Поединок. Выпуск 17

Валёк усмехнулся и коротко ударил сбоку в подбородок.

— Ты его… Не надо. Уйдем… — лепетал Гена, глядя на лежавшего.

— Уйти хочешь? Куда? — удивился Валёк. — Ты же дома, зачем уходить?

Баскаков зашевелился, подтянув руки к груди, оперся на них и, медленно отжавшись, подставил колено и начал подниматься. Ноги едва держали обмякшее тело, но он все-таки распрямился и развернулся, шатаясь.

Сильный удар снова отбросил его, Баскаков сполз по стене и затих.

— Видел, сявка, что значит дух? — спросил Валёк вконец обомлевшего Гену. — Ему лежать бы и лежать, а он все нас взять норовит… Боец! А ты, гнида, порчь! Через тебя завалились, точно…

Резкий удар снизу в живот согнул Жукова пополам, и, пока он с разинутым ртом пытался восстановить дыхание, Валёк шагнул за порог, прислушался и мягко побежал по ступенькам наверх.

А Гена, сипло втягивая воздух, отер рукой слюну и, согнувшись, тоже выбрел на лестничную площадку. Хватаясь за перила руками, медленно начал спускаться.

Снизу послышались звуки торопливого взбегания по лестнице, и рядом оказались двое. Долгушин схватил его за отворот куртки.

— Где?! Где Баскаков, сволочь? Возьми его, Сева! Ну смотри, ну смотри, если… Ну смотри!

Приговаривая на бегу, Долгушин взлетел маршем выше и с пистолетом в руке вскочил в квартиру. Перепрыгнул ноги лежавшего Баскакова, повернул ствол в кухню, в коридор, быстро продвинулся в комнату, развернулся, держа пистолет наготове обеими руками, и, лишь убедившись, что кругом никого, вернулся в прихожую.

— Андрей Сергеевич! Андрей…

Баскаков замычал, открыл невидящие глаза и потряс головой.

— М-м… — Его руки искали опоры, и Долгушин встал на колени, помог ему сесть. — Саша… ты…

— Я, Андрей Сергеевич, я. Как вы?

— Саша… Взяли… Взяли их?

— Взяли. Одного. Жукова.

Очень косившие до этого глаза Баскакова стали более осмысленными.

— Значит… ушел… — он густо сплюнул красным, и на подбородке остался яркий потек… — Ушел, деловой… Я упустил… обормот…

— Ничего, — Долгушин забросил его руку себе на шею. — Ничего, возьмем… Поднимайтесь, сможете? Ну, вместе… Как там у вас — ап!

На светящемся экране телевизионного монитора, сменяя одна другую, демонстрировались фотографии молодого человека с очень решительным лицом. Анфас, профиль слева, профиль справа…

Полковник Железняков комментировал:

— …Сомов Валентин Степанович, 1960 года рождения, город Ростов-на-Дону. В 1979 году был осужден за разбойное нападение сроком на шесть лет в колонии особого режима. Освобожден в 1985 году. Он же Гришин Алексей Игнатьевич. Место постоянной прописки — город Железноводск Ставропольского края. Клички: «Соболь», «Волына», «Валёк». По имеющимся данным, подозревается в нескольких особо дерзких ограблениях на территориях Северо-Осетинской АССР, Кабардино-Балкарской АССР, а также в Краснодарском и Ставропольском краях…

Железняков оглядел собравшихся в его кабинете сотрудников управления.

— Вот такой гость пожаловал в столицу и ушел, можно сказать, из наших рук благодаря самоуверенной халатности майора Баскакова…

Кое-кто посмотрел на того, чью фамилию назвал полковник. Виновный сидел в углу между Певцовым и Долгушиным, он так и не успел сменить костюм, багровое пятно под левой скулой почти не выделялось на фоне загара.

— …В нашей работе излишняя самостоятельность и так называемая храбрость являются помехой делу. В основе должны лежать взаимострахуемые коллективные действия, и никак иначе! — Теперь Железняков взглянул в дальний угол. — Поэтому есть мнение Баскакова от ведения дела освободить, поручив дальнейшую работу капитану Певцову.

Певцова словно подбросило, так быстро он распрямился, вставая.

— Товарищ полковник, считаю это мнение ошибочным! Практически менее чем за сутки Баскаков вышел на преступников, а принял дело, по сути, в мертвой точке. И ни я, никто из нас не возьмет на себя ответственность заменить Андрея Сергеевича, поскольку такая подмена пусть и станет воспитательной акцией начальства, но принесет один вред вместо пользы…

— Разрешите дополнить? — Долгушин встал рядом с Певцовым.

— Ну, попробуйте.

— Основная вина за исход операции лежит на нашей группе… На мне, — поправился Долгушин. — Этот Сомов пришел и ушел через чердачные помещения. Квартал старый, мы были просто обязаны предусмотреть такую возможность. Обязаны…

— Ясно, что обязаны, ясно, что не предусмотрели, и совсем ясно, что оба выгораживаете своего… Баскакова, — Железняков покачал головой. — Хотел сказать «своего любимчика», да язык не повернулся, стало стыдно за вас. Садитесь! А вы, Баскаков, доложите, как намерены действовать дальше. Конкретно!

Было заметно, что разбитый рот мешает Баскакову говорить внятно, произносимые слова звучали с легким пришепетыванием:

— В настоящий момент по этому делу задержаны трое. Возвращена часть пропавших ценностей, хотя доля их от объема похищенного невелика… Стал известен главный объект розыска и намечены действия по его обнаружению. Работа продолжается. У меня — все.

— Предельно конкретно и оч-чень обстоятельно! — оценил Железняков и тяжело вздохнул.

Пока он бесцельно перекладывал бумаги перед собой, собравшиеся молчали, и никто не смотрел в его сторону. Хотя несколько человек переглянулись украдкой.

А Баскаков продолжал стоять.

Наконец полковник опять посмотрел на него с выражением некоторой безысходности.

— Ну что же, продолжайте дело, Баскаков. Надеюсь, что случившееся явится для вас уроком, очень надеюсь… Хотя совсем не уверен! Все свободны, благодарю.

День опять пришел жарким и душным, три вентилятора безнадежно пытались создать хоть какую-то видимость движения воздуха.

— Тут вот еще что, — Певцов отхлебывал чай, заглядывая в блокнот на коленях. — Космынина показала, что, пока деловые с ней баловались, услышала, как один сказал про жару: «Нет, у нас на Баксане полегче…» Читал?

— Читал, — кивнул Баскаков. — Так и получается: Железноводск, Баксан, окурки сигарет — все Северный Кавказ… Во сколько ваш рейс, Долгушин?

— Шестнадцать сорок… Черт, позавтракать не успел, а пообедать тем более не выйдет! Дую чай, как этот… Зато хоть посплю в самолете.

— Ох, не надо про поесть, — предложил Баранов. И абсолютно нелогично продолжил: — Сейчас бы окрошки холодной!

— Отобедать недурно, — согласился Баскаков. И потрогал желвак на щеке. — Зубы ноют, а есть все равно охота… Где сейчас хорошо и быстро едят? У кооператоров?

— У меня дома хорошо едят, — сообщил Гвасалия. — Как раз тетя приехала, и Тамрико рада будет… Нет, верно, Андрей Сергеевич!

— Спит и видит твоя Тамрико, когда к ней такая орава нагрянет, — предположил сидящий поодаль Сахнов. — Мечтает и ждет.

— Ты грузинских хозяек совсем не знаешь, — возмутился Гвасалия. — Гость еще руки моет, а уже хачапури готово, пока садится за стол — готовы цыплята, а зелень, сыр, лобио — давно на столе, сразу можно вино разливать. У нас так.

— И ни слова про холодное кахетинское! — предложил Певцов. — Душа стонет… Этот Валёк, Сомов этот, он что — только за долгом к Жукову шел? Рисковый гражданин.

Баскаков задумчиво разминал сигарету.

— Мог за долгом. А мог иметь намеренье прибрать его. Но не прибрал. Ни его, ни меня…

Зазвонил телефон, и на звонки ответил сидевший рядом Калугин.

— Калугин слушает! — И зажал трубку ладонью. — Это вас, Андрей Сергеевич. Голос женский.

— Повесишь, я там возьму.

Баскаков вышел в соседнюю комнату, плотнее прикрыл дверь за собой.

— Да! Ну, здравствуй… Извини пожалуйста, но вчера несколько вырубился в связи с обстоятельствами… Кто — обстоятельства? Они, понимаешь, не слишком прогнозируются, вот в чем дело… Очень хочу, и совсем не знаю когда. Полное наличие отсутствия времени…

Она опять звонила с работы, и блондинка за соседним столом изо всех сил делала вид, будто занята своим делом. Правда, Елене было все равно.