я буду здесь к двадцатому или двадцать пятому ноября.

— Уговор кончен… Благополучия и успеха, капитан.

— До свидания, сеньор Иоакимо.

Без дальнейших церемоний бразильский торговец поспешил на свой челнок. Не успел он причалить к своему берегу, как «Оса» в свою очередь отправилась по дороге к африканским берегам.

К концу двадцати восьми дней, как предвидел командир, шхуна приблизилась к мысу Негро на берегу Бенгелы.

После заката Кабо повел «Осу» через узкий и извилистый залив, более чем на милю вдающийся в берег; с обеих сторон залива тянулись дремучие леса, не тронутые еще топором и тянувшиеся до таинственных и неизведанных берегов Замбези; то была область Рио-Мортес.

Вполне защищенная от всякого нескромного взгляда со стороны открытого моря, «Оса» в конце дня стала на якорь в узком входе в гавань. А несколько минут спустя явился на корабль мулат, агент Ронтонака на берегу Бенгелы.