Майонезовские сказки (СИ)

- Ты знаешь, Пузырёк, что мне завтра предстоит дать ответ господину профессору, - сказала Варвара Никифоровна мелодично, - что мне сказать ему?

- Не торопитесь, мэм, замуж не напасть, как бы замужем не пропасть! – ответила такса голосом Кро.

- Не поверишь, но я так же думаю, - возбуждённо заговорила Варвара Никифоровна, - да и как можно выйти замуж за друга?! Когда я впервые увидела профессора лет 50 назад, я влюбилась в него без памяти, я подумала: «Это единственный мужчина, за которого бы я вышла замуж!» Но он постоянно уезжал на гастроли, а я на научные конференции, мы никак не могли объясниться!

- Понимаю, мэм, - сказала сокрушённо такса, - время упущено, да и вряд ли это понравится тем, кого Вы называете «мои дети». Но почему «Варенька», мэм?

- Это большая тайна, дружок, я открою её только тебе, - сказала не спеша Варвара Никифоровна, - к профессору попал паспорт моей младшей сестры, по которому я езжу долгие годы, во избежание преследований папараций. Сестра умерла перед первой мировой войной совсем молодой девушкой. Конечно же, она была намного младше меня. Самое удивительное: в паспорте по-прежнему её фото! Однажды она мне приснилась и сказала: «Помнишь, ты сидела в кресле возле камина, а я у тебя на коленях? Ты сказала: «Как страшно, что мы все умрём!» А я сказала: «Да, очень страшно!» и прижалась к тебе. Мы и не знали тогда, что боимся променять ветхую дырявую лачугу на прекрасный замок!» Ей-то легко об этом говорить, она умерла невинным ангелочком!

- Но любите ли Вы господина профессора? – спросила осторожно такса.

- О, я очень люблю господина профессора! – сказала Варвара Никифоровна со слезами на глазах, - Я восхищаюсь им! Этот мальчишка с годами становится всё более обворожительным! Я даже и не надеялась, что он когда-нибудь сделает мне предложение! Впрочем, в том ужасном месте, где это случилось, мы все были не нормальными… Я думаю, что он уже пожалел о своём порыве или забыл о нём… Я боюсь, дружок, что он не любит меня…

- Как можно не любить Вас, мэм, такую добрую, красивую, знаменитую, самую прекрасную! Спите спокойно, и пусть Вам приснится море на закате или небо на восходе! – прошепелявила ласково такса.

… Варвара Никифоровна спала сладко, как в детстве, и проснулась позже всех. Она умылась, надела кремовое шёлковое платье и подошла к зеркалу. Или это телевизор? О, кто эта очаровательная леди с лучистым взглядом? Хорошо бы хоть чуть-чуть быть похожей на неё! Нет, бриллианты лучше не надевать, они охраняли её свободу целых 50 лет, в них она не приступна, как крепость!

Варвара Никифоровна надела длинную нитку жемчуга и подошла к окну, за которым прозвучал очередной взрыв хохота. Что там происходит? Она открыла окно и опёрлась о подоконник, простая и домашняя, как королева Виктория.

Спиной к ней на венских стульях сидели девчонки: Мушка в голубом платье в белый горошек, Рокки в белом сарафане в разноцветных бабочках, Берёза в лимонном платье в зелёную полосочку. Поодаль важно сидели мужчины. На верёвке, где вечером висело бельё, из красных бархатных халатов был сооружён театральный занавес, за ним на качелях восседал очень важный Пыш, полный дворянских амбиций. Задрапированный тюлем с гербом Швейцарии, Пыш держал тарелку с крупными вишнями в руке и неуклюже поедал их ртом, так как вторая его рука была примотана тюлем к круглому животу. Рядом толокся с метлой в обнимку профессор в фартуке Сигизмунда и в чепчике Совы. Он то и дело что-то искал на земле, поворачиваясь при этом задом к Пышу. Пыш стрельнул вишнёвой косточкой в этот зад, вызвав восторг зрителей, и капризно воскликнул: «Анюта! Анюта!»

- Что, барыня? Я тута, - блеющим голосом завопил профессор и заковылял не туда, куда следовало, изображая хромую, кривую и, видимо, слепую служанку – деревенщину. Девчонки смеялись до слёз.

- Принеси мне денег! – скомандовал Пыш.

- Вот Вам, барыня, веник! – проблеял профессор, кидая к ногам Пыша метлу.

- А теперь, глухая тетеря, принеси мне порт…, нет, портмане! – заявил Пыш, приняв вальяжную позу.

- Вот Вам, барыня, кувшинки Клода Моне, - заблеял ужасным голосом профессор, сорвал лист лопуха и кинул в жующего Пышку.

Зрители аплодировали. И тут профессор увидел в окне Варвару Никифоровну.

- О, Офелия! – воскликнул он, встав на одно колено, - Быть или не быть? Вот в чём вопрос!

- Ты с ума сошла, глупая девка, - завопил Пыш, - где ты видишь Офелию?! Это же портрет нашей государыни императрицы Екатерины! Принеси мне не медленно мой косметический ларец! Скоро бал, а я ещё без макияжа, на мне ещё нет пудры «Персидская роза»! Ларец, бестолковая, ларец!

Девчонки вытирали слёзы от смеха платочками.

- Ой, простите меня, сиротинушку, бедную Анюту, уж простите меня, барыня, за мои анютины глазки! Где же спрятался Ваш холодец? – запричитал профессор. Он что-то искал в траве, нашёл, подцепил его листиком и метко забросил слизняка в тарелку Пыша.

- Фу-у! – брезгливо завопил Пыш, - Я положу его вместо лимона в Ваш допотопный стакан!

- Не успеете! – весело закричал профессор, схватил за руки смеющихся девчонок и побежал с ними к накрытому столу под деревом у Лебяжьего пруда.

«Странно, - подумала Варвара Никифоровна, - мы все после этой поездки не то, чтобы постарели, скорее, повзрослели; даже повзрослела книга о нас, хотя что тут странного, ведь книги, как живые организмы имеют детство, юность, зрелость и старость. Не повзрослел только один господин профессор, милый и дорогой, дорогой и милый…»

… За столом оживлённо причмокивали, присвистывали и покрякивали. Мушка разливала чай по второму кругу, и все почему-то посмотрели на Варвару Никифоровну.

- Сегодня утром, - сказала она, - мне принесли письмо от Мишутки, старшего сына LWL, он пишет, что каждый день закаляется, обливая ноги ледяной водой, и что у Ванюшки есть невеста – Прекрасный Ленок.

- Надо пригласить их на целое лето, пусть погостят у нас, - сказал профессор.

Все согласно закивали и снова посмотрели на Варвару Никифоровну.

- Интересно, с чем у нас сегодня пирожки, - сказал, как ни в чём не бывало, раскрасневшийся профессор, - надеюсь, не с «макароно»? Кстати, я вам не рассказывал этот анекдот, слушайте: приехал Венька Коровин в Италию подлечиться, зашёл в какой-то ресторанишко, официант: «Риба, сеньор?», Венька: «Риба», официант: «Макароно?», Венька: «Макароно» и взялся за графин. А официант подбоченился и спрашивает: «Почемо русский всегда наливай тёмный соус из бутилка в стакан, а уксус из графин в рюмка?» Венька руку отдёрнул и отвечает: «Так это понятно, сеньор, чтоб залить изжогу от пирожков с макароно и блинов с вермишело!»

Громче всех смеялся Паралличини. И снова взгляды остановились на великолепной Варваре Никифоровне. Она зарумянилась вся, улыбнулась с милыми ямочками, подняла синие, как фиалки, глаза, и сразу из-за дерева появился Фемистоклюс в атаманских шароварах, на которых ещё висели бельевые прищепки.

- Как истосковалось моё сердце по благородным лицам! Замучила старика ностальгия по личности! – воскликнул дедуля, - Варюша, похорошела! Но как тебе удалось выбраться из закрытого государства?!

- Через один большой экспонат, - не моргнув, ответила с очаровательной улыбкой царственная Варвара Никифоровна.

- У меня созрело несколько рекомендаций к вашему сообществу, - сообщил прапрадед.

Он строго посмотрел на Пыша и промолвил: «Даже и золотая лопата должна понимать, что она только лопата в Божьих руках, и никогда не должна гордиться своим материалом».

Затем он ещё более строго посмотрел на Рокки и сказал: «Не ходите, как по траве по сердцам тех, кто вас любит!»

И для всех добавил: «У вас не правильное понимание творческой личности. Разве повар или портной не может быть творческой личностью?»

Фемистоклюс обвёл взглядом всех сидящих и беспечно жующих за столом и сообщил, видимо, самую последнюю и самую важную рекомендацию: «Вместо того, чтобы искать приключения на собственное «сидение», поискали бы лучше Дверь!»