Майонезовские сказки (СИ)

- Нет ли этого клопа в стакане?! – воскликнул грозно Синяк, эйфорично двигая бровями, - Кто бы мне сказал, что клоп – это ловушка для тараканов, я бы не поверил!

- Хотите знать, братцы, как я стал тараканом? – слезливо заговорил Африкан, - Я страдал «синдромом редактора», то есть, сам иногда пописывал, а когда мне приносили что-нибудь интересненькое, я прятал эту рукопись в дальний ящик стола! И столько я напрятал, а рука выбросить не поднималась, что мне уже стало тесно в моём пространстве! К тому же мой стал начал зловеще гудеть, как улей! Что там «мальчики кровавые в глазах», когда тебя и днём, и ночью преследует твой собственный письменный стол! Я пошёл к психиатру, а он мне: «Меньше надо пить, Африканушка! У тебя мешки под глазами, как карманы у Рокфеллера!!» А я ему: «Это почечная недостаточность от глубокой печали!» Тут и появился зелёный гений, который пообещал мне бесшумное местечко, где я буду жить среди великих людей, не испытывая завести! И вот я туточки! В этом отстойнике человечества я пишу диссертацию о зависти! О той самой зависти, которая погубила мою широкую душеньку! Я расскажу вам, милые мои, занятную древнерусскую былину: сидят богатыри за столом, как мы, только пьют, конечно, не это пойло, один из них говорит: «Братцы мои, я вчера вороного жеребца купил, холкой поведёт, словно серебром взыграет!» Богатыри насупились, в кружки уставились, а второй говорит: «Ой, братцы мои, что конь? Я два дня назад купил себе такой меч, что дамасская сталь рядом с ним отдыхает! Рукоять вся в каменьях!» Богатыри запыхтели в кружки, совсем помрачнели, а третий говорит: «Ох, братцы мои, что меч? Вот я неделю назад женился! Жена, что пава, как улыбнётся, словно солнышко встаёт, как косу распустит, словно реченька блестит!» Богатыри почернели, как туча, а один вскакивает и говорит: «Братцы мои, помните мы вчера спорили: кому ехать на заставу, где птицы не поют, деревья не растут и откуда живым никто не возвращается? Вот пусть он и едет, понежился с молодой женой, а теперь пусть поохраняет родные границы!» Мы завидуем не всему, всему завидовать – это патология! Я, например, до слёз хотел написать поэму «Мальчики и пальчики», в ней молодые заботливые няни должны были ухаживать за карапузами. Они их холят и лелеют, но, как только отходят от игр и забав, и начинают наставлять на дельное и серьёзное – шалуны откусывают у нянюшек пальчики! Хотел – да не смог! Почему какой-то плюгавенький Майонезов может, а я нет? Я завидовал ему безмерно! Зависть повсюду! Проанализируйте такие выражения: «Втюрился! Влюбился по уши!» - это же воплощённая зависть!

Африкан страшно вращал мутными глазами между опухших век.

- А я поведую вам, ребятки, ещё более печальную историю, - сказал Синяк, - не знаю, как там в музыке или в поэзии, а в живописи так: Иванов берёт светотень у самого Бога, Петров – у Иванова, а Сидоров – у Петрова и так далее, пока светотень не превращается в поющий ушастый баклажан! Так вот, я всегда был в этой обойме Сидоровым, а мне до слёз хотелось быть Ивановым! А для чего хотелось? Чтоб скупить все европейские ведущие галереи, чтоб быть хозяином воплощённых творческих душ! Я понимал, что быть Ивановым и одновременно хозяином – это всё равно, что сидеть на Северном полюсе и ждать пингвинов, но я не хотел в это поверить! Тут и подоспел ко мне клоп-вонючка, который пригласил меня в «государство безмерных перспектив»! И вот я такой же «тарик», как Африкан, влипший в ту же самую слизь! Мы все здесь мутно-липкие, потому что у нас утрачено понимание ясности, мы не знаем правды, только – полуложь, оттого и липнем маниакально друг к другу в надежде высосать хоть крупицу правды! И самое ужасное, ребята, мы не хотим уже уезжать отсюда, мы пригрелись в загаженном гнезде на тёмной стороне времени!

- Моя тараканья история ещё банальней, - сказал Крик, - Я хотел того, что хотят все: поклонения и власти. Я изобрёл «чудо-кнопку», допустим, кто-то из вас написал научную статью, я её проверяю на компьютере на предмет плагиата, оказывается, что уникальность текста только семнадцать процентов, а остальное скачено из разных источников, но я нажимаю «чудо-кнопку», и машина выдаёт анализ статьи с уникальностью текста в 71 процент! Ко мне потянулся весь научный мир за процентами! Но мне хотелось такую кнопку, чтоб коллеги мне не только платили, но ещё спрашивали моего разрешения на все важные действия своей жизни! Мне хотелось быть менеджером их судеб! Я бился до полного облысения черепа! И вот появился зелёный человечек, а остальное вам известно. Но как же я страдал здесь в первые дни! Здесь же все говорят друг о друге только мерзости, думают – только гадости! Я ходил словно обвешенный чёрными жирными грязными хвостами! Я был весь больной от их слов, мыслей и взглядов! Я раньше считал, что можно почернеть и заболеть только от своих грехов, но здесь бы и у ангела почернели крылья! И самое ужасное, что многие из них ещё называли себя христианами! Вот эти – недоразвитые, не имеющие ни одной доброй мысли или доброго чувства! И вот я один из них, теперь мне уже кажется, что они обычные – нормальные, развитые, добродетельные! Мы сравнялись с ними в сером цвете, стали частью однородной серой массы!

- Не согласен, - выкрикнул Синяк, - мы не серая масса мы яркие липности!

Группа профессора Войшило во все глаза смотрела с глубоким сочувствием на «мутно-липких». Варвара Никифоровна утирала платочком слёзы, но услышав о страданиях учёного, она не выдержала, вся собралась, как перед выходом на сцену, и воскликнула: «Потерпите, друзья, мы сегодня вернёмся на родину и организуем экспедицию, которая освободит вас!»

- А вы кто такие? – испугано спросил Синяк, оглядывая спутников Варвары Никифоровны затуманенным взглядом. Этот взгляд остановился на Мушке и художник, приняв вальяжную позу, произнёс: «Фея с золотыми волосами и матовой кожей, мне нужно написать Ваш портрет, если я ещё отличу охру от кадмия! А освобождать нас не надо! Мы птенцы самого Рафаэля, сам Рафаэль свил для нас гнездо!»

- Но кто вы? На наших козлов вы не похожи, - пробасил Африкан, - вы не похожи и на энергично – наглых хулиганов и завистников из Синего Леса, вы напоминаете, скорее, добродушно – романтических чревоугодников из Волшебного Леса, не удивлюсь, если кто-то из вас сочиняет стихи такого типа: «Утки, дорогие мои утки, наконец-то вы вернулись к нашему заснеженному бережку!» Передайте вашему пресловутому Майонезову, что я набью ему при встрече морду! Будут ему и мальчики, будут и пальчики!

- Прекрасные строчки, - сказал красный Пыш с обидой в голосе, поднимаясь со стула, - про уток, конечно.

И тут он что-то заметил в стаканах мутно-липких.

- Смотрите, зелёно – розовая курица! – воскликнул Пышка.

Он поднял голову, но на потолке висела только зеркальная люстра, а из стакана Крика на Пыша злобно смотрел зелёный Юм в розовой накидке, в розовых сапожках со шпорами и в красной свисающей зубцами, как гребень, шапочке.

Крик, Горилкин и Синяк поспешно загремели стульями, подобострастно вперяясь мутными взглядами в стаканы, шатаясь в разные стороны, принялись кланяться отражению клопа, повторяя в разнобой: «Поклоняемся! Поклоняемся! Только налей на халяву, батя!»

- Пойдёмте в другой зал, друзья, - сказал огорчённый профессор, - здесь так накурено, что и красный воробей примерещится, а эти товарищи нас уже не слышат и не видят, как я и предполагал, ген разрушает сознание, увы, увы.

Команда верных друзей вошла в «Зал творческих состязаний», где играла приторно – чувственная музыка из модной композиции «Рвотный порошок». К вошедшим сразу же подбежал молодой человек с микрофоном - ведущий шоу.

- Представьтесь, пожалуйста, и ответьте на вопрос: «На какие типы делятся люди?» - спросил он.

- Войшило, - скромно сказал профессор, - а все люди делятся на «развитых» и «не развитых», можно называть последних «зелёными». Вся проблема в том, что им приходится жить вместе: «развитые» смеются над «не развитыми», а «не развитые», которых гораздо больше травят «развитых», хотя и во всём подражают им.