Тропою дикого осла

Еду в Южную Сычуань, к священной горе буддистов Эмейшань (произносится «Оомейшань», высота 3075 м). По дороге, у города Люшань — 70-метровая статуя сидящего над речкой Будды. Флора у подножия Эмейшаня почти тропическая — бананы, орхидеи, маленькие пальмы. С 500 до 2000 м идут широколиственные леса, дальше — хвойные. Погода отвратительная. Облака слоями по 200-300 метров в толщину, проходя между которыми, видишь две плоских поверхности — сверху и снизу, уходящие к горизонту. В фауне — китайские макаки. Очень красивые храмы, особенно на вершине, куда взбираюсь в три часа ночи в густом тумане.

На гору можно за 200 Y подняться на носилках — двое «профи» втащат вас на высоту 900-этажного дома по крутым ступенькам почти бегом. Платят за это обычно женщины — видимо, им приятно, что их несут на руках (канатная дорога всего 20 Y). Я влез на гору с рюкзаком, и в этом тоже есть что-то героическое. Ночую в маленьком монастыре после часового торга с испорченными коммерцией монахами (с 250 Y дошли до 4). В прейскурантах на английском и китайском цены отличаются в 25 раз — пока это рекорд.

18.08. Такого количества крыс я еще не видел. На священной горе и муху нельзя убить, не то что крысу. С погодой здорово повезло. Верхняя граница облаков опустилась ниже вершины как раз в нужный момент, и восход был просто замечательный. Сотни собравшихся приветствовали его неописуемым шумом. Особенно они разошлись, когда появился «зовущий Будда» — местный вариант брокенского видения, оптического эффекта, при котором видишь свою тень на облаках в радужном кольце. Эту штуку редко удается наблюдать в горах, но почти всегда — с самолета, правда, там на нее никто не обращает внимания, тем более, что тень получается самолета, а не твоя. Раньше при виде «зовущего Будды» старики частенько прыгали с обрыва, уверенные, что таким образом обретут нирвану. Теперь вдоль края протянуто ограждение, и приходится ограничиваться криками.

Китайцы — вообще народ очень шумный. Вышеупомянутый путеводитель даже утверждает, что китайский язык — единственный, на котором нельзя говорить шепотом (на самом деле можно). На иностранцев они реагируют так, словно это снежный человек, даже там, где проходят сотни западных туристов в день.

Китайские туристы — в основном интеллигенция, и они еще ничего, но вот трудящиеся… Они либо застывают, открыв рот и выпучив глаза, либо кричат дурным голосом «хэллоу!» и дико хохочут над собственным остроумием. Когда слышишь окрик «хэллоу» 3000 раз в день с одной и той же интонацией, может здорово надоесть.

Впрочем, тибетцы еще хуже, особенно нголоки (кочевые). Если, допустим, ты сидишь у дороги в ожидании попутки, прохожий обязательно остановится и будет два-три часа тебя разглядывать, с интервалом в десять минут спрашивая что-то, видимо, в надежде, что за эти десять минут ты начал понимать по-тибетски. Если хоть на один вопрос ответишь — конец. Уже не отвяжешься до вечера. Ноглоки вообще производят впечатление чуть дефективных — очевидно, результат тысячелетий родственного скрещивания в деревнях и практики отправки самых толковых сыновей в монастыри. Объяснить им что-либо невозможно. Пусть я не очень понятно объясняю, но ведь те же вопросы с помощью жестов и рисунков китайцы понимают на лету. А может быть, мозги старшего поколения тибетцев просто не испорчены образованием — молодежь, особенно монахи, куда сообразительней.

Спускаюсь по другой стороне горы, где нет ни души. На вершине ландшафт напоминает северный Кунашир — невысокие кривые пихты с плоскими макушками, заросли малины и лилий. С 2500 м и ниже лежит Малое Бамбуковое Море — один из двух сохранившихся в Сычуани участков бамбуковых лесов. Фауна бедная, но своеобразная — бамбуковая куропатка, скальная белка, бурый дятел. Тропа совершенно потерялась, и я полдня продираюсь к ближайшему ручью, а затем быстро спускаюсь по руслу (хорошо, что у меня совсем пустой рюкзак — иначе бы не прошел). Ниже 1000 м идут леса типа тропических — обедненные, конечно, зато с южными видами хвойных: аменотаксисами и куннигамиями, очень красивыми. С 500 м пошли поляны, засеянные анашой, где паслись алмазные фазаны; с 400 м — капустные огородики, где я пообедал; а с 300 — кукурузные поля, где поужинал. Ночую в шалаше на окраине первой деревни. Дождь здесь так и не кончился. Но так тепло, что можно даже ночью под проливным дождем ходить в трусах, что я и делаю:

во-первых, приятнее, во-вторых, шмотки зря не мокнут, в-третьих, моешься бесплатно, а в-четвертых, местные от тебя тащутся независимо от одежды (особенно «добивают» их волосы на груди и руках).

19.08. Еду попутками на запад. Ландшафт сплошь заселенный, но довольно красивый:

изумрудные рисовые чеки, яркая зелень деревьев, темно-красные обрывы. Крестьяне пасут огромные стада уток. За Яанем сквозь пелену дождя проступают склоны гор, а после реки Дадухэ начинается серпантин. Вскоре толстые серые буйволы на обочинах сменяются рыжими коровами, потом пегими цзо (гибрид коровы с яком), и наконец, черные яки возвещают близость перевала через хребет Дясюэшань. Ночуем в Кандине, тибетском городке с парой красивых монастырей. Это Кам — Восточный Тибет.

Местные жители, кампа, самые богатые и культурные из тибетцев, особенно те, кто живет в китайских провинциях, а не в самом автономном районе. Они носят черные дели и алую чалму в форме обруча. Поймал грузовик, идущий в Ласу, в котором и сплю. Мокрый снег.

20.08. Ночью облака рвались, и в свете молодой луны было видно Гунггашань (7556 м) — белую трехгранную пирамиду, распустившую по окрестным хребтам длинные щупальца ледников. Утром снова дождь, хотя облачность вроде бы поднялась, а ветер усилился. Проезжаем еще перевал, но из-за метели ничего не видно.

Переплываем на пароме вздувшийся оранжевый Ялунчьжян и поднимаемся на плато.

Навстречу идут лесовозы, каждый с 2-5 огромными бревнами. Здесь уже белые ушастые фазаны вместо синих, западные кундыки вместо восточных и тибетский чай с цзамбой вместо еды.

Вообще я разработал для себя оптимальный дневной рацион: 2 пиалки риса, 1 пиала лапши, пачка печенья, 3 лепешки (если попадутся), арбуз (итого 6 Y) и дары полей. Когда долго нет какой-нибудь халявы, покупаю банку свинины за 3 Y, а если плохое настроение — банку кокосового молока за 5 Y, но это уже роскошь.

21.08. Погода все еще паршивая, хотя дождь почти перестал. Проезжаем каньон Янцзы с прекрасным елово-пихтовым лесом. Река шириной с Москву-реку, только быстрая.

Этот район, где великие реки Азии текут совсем рядом, разделенные очень высокими узкими хребтами, называется Юнлонг — «Страна Драконов в Облаках». Всего в 40 км к западу от Янцзы в бездонном, недоступном каньоне «Полет Дракона» течет Меконг, крупнейшая река Индокитая. Стены его ущелья так высоки и круты, что в некоторые участки теснины еще не ступала нога человека. Еще западнее, за хребтом Баошань (до 6740 м), всего в 20 км от Меконга, каньон Салуина — он, как и Янцзы, начинается грязным ручейком на обочине шоссе Ласа-Голмуд, а в Бирме это река величиной с Днепр. Дальше — снова узкая горная стена, и за ней уже каньоны притоков Брахмапутры. По этим рекам никто никогда не сплавлялся от начала до конца, хотя в верховьях, на Тибетском плато, это несложно, а внизу они судоходны. Жак Паганель когда-то мечтал проплыть Цангпо (Брахмапутру), а какой-то янки пытался проскочить в бочке знаменитые пороги «Прыжок Тигра» на Янцзы. На Ниагаре такой фокус ему удался, но на сей раз не повезло: ни его, ни бочку никто больше не видел. А ведь какие возможности! Всего 25-40 км, и ты, в зависимости от выбора реки, спускаешься либо в Восточно-Китайское море через весь Китай, либо в Сайгон через Таиланд, Лаос и Камбоджу, либо в Мандалай и Рангун через Бирму, либо в Бангладеш через Ассам. Живым. конечно, не доплывешь, разве что по Иравади — она вроде бы попроще, хотя…

Пересекли границу Шечьжень-Тибетского автономного района и доехали в Маркам (3630 м), уже в бассейне Меконга.

22.08. Утром меня ловит международная полиция. Маркам, вся дорога на запад (в Ласу) и первые 300 км дороги на юг (в Юннань) закрыты для иностранцев. Меня и троих швейцарцев, сплавлявшихся на каяках по верхнему Меконгу, конвоируют к дороге, чтобы посадить на попутные грузовики и отправить обратно в Чэнду. Обычно Дацзыбао помогает в таких случаях. Но местные полицейские, кажется, просто неграмотные.