Приключения-77

Успел отметить лейтенант: Дорофеев после его слов как-то сразу умолк, задумался, курил сигарету и согласно кивал головой. Будто совсем не слышал лейтенанта.

— Да... да... Но... в магазине водки нет. Мы уже проверили, первое отпадает.

— Вы нашли, кто гонит самогон? — перебил Дорофеева Сергеев.

— Вы нетерпеливы, молодой человек. У нас самогон не гонят, не умеют. Люди пьют спирт.

— Спирт?

— Да... и Авзелкута нам осматривать не придется.

— Вы установили причину его смерти?

— Вот тут-то не совсем ясно.

— Я хотел бы взглянуть на него.

— Авзелкута уже нет.

— Как нет? Схоронили? Можно могилу вскрыть. Ведь вечная мерзлота, так что...

— Знаете, у нас еще сильны национальные традиции. Молодежь уже не придерживается их, а вот старики...

— При чем здесь традиции? Можно вскрыть могилу ночью.

— Как у вас, молодых, все легко и просто.

— Но ведь неясна причина его смерти. Может, убили вашего зоотехника, — Сергееву непонятно было упрямство Дорофеева.

— Сожгли зоотехника... — Председатель положил затухшую сигарету в пепельницу и тут же закурил новую.

— Как сожгли?! Кто сжег? А вы где были?

— Сожгли так же, как сжигают трупы других, — Дорофеев начал рассказывать весь обряд сжигания, но лейтенант слушал его невнимательно. Он думал о том, что его первое поручение, пожалуй, не такое уж легкое. Одно-единственное вещественное доказательство преступления, а в этом лейтенант не сомневался, — труп зоотехника исчез. Без вещественных доказательств ни одна экспертиза не сможет доказать убийство.

— Покойника садят на нарту, дают ему в руки длинную палку-таях, чтобы ему «на том свете» было на чем ездить и чем погонять оленей, — рассказывал председатель. — Садят лицом на восток, навстречу восходящему солнцу. Потом обкладывают покойника сухим кедрачом и поджигают. Все в этом обряде предусмотрено, даже то, чтобы покойник ушел в иной мир без мук. А для этого ему ножом перерезают сухожилия на руках и ногах.

— К чему вы мне это рассказываете? — опять перебил Сергеев председателя. — Вы это видели и не могли пресечь. Это же варварство!

— Ну, знаете, лейтенант, не нами установлены свобода совести, вероисповедания и другие свободы. Мы только должны их блюсти и поддерживать. А говорю вам это хотя бы для того, чтобы вы знали. Сами сказали, что новичок в наших местах. И в конце концов, не могли же мы ждать, когда вы изволите прибыть. — Дорофеев встал из-за стола и сердито поглядел на Сергеева. Ему явно не понравился молодой следователь. Он знал, что Сергеев с Пименовым приехать раньше не могли, но не вытерпел и сказал лейтенанту последние обидные слова. Зачем этот «зеленый» милиционер обрывает его так, словно он, Дорофеев, проработавший уже пятнадцать лет председателем колхоза, виноват в том, что стадо оленей разбежалось, погиб лучший зоотехник. Мало ему разговора с Огородниковым. Иван Матвеевич на резкие слова не скупился, обвинил его в незнании своих людей. А он, Дорофеев, уже предпринял все, что только мог, уже многое узнал. А этот следователь — парнишка, шумит на него. Подавай ему труп. Да в том-то беда, что на теле Авзелкута ни одной царапины не было. Определи причину смерти. И так пролежал два дня в гараже. И тут без его, Дорофеева, ведома рано утром увезли покойника на берег губы и сожгли.

— Вы мне место, где сожгли зоотехника, можете показать? — требовательно спросил Сергеев.

— Это можно, — Дорофеев тяжело вздохнул.

Они ходили у огромного кострища на высоком берегу Пенжинской губы. Кострище уже занесло снегом. Сергеев палкой разгребал смешанный со снегом и застывший твердым пластом пепел. «В наше время — и такое, — думал лейтенант с тоской. — Что найти, за что зацепиться? Дорофеев, конечно, что-то знает. Но теперь из него ничего не вытянешь. Зря я ему не дал полностью высказаться. А ему хотелось поговорить».

Сергеев нашел несколько головней и обгоревшую кость. «Вот и все, что осталось от человека, — думал он, — работал, приносил людям пользу, и вот...» — невеселые размышления охватили следователя.

— Долго будете ковыряться здесь, лейтенант? — с подчеркнутой вежливостью спросил Дорофеев. — Мы вот с ревизором уже продрогли. Идемте лучше чай пить. Все равно, вы здесь уже ничего не откопаете, мертвое дело.

На высоком берегу, действительно, как на семи ветрах, холодно. Даже меховую одежду пробивало. Сергеев и сам уже изрядно продрог. Он вспомнил, что утром только «заморил червячка» — поел чуть-чуть, где-то неплохо бы пообедать.

— Моя старуха, видно, уже ждет, чай накипятила. А я вот с вами здесь мерзну, — говорил Дорофеев.

— Здесь, товарищ лейтенант, того кончика, что вы ищете, нет, — сказал ревизор. — Идемте лучше к председателю.

— За чаем-то лучше всем вместе искать тот кончик, — Дорофеев хитровато подмигнул Пименову и первым направился в село.

— Мы в столовую пойдем, — сказал Сергеев.

— Я так и знал, что вы именно это скажете, — улыбнулся Дорофеев и остановился. — Но от меня вам все равно не отвертеться. Столовая у нас зимой не работает. Посторонних в колхозе нет, а свои дома едят. А то, что вы не хотите идти ко мне, то это зря. Этим вы не скомпрометируете себя.

— Откуда вы взяли, что я боюсь себя скомпрометировать? — улыбнулся теперь Сергеев.

— Потому что знаю. Молодые ревизоры, следователи не будут вместе чаи распивать с тем, кого они считают преступником.

— Да, вы, пожалуй, правы. Так оно обычно и бывает. Но при чем же вы и преступник? Мы с удовольствием принимаем ваше предложение. — Сергеев первым направился в село.

«Конечно, Дорофеев что-то знает, — думал лейтенант. — Хитрый, видно, мужик. Точно отметил про молодых следователей. Словно на лице мои мысли прочитал. Надо быть с ним почтительней».

Дорофеев был резок и вспыльчив, но обиду долго не держал. При разговоре с молодым лейтенантом председателю не понравился тон Сергеева, которым тот обрывал его при разговоре. «Такому рьяному молодому службисту дай власть, он пересадит половину жителей села», — думал Дорофеев. Но потом постепенно пыл прошел и, видя задумчивый и умный взгляд лейтенанта, его настойчивость и упорство, и особенно последний их разговор с ним изменили его взгляд на следователя. Скоро они подошли к большому деревянному дому. Их встретила моложавая, высокого роста, довольно интересная женщина — жена председателя.

— Ну что, Шерлок Холмс, дождался смену? — улыбаясь, спросила она мужа. — А то он здесь такую бурную деятельность развел, что чуть сам в тундру не укатил искать преступника, — говорила она гостям.

— Знакомьтесь, Раиса Николаевна, — представил Дорофеев жену Сергееву и Пименову.

— Извелся совсем. У нас ведь даже милиционера нет, — продолжала Раиса Николаевна.

— Что-то нашли? — спросил лейтенант у председателя.

— Кое-что выяснил. А ты бы, Раиса, помолчала, не выдавала тайны, — с укоризной сказал Дорофеев жене.

— Так кто он?

— Вот разденемся, сядем за стол, тогда обо всем и поговорим.

Скоро на столе появились горячее парующее оленье мясо, жареная картошка, пирожки, чай.

— Он у меня уже сбегал на торговую базу, там чуть ли не ревизию сделал, — говорила хозяйка, подавая на стол. — Все вас ждал. А тут пурга еще.

— Вот смотрите, что я откопал на базе, — Дорофеев вытащил из нагрудного кармана огромную, как тетрадь, записную книжку, протянул Сергееву. — Два документа здесь, которые, я надеюсь, дадут вам тот кончик, который вы так упорно искали на пепелище. Кстати сказать, зря искали.

— Акты?

— Здесь целое художественное произведение, — говорил председатель.

Лейтенант взял записную книжку и, с трудом разбирая размашистый почерк Дорофеева, стал читать.

«Мы, нижеподписавшиеся экспедитор Антонов С. А. и старшина катера Снегирев А. Г., составили акт о нижеследующем:

17 июля 1962 года мы получили на Пенжинской торговой базе продукты. Кунгас загрузили, как говорится, под завязку. У нас были и ящики с печеньем, и мешки с сахаром, соль и мука. (Накладная прикладывается.) Среди продуктов мы получили три бочки спирта, по 200 литров в каждой.