Ада(СИ)

От долгого неподвижного лежания все тело затекло и отозвалось нестерпимой болью в руках и ногах. Платье, пропитанное чужой кровью, высохло и затвердело, натирая кожу. Наконец девочка вылезла из-под кучи мусора, скинув с головы дырявую корзину. Она попыталась встать на ноги, но они отказались её держать и Ада рухнула на четвереньки. Девочка поползла прочь от этого места, тоненько и сипло подвывая от страшной боли во всем теле, голода и жажды.

Глаза застилала мутная пелена, через которую временами прорывались смут­ные, знакомые образы. Папа, мама, братик, сестра... Все они остались лежать там, во рву, откуда она выбралась.

Ада ползла, не поднимая головы, и поэтому не заметила плетень, о который удари­лась головой. Этот удар немного отрезвил её и она, усевшись на землю, огляделась по сторонам.

Вокруг было тихо. Очень тихо. Не было слышно даже обычного лая собак - пус­того и брехливого. Лишь где-то далеко, на пределе слышимости, работал мотор, и доносились какие-то непонятные, глухие звуки.

Ада посмотрела вперед и увидела за изгородью огород. Сразу за плетнем росли по­мидорные кусты, ветви которых тяжело оттягивали вниз спелые плоды. Не в силах оторваться от них взглядом, девочка стала рыть под забором подкоп. Рыхлая земля так и летела из-под её ладоней, закровянившихся от работы. Не обращая внимания на заболевшие руки, Ада судорожно рыла пролаз, который расширялся на глазах. Наконец он стал достаточно широк и девочка полезла головой вперед, не отрывая взгляда от плодов на ветках.

Она просунула голову, затем протиснулась телом, не чувствуя как острые плете­ния изгороди ранят тело до крови. Добравшись до куста, она схватила помидор с ветки и жадно впилась в него зубами, надкусывая слегка твердоватую, но такую восхитительно вкусную мякоть плода. Съев один, тут же потянулась за другим. Потом за третьим, но тут её рука бессильно повисла в воздухе.

Никогда, в своей ещё такой короткой жизни, Ада ничего не крала. Но то, что она делала сейчас, по-другому нельзя было назвать. Девочка села на землю и тихо, беззвучно заплакала. Слезы катились по её щекам, и она торопливо вытирала их рукавом платья. Потом, не выдержав сосущего желудок чувства голода, сорвала ещё помидор. Она понимала, что её могут увидеть и поэтому переползла чуть дальше. Потом ещё дальше. Она срывала по одному плоду с куста и ползла снова.

Здесь она внезапно опомнилась и вернулась назад. Ада снова выползла через про­лаз и стала собирать разбросанную землю, которую торопливо сталкивала в яму, засыпая дыру. Сверху она набросала сухой травы, что бы не было заметно, и поползла дальше, стараясь держаться в тени забора.

Ада не знала, куда ей идти, и поэтому просто ползла вперед, стараясь уползти по­дальше. Она ползла пока хватило сил, и наконец остановилась передохнуть, сев на землю, привалившись спиной к забору. Светила полная луна, заливая дурным светом все вокруг. Тут девочке вспомнилось место у реки, где они так часто играли, единственное, что пришло ей в голову. Осторожно она поднялась на ноги. Все тело отозвалось жуткой слабостью, но, пусть и пошатываясь, Ада могла идти. Девочка медленно побрела в ночь.

Глава 5.

"Военное командование г. Одессы доводит до сведения населения Одессы и ее окрестностей, что после террористического акта, совершенного против военного командования в день 23 октября 1941 года, были ра с стреляны: за каждого офицера или штатного чиновника германца или румына по 200 большевиков, а за каждого солдата германца и румына по 100 большевиков. Взяты заложники, которые, в случае повторения подобных а к тов, будут расстреляны совместно с их семьями.  

Все мужчины еврейского происхождения в возрасте от 18 до 50 лет обязаны в течении 48 часов с мо­мента опубликования настоящего приказа явиться в городскую тюрьму (Большефонтанская дорога), имея при себе самое необходимое для существования. Их семьи обязаны доставлять им пищу в тюрьму. Неподчинившиеся этому приказу и обнаруженные после истечения указанного 48-часового срока будут расстреляны на месте.

Начальник военной полиции г.Одессы подполковник М.Никулеску."

Ада проснулась от мягкого щебетания птиц у нее над головой и потяну­лась всем телом, не желая открывать глаза. Резкая боль напомнила ей все, что с ней произошло.

Она открыла глаза и увидела над собой покатую крышу из переплетенной травы. Это был шалаш, который построили мальчишки среди зарослей кустарника, у реки. Они называли это место тайным убежищем.

Ада неуклюже встала и огляделась. Прямо над её головой висел маленький узе­лок. Девочка торопливо сорвала его и развязала узел. Внутри была горбушка хлеба и Ада жадно впилась него зубами. Поев, она выползла из шалаша и поковыляла к реке. На берегу она припала к воде и напилась. Вытерев рот, девочка села на песок и задумалась. По ночам становилось прохладно, а у неё не было теплых вещей. И еды больше не было. Ада приняла решение идти в город - там был дом родителей. И соседи могли помочь.

Дожидаясь темноты, девочка разделась и попыталась хотя бы немного отсти­рать свое белье и платьишко. Потемневшее от крови, пыли и пота, платье едва поддавалось слабым детским рукам и речному песку, которым Ада терла его. Кое-как застирав грязь и развесив белье на ветках, Ада с удовольствием выкупалась, не думая о том, что её могут увидеть. Правда, она предусмотрительно старалась прикрываться кустами и часто оглядывалась. После купания, девочка закуталась в найденный в шалаше брезент и крепко уснула.

Она проснулась, когда солнце садилось за горизонт. Одев высохшую одежду, Ада направилась в городок. Солнце опустилось и наступил сумрачный вечер. Девочка осторожно кралась темными, окраинными переулками старательно избегая освещенных мест. Ей сильно помогало то, что с наступлением войны, многие светильники на улицах были демонтированы в целях светомаскировки. Но некоторые фонари уже были отремонтированы немцами и освещали центральные улицы, которые девочке нельзя было обойти. Благодаря комендантскому часу на улице не было народу, лишь изредка пробегали запоздавшие люди, так же старательно избегавшие освещенных мест и всех, кто попадался им на пути.

Один раз неторопливо прошел патруль, но Ада успела шмыгнуть в приоткры­тые ворота и затаиться в темном углу, скрючившись за какой-то пахнущей дегтем бочкой. Патруль остановился прямо напротив ворот, было слышно, как чиркнула зажигалка и потянуло сигаретным дымком. Солдаты стояли, неспешно покуривая и негромко переговариваясь между собой. Немного погодя, патруль отправился дальше.

Ада ещё какое-то время выждала, ожидая - не вернется ли патруль назад, по­том вылезла из-за бочки и продолжила свой путь. Больше, по счастливой случайности, ей никто не попадался и вскоре она увидела свой дом.

Деревья, стоявшие кругом, сбросили листву и было грустно смотреть на тем­ные окна осиротевшего дома. Казалось, дом обреченно нахохлился под своей крышей, зная, что хозяева уже никогда не вернуться. Ада неторопливо зашла во двор, стараясь не стукнуть калиткой. Везде был разбросан мусор, какая-то одежда, тряпки, обломки мебели, как будто из дома выбросили все, что было дорого хозяевам жившим раньше.

Ада, приглядевшись, подобрала старое пальто, которое мама носила раньше. Она все собиралась перешить его, но так и не успела. Ада перекинула пальто через руку и поднялась на крыльцо. Замок с двери был сорван и валялся здесь же, на затоптанных досках.

Девочка открыла дверь и вошла внутрь. Мягкий лунный свет струился в незакры­тые ставнями окна, освещая сумеречными лучами комнаты. Ада медленно, не скрипя половицами, обошла весь дом. Он был пуст. Из всей мебели, что была у них, остались только большой старинный гардероб в углу, о котором папа говорил, что ему больше двухсот лет и сделан он драгоценного дерева, и широкие, массивные лавки на кухне. Больше ничего в доме не было. Ничего, что бы напомнило, что здесь жили и радовались прожитым, счастливым дням люди. Из дома выпотрошили душу, которая у него была прежде.