Подкова на счастье

— Халява, сээр, — ответил Олег, проверяя стрелы в колчане. — Да вот и ты. Ты бы стал тут жить?

— Стал бы, — отрезал Тимка, и Олег, кажется, смутился. Сказал:

— Ну и переезжайте. Вон, хоть в Христофоровку.

— Да у меня родители военные, что им там делать-то?! — засмеялся Тимка.

— А там что делать? — спросил Олег. — Защищать страну, где у властей главное занятие — кидалово народа?

— Знаешь, — Тимка взвесил свои слова. — Ты не обижайся. Но такие, как мои предки, защищают не власть. А этот самый народ. Если бы не они — в девяносто девятом чечмеки на Волгу вышли бы не фиг делать. И не власть бы резали, а пацанов вроде нас. Девчонок. И стариков.

— Прости, — искренне сказал Олег, с уважительным удивлением смотревший на Тимку. — Я там мало хорошего видел, вот меня и заносит иногда. Ты осаживай.

— Да ладно, — мотнул Тимка волосами и улыбнулся. — Забыли. Чего там. Фигня… Куда пойдём-то?

— А вот прямо и пойдём, — указал Олег подбородком. — Туда они и приходят.

— Да кто?! — не выдержал Тимка.

— Лоси, — ответил Олег. — За лосем идём.

— Ясно, — озадаченно вякнул Тимка. Он уже тут видел лосей и не мог решить, нравятся они ему, или нет. Лосятина — вкусная, очень. А вот охотиться на лосей ещё не приходилось.

Мальчишки пошли вдоль речки, постепенно скатывавшейся вниз. Становилось сыро и душно. Тимка подумал, что гроза или что там всё никак не соберётся, а от духоты уже обалдеть можно.

— Рысь, — пробормотал Олег, заставив Тимку вздрогнуть:

— Где?!

— Да сейчас нигде, — успокоил Олег, показывая на еле приметный клочок шерсти, серорыжий, застрявший между трещинами коры примерно на уровне головы взрослого человека. — Ушла конкурентка.

— Она тоже охотится на лосей? — удивился Тимка. Олег кивнул:

— Иногда, чаще на оленей… Сейчас лагерем станем, а вечером, когда на водопой пойдут, мы их и постережём…

…"Стать лагерем" тут означало простонапросто раскатать на подстилке из лапника по обе стороны костра из обрубков брёвен свои одеяла. Палатки, навесы и прочее никого особо не интересовали. Мальчишки растянулись на одеялах, лениво гоняя комаров и щурясь на солнце, в этом месте как раз пронзавшее кроны. Речка на недалеком перекате ворчала и плюхала.

— Странно, — признался Тимка. Олег промолчал. — Как будто нет не то что там Москвы например, но даже ближайшего райцентра.

— Может, и нет, — Олег вытянул над головой руки, и Тимка почти против воли всмотрелся наконец-то в медальон у него на груди. Там тоже был свастиковидный знак, но иной

— Это велесовик, — сказал Олег, чуть скосив глаза. — Знак того, что я умею обращаться с животными лучше, чем с людьми.

Этот же знак, как теперь увидел Тимка, повторялся многократно и в татуировке на плече Олега.

— Говорят, что татуировка, — не выдержал Тимка, — это постоянное доказательство временного умопомешательства. Олег засмеялся:

— Точно. Только это если наколоть себе какогонибудь дракона или там чушь негритянскую…А в этом просто есть определённый смысл. Или, если хочешь, постоянное доказательство постоянного умопомешательства.

— Зима, — сказал Тимка, — ты куда после школы поступать собираешься?

— Никуда, — буркнул Олег. — Тут останусь.

— Так и все вроде тут собираются оставаться…

— Я вообще тут останусь, никуда не поеду. Чего я где забыл? Я и в город-то лишний раз не езжу, противно. Всем на всех наплевать, все за деньгами мечутся, ловят их, как будто это синяя птица…

— А при чём тут синяя птица? — удивился Тимка. Олег тоже удивлённо на него посмотрел, привстав на локтях, потом пояснил:

— Есть такой писатель, был, в смысле. Метерлинк. А у него сказка — "Синяя птица". Про то, как дети искали счастье — вот такую птицу. А она не давалась в руки… Это я ещё там… в детском доме читал.

— Они поймали синюю птицу? — спросил Тимка. Олег засмеялся:

— Оказалось, что она жила у них дома и не надо было её ловить… А ещё у Метерлинка есть такая пьеса: «Слепые». Как в глухом страшном лесу сидит много слепых людей. Ночь, птицы какие-то летают… Зрячими у них были проводник и его сын, мальчишка… Оказывается, что проводник умер и куда дальше идти — никто не знает вообще… Ну, они поднимают мальчишку на плечи, чтобы он поглядел дорогу. Он стоит, смотрит в темноту — и вдруг страшно кричит. И всё. Конец пьесы.

Тимка озадаченно привстал.

— И всё?

— И всё, — кивнул Олег. Тимка уточнил:

— Но ведь он что-то увидел, нет?

— В том-то и дело, — согласился Олег. — Увидел, но что?

Тимка хотел сказать, что это глупость. Но представил себе эту картину — и передёрнулся. Она получилась страшнее, чем глупые слюнявые голливудские ужастики. Ясно было, что этот мальчишка увидел что-то непередаваемо страшное, надвигающееся из мрака. И в этой недосказанности таилось самое ужасное. Олег молчал. Тимка хмурился, покусывал губу. Потом сказал:

— Этот писатель. Он имел в виду человечество? Ну, слепых? А проводник — это… это Бог, наверное, вера в Бога? — Олег кивнул. — А пьеса старая?

— Да, ещё в девятнадцатом веке написана, — пояснил Олег.

— Ну вот… А никакого конца света не было пока. Может, и дальше не будет.

— А ты уверен, что конца света не было? — как-то даже лениво спросил Олег. Тимка засмеялся:

— То есть?!

— А то и есть. Может, первая мировая война была концом света. Может, распад СССР. Или ты думаешь, что как в библии — тебе ангелы трубить станут? А если всё потихому?

— Я библию не читал, — признался Тимка.

— И не надо, — хмыкнул Олег. — Два тысячелетия книжке, а человечеству — сорок. Или больше, кто его знает. И вообще, прекрати меня доматывать философскими разговорами.

— Ну, давай о девчонках говорить, — согласился Тимка лукаво. Олег сердито сел, поерошил волосы:

— Лучше бы я один пошёл.

— Во, и о девчонках не надо?! — удивился Тимка. — А у тебя вообще ориентация как — нормальная? Или ты…

— Ещё слово — и ты тихий трупак, — предупредил Олег. — Будешь лежать под дерновым одеяльцем с головой в обнимку. А дома скажу, что ты сбежал на самолёт. Не вынес и дезертировал из наших рядов.

— Ты со мной не справишься. — Тимка достал нож, лёжа метнул его в старый выворотень шагов за десять — нож с коротким стуком вонзился точно в середину пня. — Видал?

— Ничего надрессировался, — одобрил Олег. — Давай поспим немного, вечера дождаться надо…

— Не, не хочу, — покрутил головой Тимка. — Ты спи, я посижу так.

— Сиди, — Олег зевнул, закрыл лицо локтем и мгновенно уснул. Тимка посмотрел на него с завистью. Этому умению в числе прочих он завидовал в местнях старожилах. Бац — и всё. И просыпаются точно так же, как и не спали…

Тимка вздохнул, разулся и отправился к речке, по пути выдернув нож и подкидывая его вверх на ходу. Эта речушка была тёмная, тихая — не как та, где они видели медведицу с медвежатами. На противоположном берегу виднелся галечный пляжик, светилось дно. Раньше Тимка поопасался бы купаться в такой воде, как у этого берега — чёрт его знает… Но духота донимала, он разделся и тихо соскользнул в воду, чтобы не будить Олега.

Вода была прохладная и пахла торфом. Руки, ноги, тело через неё казались буроватокрасными. Течение почти не ощущалось, Тимка лёг на спину посередине реки и стал смотреть в небо — голубой коридор между слегка покачивающимися чёрными пологами — древесными кронами. Странно, думал Тимка. Такая огромная и красивая страна… Если бы он был президентом, он бы расселил все большие города вот по таким местам. Или, по крайней мере, сделал бы так, чтобы в таких местах рождались и росли дети. Типа интернатов, что ли… Почему так не сделать? Это ведь не так уж сложно, тем более, что все твердят: деньги есть, нефть стоит дорого… Может быть, не хотят? Может, и правда кому-то нужно, чтобы русские вымерли? Но думать об этом было страшновато… И вот ещё: раньше он о таком и вообще не думал. А сейчас — сейчас ему было жалко своих ровесников, в жизни не сходивших с асфальта, а зелень видевших только в унылых и небезопасных парках…