Чёрная сова

На обратном пути в кунг, слушая бурчанье низких мужских голосов и визг женщин у костра, он вдруг подумал, что появление Мешкова на плато далёко не случайно, и это не совпадение. Стоило ему побывать в гостях у Ланды, как немедленно примчался Репей, а потом и пострадавший от неё шаман с компанией ряженых. И оба они что-то мудрят! Один полновластный хозяин на приграничной территории, российский офицер ФСБ, далёкий от мистики, не верит в порталы, но боится заклятий, будто бы поставленных на пути к чертогам. Он то пытался поскорее избавиться от однокашника, то теперь в нём заинтересован как в посреднике. Другой — насквозь мистический шаман, организовал на плато бизнес, даже собственностью владеет, однако послушно исполняет команды топографа, случайного здесь человека. Ему что-то очень нужно от Терехова! А коль заявился в день возвращения, значит тоже знает о встрече с духом плато Укок. Не купаться и прыгать у костра приехал инвалид первой группы — по делу очень важному, потому такой податливый. Если Ланда таскала его на верёвке, значит давно уже не под его влиянием и властью. И начальник заставы не может встретиться со своей возлюбленной, заклятья ему на дорогах мешают.

Эти оба отверженных примчались, как только узнали о визите Терехова в чертоги. Зачем?!

Показалось, что истина где-то уже совсем рядом, но течение мысли взорвал внезапный крик кобылицы. Он обернулся и увидел серый мчащийся сполох и стук копыт — лошадь пронеслась в нескольких шагах от него и скрылась за кунгом. Терехов побежал следом, однако кобылица уже умчалась куда-то во тьму. Он постоял, послушал, однако кроме гомона соседей у костра, не доносилось ни единого звука. Ночь стояла безветренная, облачная, и вроде бы опять пахло снегом. Ругать себя за ротозейство не имело смысла, всё произошло внезапно и непредсказуемо. Тем паче, что ему показалось, будто серую позвал гнедой жеребец: вроде бы его низкий голос отразился эхом.

Весёлый шум на речке уже раздражал, и, чтобы от него отвязаться, он запустил электростанцию, включил прожектор и забрался в кунг. Размышляя, что теперь делать — ждать возвращения кобылицы или уж пойти по её следу, он вдруг ощутил приступ голода. Сначала отломил краюху хлеба, но потом решил разогреть тушёнки: неизвестно, сколько ещё придётся бегать за серой...

Когда рухнула барная стойка, где хранились консервы, банки перепутались, поскольку были без этикеток, одного фасона и все густо смазаны пушечным салом. В Советском Союзе был дефицит бумаги, но зато этого сала было вдоволь. Голодавшие геологи рассказывали, что приходилось много раз употреблять такое сало в пищу, поскольку делали его будто бы из китового жира — это когда был китобойный флот.

Густо намазанные банки распознать было невозможно, Терехов наугад вскрыл несколько — и все оказались с гречневой кашей. Повинуясь судьбе, он вывалил их на сковородку, и в это время опять раздался стук в дверь.

На сей раз он и ответить не успел, как на пороге оказалась розоволицая, разгорячённая огнём и водой девица.

— Здравствуй, Андрей! — радостно провозгласила она. — Герман прислал, поставить атлант. Меня зовут Макута.

Она вроде бы и не ряженая была, в лыжном костюмчике, но ошарашивала, как красноштанный Петрушка. Ещё не услышав в ответ ни слова, она длинно пропела замком-молнией и сбросила куртку, оставшись в легкомысленной маечке — с обнажённым животом и притягательными формами.

— Жарко! Всё тело жжёт! Я купалась в священных водах Ак-Алаха.

— У меня всё на месте, — сказал, наконец, Терехов. — Я никого не просил...

— Твой атлант надо править! — перебила она и бесцеремонно начала ощупывать шею. — Шаман сказал.

Руки у неё были мужские, жёсткие, проволочные цепкие пальцы впились в мышцы — Андрей едва вывернулся.

— Не надо ничего делать! С чего вы взяли?

— Я вижу! — заявила Макута. — А ещё межпозвонковая грыжа в грудном отделе. Снимай свитер, нужно прощупать весь позвоночник. Массаж будет очень жёсткий, но ты потерпишь, мужчина. Не бойся, у меня волшебные руки!

Терехов в тот момент вспомнил Палёну, точнее её заявление о том, что третья жена Мешкова — лекарь и ставит атланты. То есть, прислав супругу, шаман любезно вздумал оказать услугу! Шея в самом деле болела, двигалась с трудом, а поднять голову вверх и вовсе было невозможно. Тут и слепой бы заметил. Даже обыкновенный массаж помог бы, но опять сработал маячок: не принимать никаких, даже самых лестных, услуг и предложений.

Однако и выгонять, выталкивать женщину было неловко, а она уже вожделенно взирала, потирала руки, разогревая кожу, и вострила курносенький нос, который превращался в клюв хищной птицы. На вид ей было лет двадцать пять, но некое предвкушение работы с телом делало её взрослее. Лекарша на глазах превращалась в мужика, которому доставлял удовольствие сам процесс лечения.

— Мне уже поставили атлант, — заявил он. — Вы опоздали. Так что спокойной ночи.

— Кто ставил?

— Профессиональный костоправ, — соврал Терехов, подавая куртку. — Видите, как хожу теперь?

— Зырян! — мгновенно определила лекарша из гарема. — Я учила его полупанить, но он костолом, а не костоправ... Кстати, что ты ешь? Что у тебя в сковородке?

— Каша, — признался он. — Гречневая.

— Каша с мясом и жиром! Чистейший яд для суставов, источник вредных солей. Это же из стратегических запасов? Как ты можешь есть такую мерзость?!

— Разносолов нет, ем, что есть...

— Тебе нужна полная энергетическая чистка! Раздевайся и ложись на спину!

В голосе уже зазвучали стальные струны.

— Почему на спину?

— А тебе сначала надо живот править. Ты же косопузый! Ложись, мне придётся сесть верхом. Не стесняйся и не зажимайся, ты не девочка.

Она сбросила комбинезон и осталась в широковатых шортиках, опасно сидящих на крутых ягодицах: инвалид подбирал себе жён сексуальных и аппетитных.

— Больше ничего править не будешь? — язвительно спросил Терехов.

Макута сочла это за согласие, взяла протянутую ей куртку и отбросила в сторону.

— Разобрать бы тебя по косточкам, — проговорила мечтательно, подтверждая догадку о своём садизме, — располупанить как следует шею, сделать отлупку хребта мёдом, потом собрать заново.

— Что это значит? — он скомкал её одежду и попытался всунуть в руки.

— Не обращай внимания — профессиональный жаргон, — она заскочила на кровать и прогулялась взад-вперёд, как по подиуму. — Это у нас вместо латыни... Раздевайся же, наконец, когда просит врачеватель! Да не стыдись, не красней, как перец.

— Не надо меня полупанить!

— Да это не больно! Жаль, что Герман Григорьевич только на три часа отпустил. Я бы тебе не только атлант поставила.

— Жаль, — Терехов почти насильно запихал её в куртку. — Разобрать успеешь, но не соберёшь. Благодарю за консультацию.

Она почуяла: сейчас выставят.

— Отлупку сделать просто необходимо. Я мёд принесла!

— Мёд лучше вовнутрь.

— Хочешь, отпрошусь до утра? — вдруг предложила с прозрачным и выжидательным намёком. Он отпустит. Только предупредить надо — и всё... Ну, пожалуйста... Я делаю все виды массажа!

Из надменной всевидящей лекарши она на глазах превращалась в деревенскую простушку, каковой наверняка и была прежде. Даже губы вытянулись трубочкой и брови встали домиком, когда выговаривала последнюю фразу.

— За что мне такие подарки с боярского плеча?

— Спроси сам, — она пыталась улыбнуться и высвободиться из куртки. — Завтра утром... Когда придёт.

— Зачем придёт?

— Не знаю. Герман Григорьевич мужчина непредсказуемый.

— Очень плохо, — Терехов застегнул на ней молнию куртки и подал комбинезон. — Надень и ступай к мужу!

— Герман накажет, — доверительным испуганным шёпотом сообщила она, — если узнает, что... Что я ничем не помогла страждущему.

Она стала совсем жалкая, смешная и весь её эротизм улетучился.

— Трудно жить в гареме? — участливо спросил Терехов.

— У нас не гарем, а творческий союз!

— Вот и скажи союзнику: отполупанила, и атлант встал, — посоветовал Терехов. — Ловкость волшебных рук!