«Вспомни!»

— А море? Он же уверяет, будто никуда не выезжал из Швейцарии, никогда не был на море. Как же он видит его во сне? — спросила я.

— Ну, с морем дело темное, — покачал головой Морис. — Оно может присниться, даже если он и никогда не был на море. В кино-то он его наверняка видел. Мы, современные люди, смотрим слишком много кинофильмов и телевизионных передач. Мир для нас так знаком, что порой начинаем путать, что видели в кино, а где были на самом деле.

— Опять он стонет, — сказала я. — Мне его жалко, Морис. Может, лучше его разбудить?

— Пожалуй, пора.

Мы с Гансом вышли, и Морис начал будить Томаса, предварительно внушив ему, что, проснувшись, он будет чувствовать себя здоровым, свежим и бодрым, все его опасения и тревоги пройдут.

На счете «пять» Томас открыл глаза.

— Ну, как поспали?

— Хорошо. Только неприятный сон видел.

— Какой?

— Будто я с какими-то мальчиками заперт в комнате. В сад не пускают… Душно, неприятно.

— В какой сад? В тот же, который снился вам раньше?

— Да.

— Откуда вы знаете, будто это тот же сад? Вы видели его из окна?

— Нет. Окно маленькое, высоко, под самым потолком. И на нем решетка. Но за стеной сад, я чувствую.

— Что же это тогда за комната? Тюрьма?

— Не знаю. Нет, не похоже. Но мы чем-то напуганы. Стучим, а дверь не открывают. Страшно.

— А обычно, в естественном сне, вы видите неприятные вещи?

— Последнее время часто, — хмуро ответил Томас. — Этот сон сейчас был очень неприятный?

— Неприятный… страшный…

— Ну ладно, больше вас мучать сегодня не буду. До завтра!

— До свидания, доктор!

Просматривая вечером стенограмму своих разговоров с Томасом, Морис откинулся на спинку стула и недовольно сказал:

— Мало он рассказывает подробностей о своих снах. Наверное, стесняется, смущает непривычная обстановка. Попробуем изменить методику и разговорить его.

Усыпляя Томаса на следующем сеансе, Морис дал ему такой приказ:

— Вам снится сон… Вам снится приятный сон. Все, что вы видите и переживаете в этом сне, говорите громко, вслух, не пробуждаясь!

«Неужели и это возможно?» — подумала я.

Морис взял Томаса за руку, высоко поднял ее и отпустил. Рука безвольно упала.

— Отлично, третья стадия…

— Одну минуточку! — вдруг раздался голос Ганса. — Прошу вас, профессор, сидите так возле него, не шевелитесь.

— Что вы задумали? — недовольно повернулся к нему Морис. — Притащили сюда блиц, хотите снимать? Зачем?

— Для истории. Будут хорошие снимки для нашего маленького музея…

— Незачем… Да и опыты только начинаются, — поморщился Морис, но махнул рукой: — Ладно, фотографируйте скорее, раз уж нацелились.

— Минуточку!

Лампа ослепительно вспыхнула в руках Ганса раз, другой, третий.

Томас вдруг отчетливо сказал, не открывая глаз:

— Пить очень хочу…

— Бросьте аппарат, следите за магнитофоном, — сказал секретарю Морис.

Помолчав, Томас жадно облизал губы и проговорил:

— Жарко мне… Немножко хотя бы… Еще полежим немножко на солнышке… Нет, не могу больше лежать. В сердце колет… — Он покачал головой и забормотал: — Я не собираюсь… Хорошо, пойдем. Не могу больше. Нет, газированной я не люблю, лучше простой…

Полежал спокойно, потом опять завертел головой, словно ему что-то мешало:

— Солнце светит прямо в глаза. Перейдем на ту сторону…

Мы поспешили выйти в соседнюю комнату, и Морис разбудил Томаса.

— Хорошо поспали? — спросил он.

— Хорошо, — ответил тот, быстро вставая и потягиваясь. — Ноет рука что-то. Наверное, отлежал.

Морис задумчиво кивнул и спросил:

— А вообще как себя чувствуете?

— Прекрасно.

— Что-нибудь снилось?

— Мы были на пляже… Большой пляж на Лазурном берегу. Лежу на песке, и очень жарко стало. Масса народу, пить страшно хотелось. Губы сохли. Мне и сейчас хочется пить. Могу я вас попросить?

— Пожалуйста. — Морис налил ему стакан воды и спросил: — А у кого вы просили пить во сне?

— У жены.

— Вы с ней были на пляже?

— Да. Я не могу долго лежать на солнце. А ей хоть бы что.

— Это она предлагала вам пить воду?

— Да.

— Какую?

Морис, конечно, не случайно задал этот вопрос, и мы с Гансом переглянулись, услышав ответ Томаса:

— Газированную. Я ее не люблю. Ею никак не напьешься. Простой водой быстрее напьешься.

Значит, он в самом деле говорил во сне именно то, что чувствовал!

— А больше вы ничего не видели? — спросил Морис.

— Нет, больше ничего.

— Значит, приятный был сон?

— Очень приятный.

— Н-да, — задумчиво произнес Морис, когда Томас ушел и мы собрались в лаборатории. — Для него сон был приятный: повидал жену, которую любит до сих пор и никак не может забыть, а для нас… Опять уперлись в этот барьер. А нам нужно, чтобы ему снилось детство… Ладно, попробуем его направлять, поможем ему.

— Все-таки решились задавать наводящие вопросы? — поинтересовался Ганс.

— Нет, опасно. Применим соответствующие раздражители. Вы не поняли, почему ему нынче приснился знойный пляж?

— Нет, — ответила я.

Ганс покачал головой.

— Это сделала вспышка вашего блица. Раздражение ничтожное, но в его сознании оно вызвало ощущение палящего солнца и картину жаркого дня на пляже, ему даже пить захотелось. Вот мы и попробуем направлять его сновидения в нужную сторону такими легкими раздражителями. Это дает неплохие результаты. Начнем с дороги, с вокзала.

Ночью наконец прогремела гроза, принесенная феном. Стало прохладнее и легче дышать.

В этот раз, усыпив Томаса и наказав опять рассказывать все, что он увидит во сне, Морис включил приготовленную заранее магнитофонную запись. В полутемной комнате шумно отфыркивался паровоз, раздавались гудки и голоса людей, толпившихся на перроне.

Томас некоторое время спал спокойно, потом заворочался и пробормотал:

— Я не хочу, не хочу… Смотри, какая старуха… Я не знаю…

Он успокоился, довольно долго молчал, потом снова заговорил:

— Осторожно, отойди подальше, видишь, поезд!

— Какой это вокзал? — быстро спросил его Морис.

— Я не знаю.

Длинная пауза, потом:

— Нет, не хочу… Когда нас выпустят? Я хочу домой!.. Не буду, больше не буду…

Он резко дернулся, повернулся на правый бок и затих, негромко посапывая.

— Как вы чувствуете себя? — спросил с интересом Морис, разбудив Томаса.

— Ничего.

— Что-нибудь снилось?

— Снилось, будто я на вокзале каком-то… Поезд подходит с шумом. Освещено все.

— Где освещено?

— Перрон. Женщины, солдаты их не пускают. Нехороший сон.

— Почему нехороший?

— Не знаю. Неприятно как-то… И странно: вагоны простые, товарные, а в них дети. Одни мальчики. Озираются испуганно…

— А что это за вокзал?

— Не знаю. Кто-то спрашивал: какой вокзал?

— Во сне спрашивал?

— Во сне. Меня спрашивали там, на перроне: какой вокзал?

— И что вы ответили во сне?

— Что не знаю, какой это вокзал.

— Опишите его, пожалуйста, подробнее: как выглядел вокзал?

— Вокзал небольшой… И где-то рядом море, гавань.

— Опять море? — нахмурился Морис. — Откуда вы знаете?

Томас растерянно пожал плечами.

— Вы видели море во сне? — спросил Морис.

— Нет, но я чувствовал: оно рядом.

— Странно. Вокзал — и рядом море? Что еще вам снилось? Кто был на вокзале?

— Людей на перроне мало было. Женщины, солдаты в касках…

— Вы сказали, солдаты не пускали женщин к поезду?

— Да, отталкивали их прикладами. У них винтовки такие коротенькие…

— Автоматы?

— Да, пожалуй, автоматы.

— Женщины хотели сесть в поезд?

— Нет, по-моему, нет.

— Они встречали детей, которые в нем приехали? Или провожали их? Дети уезжали или приехали откуда-то?

— Не знаю. Женщины как будто удивлялись. Некоторые плакали.

— Попытайтесь вспомнить еще что-нибудь, тут важна каждая подробность!