Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)

– Ликер или коньяк? – спросила я. Он усмехнулся и ничего не ответил.

А потом я уже не помню, что ело все общество, мясо, салаты, спаржу, но мне хватило курятины! Серж де Фуа уже писал на своей салфетке какие-то стихи. Видимо, салфетки с ''Короной''- эмблемой нашего корабля вошли в моду, и я, вспомнив свои изыскания об иезуитах, написала на своей салфетке маленьким свинцовым карандашом: A.M.D.G. – Ad Majorem Dei Gloriam-К Вящей Славе Бога, – пока обслуживающий персонал убирал посуду и подносили новые блюда. Вот тут и началась наша словесная война. С иезуитов.

– Как? – спросила я, подвинув салфетку.

– Дерьмо, – сказал виконт.

– Иезуиты дерьмо? – я вытаращила глаза.

– А вы восхищаетесь иезуитами?

– Разве вы не знаете, что… – и тут я обрушила на своего собеседника все, что знала об Ордене иезуитов. Мой собеседник слушал меня, склонив голову, смакуя ликер, с видом ленивым, блаженным, отдыхающим, но внимал мне с каким-то снисхождением, словно я вещала ему азбучные истины, что и выяснилось впоследствии – вся информация, обрушенная мною на голову г-на де Бражелона, давно была ему известна. То ли он из учтивости не перебивал меня, но думал он, по всей вероятности, о чем-то своем, нахмурился, поджал губы, и я испугалась – может, он рисом отравился?

– Вам плохо, сударь? – спросила я.

– С чего вы взяли?

– Воды, не угодно ли? Может, вы рисом отравились?

– А! Вот вы о чем! Не бойтесь, дорогой Анри, у меня железный желудок. Вот только сердце, к сожалению, не железное,- заметил виконт, продолжая цедить ликерчик.

– А вы хотели бы иметь железное сердце? – спросила я.

– Еще бы! – сказал виконт и залпом выпил весь свой ликер. Это высказывание г-на де Бражелона еще более утвердило меня в том, что я очень грубо ошиблась, найдя в нем отдаленное сходство с вами, дорогой Шевалье. Вы бы так никогда не сказали! Помнится, вы нежно сжимали мою руку и шептали: ''У вас очень горячая рука, мадемуазель де Бофор". – ''Такая же, как сердце, рыцарь'', -ответила я. Тогда вы вздохнули, – а я опять спросила: ''Разве это плохо?" – "Это прекрасно, мадемуазель де Бофор, но люди с горячими сердцами редко бывают счастливы в эпоху Людовика XIV".

И мы дружно стали ругать наш Семнадцатый Век.

– Но почему, виконт, вы так ненавидите иезуитов? Что они вам сделали? Разве дон Игнасио Лойола не был достойным человеком?

– Все, что вы говорили об основателе ''Общества Иисуса'', шевалье де Вандом, давно всем известно. Да, дон Игнасио был боевым офицером, участвовал во многих сражениях, был тяжело ранен и на всю жизнь остался…э…хромым…

– Игнасио Лойола! – повторила я настойчиво,- Мы говорим о Лойоле.

Мне показалось, виконт опять впадает в задумчивость и начинает уноситься мыслями к своей ХРОМУЛЕ Лавальер. Виконт налил себе ликерчику, и я, осмелев, подставила рюмку, попросив самую малость – донышко закрыть.

– Залечив раны, Лойола обратился на служение богу с тем же фанатизмом, с каким он привык сражаться с врагами. В тридцатилетнем возрасте он надел нищенское рубище и стал монахом-отшельником, он жил в пещере на обрывистом берегу реки и там писал свою первую книгу.

– Вот и молодец!

– Я не вижу смысла в том, чтобы книгу писать именно в пещере и носить нищенское рубище. Что он, не мог заниматься этим у себя дома, черт его подери?

– А может, он был очень бедный, и ему не на что было купить бумагу и одежду?

– Совсем бедный! На мой взгляд, это крайность.

Я тоже считала, что это крайность, но стала спорить из вредности.

– В книге этой, – продолжал виконт,- Иисус Христос был представлен благородным рыцарем, а апостолы выглядели как оруженосцы.

– Разве это плохо? Я почел бы за величайшую честь быть при Иисусе вроде пажа. А вы сами, что, не хотели бы быть его вооруженным Апостолом? Оруженосцем?

– Мне кажется, дону Игнасио изменило чувство меры. Все уже сказали евангелисты. Тут нечего добавить, Вандом.

– Я слышал, что дон Игнасио, не владея латынью, уже взрослым человеком, сел за парту с малыми детьми, потому что для духовной войны латынь ему была необходима.

– Ne puero gladium dederis!*- пробормотал виконт,- Я не собираюсь нападать на дона Игнасио, мир праху его. Но нынешние иезуиты – неужели вам нравится эта отвратительная публика? Вы только что пили за Генриха IV, а ведь иезуиты устроили на него 19 покушений.

… *Ne puero gladium dederis! /лат./ Нэ пуэро гладиум дэдэрис – Не давай ребенку меч.

…

– Что вы говорите? – я так и подскочила, / аббатисса мне таких гадостей не рассказывала / – Быть того не может!

– Девятнадцать раз,- повторил виконт,- Если не больше. И кинжалы и пули. И добились-таки своего, сукины дети.

– Равальяка натравили Кончини и его Элеонора. Не без участия Марии Медичи. Разве вы не знаете?

– Есть много версий. В этом и испанский двор был замешан и те же иезуиты.

– Испанский двор, возможно, но с иезуитами Генрих жил в мире и дружбе. Отец Коттон был его духовником.

– В мире – возможно, но не в дружбе. А вы слышали о таком Жаке Шателе?

– Нет, сударь, впервые слышу от вас это имя.

– Так вот. Для вашего общего развития, милый паж. 27 декабря 1585 года к королю Генриху, принимавшему придворных, подбежал неизвестный и попытался сразить ударом ножа в грудь. Убийца промахнулся – Генрих как раз в эту минуту наклонился, лезвие скользнуло по лицу и выбило королю зуб. Покушавшийся Жан Шатель был орудием иезуитов – отцов Гишера и Гере. Преступника казнили, иезуитов выгнали из Франции. Через восемь лет они вернулись. А зуб Жана Шателя иезуиты берегли как реликвию.

– Вы издеваетесь, виконт, скажите, что это неправда, и вы это выдумали? Это невероятно!

– Я говорю то, что было.

– Зуб? А может, это был все-таки зуб Генриха?

– Спросите у иезуитов. На Генриха у них был зуб, так вернее.

– Вы сказали, что королю выбил зуб убийца, подосланный иезуитами, и я подумал…Слушайте! Но покушение было ДО Нантского эдикта! Эдикт был принят в 1598 году, верно?

Тут виконт посмотрел на меня не с насмешкой, а, как мне показалось, с уважением и кивнул головой.

– Но злодейство свое они все же осуществили. Разве убийство Генриха – к вящей славе божьей?

– Я ничего не знал об этом.