Небесный охотник

— Сэр, но я боюсь, что гипоксия…

— Ступайте на свое место и держите рот закрытым! Я сообщу об этом нарушении субординации. Я не намерен цацкаться с плохо воспитанными сопливыми мальчишками из Академии!

Я с пылающим лицом пошел к столу для прокладывания курса. Остановить капитана Тритуса мог разве что мятеж.

— Мы сыграем в «спешащего домой ангела», — объявил капитан экипажу.

«Спешащий домой ангел» означает крутой и очень быстрый взлет — словно ангел торопится вернуться на небеса — и применяется обычно только в чрезвычайных ситуациях. Я предположил, что капитан надеется: если проделать это быстро, мы меньше пострадаем от высотной болезни при подъеме. Он пытался надуть мать-природу.

— Мы будем там меньше чем через десять минут, — заверил команду Тритус. — Заведем на корабль носовые лини «Гипериона» и закрепим их. А теперь, мистер Куртис, открыть передние танки!

Люк перед командной рубкой открылся, и я увидел в иллюминатор, как жалкие остатки нашего драгоценного балласта летят в море. Теперь, когда нос стал намного легче кормы, он задрался ещё выше, чем прежде. Я услышал, как могучие моторы «Бродяги» взревели на полных оборотах, увлекая нас в небо.

— Скорость двадцать два аэроузла, — сказал мистер Куртис.

— Двенадцать тысяч пятьсот футов, — доложил мистер Шульц.

— Это безумие, — тихо сказал я мистеру Домвилю.

Он коротко кивнул, и я бы сказал, что он держался изо всех сил, стараясь не дрожать. Я взглянул на термометр, висевший возле соседнего иллюминатора. Ртуть уже опустилась ниже нуля. Мистер Домвиль искусно наносил новые данные на карту, отмечая широту и долготу «Гипериона». Я смотрел на цифры.

Смех капитана заставил меня обернуться, потому что такого звука мне ещё не доводилось слышать прежде. Он был грубый и какой-то полузадушенный — словом, не из тех звуков, которые прилично издавать прилюдно.

— Представляете выражение их лиц, когда мы объявимся в порту с «Гиперионом» на буксире, а? — сказал капитан Куртис, довольный чрезвычайно.

Он потянулся за подзорной трубой и уронил её. Наклонившись за нею, он на мгновение неуклюже покачнулся. Когда наконец Тритус сгреб трубу и приставил её к глазу, то издал ещё один смешок.

— Поразительная удача! — заявил он. — Она просто-таки поджидала нас здесь все эти годы, а, мистер Беатти?

— Точно, сэр, — весело отозвался мистер Беатти, стоящий за штурвалом. Он улыбался.

Вот оно, начинается. Я помнил симптомы из учебника. Гипоксия может начинаться с ощущения прекрасного самочувствия, даже эйфории, так что вы и не заметите, что зрение ваше теряет остроту, а сами вы становитесь всё неповоротливее и слабее. Вы можете даже не ощущать нехватки воздуха, до тех пор пока вдруг не упадете без сознания, потому что вашему мозгу и телу не хватает кислорода. Если у вас хорошее здоровье, вы сможете продержаться немножко дольше, но у капитана Тритуса и его экипажа здоровье не из лучших. Все они грузные и курят, и им не продержаться до двадцати тысяч футов. Я обеспокоенно обернулся к мистеру Домвилю. Его здоровье было самым никудышным. Он щурился и дышал неровно и трудно, как после бега.

— Мистер Домвиль?

— Мне надо сесть, — выдохнул он.

Я подтащил к нему табурет и поддерживал, пока он не умостился на краешке, навалившись верхней половиной тела на стол. Казалось, что ему трудно держать голову. Я стащил с себя куртку и накинул ему на плечи.

— Четырнадцать тысяч футов, сэр!

Было уже минус три градуса. По окнам расползались красивые ледяные узоры.

— Сэр, — обратился я к капитану, — мистеру Домвилю нехорошо.

Капитан не услышал, а если и услышал, то проигнорировал мои слова.

— Вот он, джентльмены, — указал он в иллюминатор.

Теперь нас разделяло около мили, и я мог рассмотреть «Гиперион» куда лучше. Это был огромный старый корабль, я такие видел только на фотографиях, и походил он в равной мере и на морское судно, и на воздушное. Он выглядел словно испанский галеон, лишившийся мачт и парусов.

— Пятнадцать тысяч!

Слабое давление в висках усилилось. Сердце частило.

— Ещё всего несколько минут, — пообещал капитан команде, — и вы все будете богаты. В хвостовом конусе есть люди, мистер Куртис?

Мистер Куртис, казалось, смутился. Его восковое лицо лоснилось от пота.

— Нет, капитан.

— Я отдавал вам приказ! — вскричал Тритус, внезапно разъяряясь. — На корме нужны четверо, чтобы принять носовые лини «Гипериона»!

— Виноват, сэр, я, должно быть, запамятовал.

— Поживее, вы, чертов дурак! Это нужно проделать как можно быстрее!

Мистер Куртис потащился к судовому телефону. Он уже почти отключался, а мистер Беатти начал смеяться и не мог остановиться.

Эти идиоты опьянели от разреженного воздуха, и никто, похоже, этого не замечал.

— Шестнадцать тысяч футов, — невнятно произнес мистер Шульц.

Смех мистера Беатти перешел в кашель. Никто больше не улыбался. Я видел, что несколько человек сжимают щеки, виски и уши, которые распирает давление изнутри.

Давление. С тошнотворным ужасом я вдруг вспомнил о гидрии, о том, как он опасно расширяется, когда давление падает, и как растягивает пленочную оболочку, в которую заключен.

— Сэр, — воззвал я к капитану, — газовые отсеки нужно…

Страшный взрыв потряс корабль, швырнув половину команды на пол.

Капитан в бешенстве озирался по сторонам, словно кто-то ударил его по широкому красному лицу. Он-то мгновенно понял, что это было.

— Мы лишились девятого и десятого газовых отсеков, — вяло доложил старший помощник.

— Куртис! — Похоже, у одного лишь Тритуса хватало энергии повысить голос. — Вы были обязаны выпускать излишки газа, пока мы поднимаемся!

— Вы не отдавали приказа, сэр, — прохрипел тот.

— Отдавал, разумеется! Делайте это теперь, вы, идиот, пока всё не повзрывалось!

Мистер Куртис, словно во сне, побрел к пульту управления газовыми отсеками, и я не выдержал, глядя, как медленно он двигается. Все газовые отсеки могли разом взорваться в одно мгновение. Никто, похоже, не собирался помогать ему, и я кинулся к пульту и начал открывать вентили. Мистер Куртис добрался наконец до пульта, и совместными усилиями мы стравили достаточно гидрия, чтобы предотвратить следующий взрыв.

— Спасибо, мистер Круз, — устало сказал он.

Теперь меня уже по-настоящему трясло. Я худой, и у меня нет жировой прослойки для защиты от стихий. Кончики пальцев онемели. Поле зрения сузилось до узкого коридора. Когда в командной рубке заревел сигнал тревоги, мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что я такое слышу, как будто даже мысли начали замерзать и цепенеть.

— Двигатель номер… два… вышел из строя, — с трудом выдавил мистер Беатти между приступами кашля.

Моторы задыхались в разреженном воздухе, как и мы.

— Держите курс, — приказал капитан Тритус.

Новый тревожный сигнал принялся вторить первому.

— Сэр, — сказал мистер Куртис, — четвертый двигатель встал.

— Мы почти на месте, — ответил Тритус. — Нам осталось только завести на него несколько концов, и можем спускаться.

Я взглянул на мистера Куртиса: лицо его сделалось землистого цвета, губы посинели.

— Сэр, — прохрипел он, с трудом выдавливая из себя каждое слово, — у нас… осталась… половина двигателей. Мы наверняка… лишимся их всех… если будем продолжать. — Больше Куртис не мог сказать ничего, он опустился на корточки и свесил голову на грудь, тяжело дыша.

— Держите курс, всё отлично, — пробормотал Тритус. — Он уже рядом. Вообразите их лица…

В окна командной рубки я видел его, «Гиперион», угрожающе надвигающийся на нас. Сверкающие инеем огромные бока. Черные иллюминаторы. На миг в голове у меня словно помутилось. Что, если он и вправду набит сокровищами? Он так близко, и разве трудно забросить на него несколько линей и оттащить в порт? Какова будет моя доля? За одним из черных окон «Гипериона» возникло расплывчатое бледное лицо, и я потрясённо вздрогнул. Моргнул, и уже не видел ничего, кроме льда.