Сердце Волка

Волк сделал то, чего никогда ни один волк делать не должен. Он бросил своего брата в беде. Его настолько потрясло то, что Большой Бесхвостый пренебрег всеми предостережениями, и он так рассердился, что идти с ним не захотел.

И Большой Брат пошел один — прямо к Логову этих бесхвостых со светлой шерстью на загривке. А Волк, взлетев на вершину холма, спустился к Тихой Воде и долго яростно рвал зубами тростник, а потом еще и сжевал здоровенный кусок мертвого дерева — пока из его души не вышла вся злость и обида.

А теперь он стоял по колено в Тихой Воде, пил и думал о том времени, когда был одиноким детенышем, а Большой Брат нашел его и стал делиться с ним своей добычей. Он отдал ему хрустящие копытца первой убитой им косули — поиграть. А когда у маленького Волка лапы начинали болеть от слишком долгого бега, Большой Бесхвостый нес его в своих передних лапах — нес долго-долго, много волчьих прыжков…

Настоящий волк никогда не бросит своего брата в беде.

Волк тоскливо заскулил и бросился назад к Логову бесхвостых. Он снова взлетел на вершину холма, снова рысью спустился вниз, снова бесшумно миновал рощу, петляя меж берез и валунов.

Он не сумел увидеть Логово — его поглотило дыхание Великой Воды, — но запах его чуял. И слышал, как маленькая бесхвостая самка мечется в пещере за Логовом. Волк чувствовал, как она рассержена и встревожена, как она боится, и слышал, как какой-то бесхвостый со светлым загривком рычит на нее. Волк не знал, почему он на нее рычит, но был уверен: кроме них, в пещере больше никого нет.

Вокруг было, пожалуй, даже слишком тихо. Волк чуял леммингов, затаившихся в норках, и слышал, как птицы-рыболовы, гнездящиеся на утесах, опасливо прячут клюв под крыло. Все чего-то ждали. И боялись пошевелиться.

Волк поднял морду, стараясь разобраться в запахах. Очень сильно пахло рыбой и всем тем, что всегда остается у Логова бесхвостых. Волк также чуял запах этих дружелюбных собак-рыболовов, которые плавают в Великой Воде и порой взбираются на скалы. И тот отвратительный, но уже знакомый запах он тоже чуял: запах злого духа.

И этот последний запах стал сильнее, когда Волк сделал несколько неслышных шагов вперед, у него даже шерсть на загривке встала дыбом. В детстве этот запах сильно испугал его. Теперь же он пробудил в нем какой-то странный голод, этот голод был сильнее его инстинкта хищника, сильнее даже, чем Зов Горы…

Но где же все-таки Большой Бесхвостый? Среди всех этих запахов, что кружили в здешнем неподвижном воздухе, Волк так и не мог уловить тот единственный, который так стремился отыскать.

А теперь еще бесхвостая самка и этот, со светлой шерстью на загривке, рычат друг на друга! Волк бросился к ним и увидел, что тот, со светлой шерстью, несет в передних лапах мясо для самки, и это мясо пахнет злым духом!

Волк чувствовал, что самка голодна и хочет есть. Но есть это мясо нельзя! Надо ее остановить! А вдруг и она не обратит внимания на его предостережения, как это сделал Большой Брат? Она ведь, наверное, даже и не поймет, что он будет говорить ей…

Волк опустил голову и пополз вперед, прижимаясь брюхом к земле и передвигая лапы с величайшей осторожностью. У него возник план. Он знал, что уж это-то бесхвостая самка поймет наверняка!

Он зарычит на нее!

— Да не хочу я есть! — рявкнула Ренн, когда мальчишка из племени Тюленя поставил перед ней миску. — И в последний раз говорю тебе: я не больна!

— Ну и ладно. Но ты хотя бы поешь, — пожал плечами мальчишка.

Попятившись, он выбрался из пещеры и немного отвернул тюленью шкуру, закрывавшую вход, оставив щель шириной ладони в две. В пещере сразу стало легче дышать.

Мальчишка этот Ренн совершенно не нравился, но все-таки жаль, что он ушел. Одиночество пугало ее. Она прямо-таки чувствовала, как страдали здесь люди три года назад, их отчаяние насквозь пропитало стены пещеры.

«Но ты-то не больна! — напомнила она себе. — Ты просто устала и хочешь есть. И тревожишься о Тораке».

Она решила попытаться снова поговорить с этим мальчишкой.

— А ты знаешь, почему напал Охотник? — крикнула она.

Ответа не последовало.

— Потому что ваш колдун убил его детеныша, — продолжала Ренн. — Я нашла этого китенка. Он его сетью поймал — такие сети только ваше племя делает. И не взял ничего, кроме челюстей с зубами. Ты как думаешь, может хороший человек так поступить?

Мальчишка по-прежнему не отвечал.

Ренн даже зубами скрипнула, но не сдалась.

— Я точно знаю, что это он, — сказала она. — Я слышала, как брякали птичьи клювы у него на поясе, когда он через озеро плыл.

По ту сторону входа царило молчание, но Ренн могла бы поклясться, что мальчишка внимательно ее слушает: ей хорошо было слышно его напряженное дыхание.

— Зачем обычному человеку зубы Охотника? — вновь заговорила она. — Такие вещи только колдунам нужны. — Она помолчала. — Если я права и это он насылал на людей ту болезнь, значит… Значит, это он убил твоего брата!

Мальчишка за дверью даже дышать перестал.

— Откуда ты знаешь про моего брата? — вдруг спросил он.

— О, я много чего знаю! — сказала Ренн и повторила: — Да, это он убил твоего брата. Я знаю, каково это — потерять брата. Я тоже не так давно брата потеряла.

— Сиди тихо! — пригрозил ей мальчишка.

— Ты подумай, — продолжала Ренн, словно не слыша его слов, — вспомни: перед тем как твой брат заболел, где находился Тенрис? Небось на своем Утесе, верно? Творил какое-то колдовство!

— Ну и что? — послышалось из-за шкур, закрывавших вход. — Он ведь колдун, это его ремесло.

— Он творил колдовство, а потом твой брат заболел, так?

Это была просто догадка, но удачная. Мальчишка опять затаил дыхание, а потом прошептал:

— Он творил колдовство, чтобы принести жертву… Он совершал жертвоприношение…

— Это он тебетак сказал! — заявила Ренн.

Из-за шкур послышался хруст песка: мальчишка нервно ходил взад-вперед.

— Больше никаких разговоров! — резко сказал он Ренн. Но в голосе его слышалось сомнение.

— Ты же знаешь, что я права, — возразила она.

— Я сказал, больше никаких разговоров! — выкрикнул он с каким-то отчаянием.

— Ну почему, почему ты не хочешь меня выслушать! — крикнула в ответ Ренн.

Тюленья шкура вздрогнула, и она поняла, что мальчишка закрыл вход в пещеру.

После этого надолго воцарилось молчание.

Запах мяса плыл по пещере. Ренн долго колебалась, потом все же подошла ближе и стала изучать содержимое миски. Копченое китовое мясо с ягодами можжевельника. Пахнет очень неплохо. Но если она его съест, этот мальчишка, конечно же, подумает, что она сдалась. Ренн решительно поставила миску на землю. Снова походила по пещере. Вернулась — и взяла миску в руки.

Она уже собралась положить в рот первый кусок, когда охранявший ее мальчишка дико вскрикнул, тюленья шкура отлетела в сторону, и в пещеру ворвался Волк. Он прыгнул прямо на Ренн, сильно ударив ее лапами, и она отлетела в сторону, а мясо рассыпалось по полу пещеры. Придавив ее лапами к полу, Волк свирепо рычал, подняв черные верхние губы и показывая здоровенные белые клыки. Ренн попыталась крикнуть, но его передние лапы еще сильней надавили ей на грудь. Да что это с ним такое?

— Волк, — задыхаясь, прошептала она, — Волк, ты что? Это же я!

— Не бойся, я уже иду!

Мальчишка из племени Тюленя влетел в пещеру со своим гарпуном, а Волк, мгновенно оставив Ренн, обернулся к противнику.

— НЕТ! — вскрикнула Ренн. — Не тронь его! Он, должно быть, болен или… с ним еще что-то случилось!

Но мальчишка, не обращая ни малейшего внимания на ее вопли, замахнулся и ударил Волка гарпуном.

Волк отскочил, щелкнул зубами и попытался схватить гарпун за древко.

Только тут до Ренн дошло: путь на волю свободен. Но как же Волк?

Видя, что Волк легко уходит от ударов, Ренн решилась.

Она вскочила и бросилась бежать.