В Америку и обратно

Перед игрой двое юношей показывают акробатическую езду на велосипедах под звуки стоящего тут же на поле оркестра. То без рук, то стоя, то задом наперед ездят они по полю. Публика остается довольно равнодушной. Один из них, чтобы расшевелить публику, садится задом наперед и едет, не держась руками за руль. Куда он едет, ему не видно. Через несколько минут он подъезжает к оркестру, тоже не замечающему его, и въезжает велосипедом прямо в спину трубача. Тот от неожиданности испускает какую-то дикую ноту, и оркестр перестает играть, а герой-велосипедист летит на землю. Это нравится публике, и она шумно аплодирует.

Через минуту выбегает на поле наша команда. Выбегает она гуськом, в одинаковых костюмах; все это очень красиво, и среди публики уже слышны разговоры о том, что мы их команду вдребезги разобьем. Идущий шагом и врассыпную противник совсем не имеет такого «боевого» вида. Три четверти публики уже вполне убеждено в нашей победе.

Но начинается игра, и это убеждение быстро исчезает. У противника играют  в с е, как это и должно быть, в тренированной команде. У нас же фактически трое выносят на себе тяжесть игры. Эти три товарища делают все, что в их силах, и добиваются того, что игра кончается счетом в 3—2. Но остальная команда, отвыкшая за время полуторамесячного перехода Пенсакола — Монтевидео, даже от того небольшого опыта, какой приобрела при играх во время стоянки в Мексиканском заливе, не втягивается в игру. Однако при наших силах результат 3—2 в пользу противника очень недурен, и мы остаемся им вполне довольны. Любопытно то, что публика, очень равнодушно принимавшая то, как забивали гол нам, буквально выла от восторга, когда мы забивали гол.

Перед отъездом мы получили красивую бронзовую статую под названием «Слава Труду» с металлической дощечкой, на которой было написано, что эта статуя является «трофеем» «Вацлава Воровского» от Красной федерации спорта Уругвая.

28 мая мы начали разгружать 1600 тыс. кубических футов леса, привезенных нами в Монтевидео. Разгрузка продолжалась необычайно долго, так как работа велась отвратительно. Только 30 июня кончили мы разгружаться.

Июнь — июль были месяцами необычайного упадка вывоза хлеба из Аргентины в Европу. В это время уже стало известно, что Россия будет в этом году вывозить хлеб за границу, и всякие крупные хлебные операции в Аргентине прекратились. Фрахт на перевозку тонны зерна в Европу, стоивший в апреле 28 шиллингов, упал до 12 шиллингов к июню, и сотни пароходов стояли на полтора — два месяца в Аргентине и Уругвае, не находя груза для себя. Одновременно с этой общей депрессией хлебного рынка были специально относящиеся к нам влияния. Играло роль то, что буржуазия не желала доверять свои грузы советскому судну, в то время как столько судов любых наций стояло без дела. Влияло еще и явное нежелание аргентинского правительства впустить нас в Буэнос-Айрес. Первоначально запретившее нам вход в порт, оно, под влиянием масс, вынуждено было нам это разрешить, но несомненно за кулисами сговаривалось с промышленниками о том, чтобы нам не было дано груза. Были еще рабочие, очень дружественно к нам относящиеся (из одного только Буэнос-Айреса мы получили 24 телеграммы с приветствиями). Если бы это зависело от них, то, конечно, мы были бы в Буэнос-Айресе. Но рабочие не дают грузов… по крайней мере в буржуазных государствах, и кончив 30 июня погрузку, мы вынуждены были первого июля выйти на рейд и ждать там распоряжений от нашего гамбургского агента.

На рейд к нам несколько раз приезжало из города человек по 40—50 уругвайских товарищей. Но, несмотря на их приезды, все же было отвратительное самочувствие. Хотелось ехать куда-нибудь, хотелось работать, а не стоять без дела в Монтевидео.

Так продолжалось до 8 июля. В этот день нами была получена телеграмма с предписанием итти с балластом на Кубу за сахаром, а оттуда на Европу. Настроение улучшилось. Правда, не сладок был еще один длинный переход (6000 миль) в балласте. В Караибском море июль — август являются месяцами ураганов, а попади «Воровский», идущий в балласте, в ураган, мы бы не много имели шансов на спасение. Но все же мы должны были куда-то пойти, что-то делать, а для нас это было главное.

Мы были совершенно готовы к отходу и ожидали только визы кубинского консула. Утром 11 июля капитан уехал за ней на берег. Весь день он не возвращался. Около часу дня приехало человек полтораста уругвайских товарищей попрощаться с нами. Не верилось в отъезд. По нашим расчетам, визы еще не было, раз капитан не возвращался так долго. Когда около 4-х часов товарищи уехали на берег, все мы прощались «до завтра». Следующий день был воскресенье, и мы условливались приехать в город — погулять еще раз с ними.

Около пяти часов приехал капитан. Виза была получена. Лоцман приехал. Отдаются последние распоряжения, и машина начинает работать. Мы выходим в морской канал. Еще час, и огни Монтевидео остаются позади. Позади остаются и те полтора месяца, которые мы так чудесно провели, благодаря радушию и гостеприимству коммунистов и рабочих Уругвая.

Семнадцатидневный переход в 4150 миль прошел очень хорошо. Сильное попутное течение и очень спокойный океан давали нам возможность очень быстро двигаться. 28 июля под вечер мы подошли к острову Тринидат и стали огибать его, чтобы подойти к столице острова — Порт-оф-Спань, где мы должны были взять уголь. Красивая гористая местность, масса зелени. Время от времени видны маленькие поселки. Иногда у берега покажется парусная шлюпка… Все это освещает луна. Вдали показались огни встречного парохода… Это было удивительно красиво. Заход в Порт-оф-Спань останется навсегда в моей памяти как одна из красивейших картин нашего путешествия. Ночью мы стали на якорь на рейде перед Порт-оф-Спань. Утром началась погрузка угля. В город ехать было разрешено, но поехали очень немногие. На пароход привезли громадные очень вкусные бананы, апельсины и другие фрукты. Уголь грузили корзинками с шаланд. Работали по погрузке почти исключительно негры, но вообще в английских колониях негры пользуются такими же правами и таким же уважением, как и белые. Это производит особенно хорошее впечатление после того, как так недавно мы видели в Соединенных Штатах пример унижения и порабощения черных.

Погрузка шла медленно, и только ночью она закончилась. Ночью же мы ушли, и следующее утро застало нас в Караибском море на пути к Кубе, в порт Сант-Яго.

Нашим портом назначения был порт Сант-Яго, на юго-западной оконечности Кубы. До Сант-Яго нам оставался только один день, все мы уже настроились по-береговому, как вдруг из Сант-Яго было получено предписание итти за грузом в Карденас, маленький порт в северо-восточной части Кубы. Мы отправились туда. Обогнули острова Гаити, Кубу и пошли вдоль ее восточного берега. Настроение было отвратительное, так как вместо того, чтобы сегодня еще отдохнуть на берегу после тяжелого перехода, нам приходилось итти лишние три дня по очень опасному, изобилующему мелями пути. Эти три дня показались всем нам тяжелее и длиннее, нежели весь предшествующий переход.

Наконец, 4 августа к 11 часам утра мы пришли на рейд Карденаса. Выяснилось, что погрузка сахара начнется только с 10-го числа. Потянулись длинные скучные дни. Единственно, что забавляло и развлекало нас, это описания нашего прихода кубинскими газетами. Одна из газет сообщила, что на пароходе едут две жены капитана (на судне были действительно две женщины — буфетчица и уборщица), и снабдила их именами Шлях-Тоф-Теодор и Анокеев Оладимио. Это были имена, конечно, перевранные, двух кочегаров из числа команды. Остальные газеты подхватили это сообщение, и какой-то досужий репортер, увлекшись, написал о том, как капитан любезно принял его к познакомил с одной из своих жен. Как мы потом выяснили, репортер этот вообще не был на пароходе.

6 августа днем у нас было заседание редакционной коллегии нашей еженедельной стенной газеты «На Горизонте». Чуть кончилось заседание, происходившее в ленинском уголке, как кто-то вбежал в уголок и сообщил, что приехали гости из Гаванны. Они вошли в уголок. Их было пять человек. Они сказали, что приехали по поручению коммунистической организации Гаванны поздравить нас с приездом на Кубу. Рассказали, что президент Кубы издал распоряжение не допускать схода команды на берег и посещения судна жителями, в случае, если «Воровский» придет в Гаванну. Мы читали об этом уже раньше в газетах, но считали это такой же уткой, как и двух жен капитана. Они показали нам распространяемое комитетом по встрече «Вацлава Воровского» «Воззвание протеста» против этих распоряжений.