Подкова на счастье

Максим «отошёл». И «отошёл» быстро, потому что его история не была необычной здесь и здесь знали, как надо говорить и вести себя с восьмилетним мальчишкой, который вдруг начинал в ответ на ласковые слова бить кулаками по столу или кричать — просто бессмысленно кричать. И два года Максим жил одной надеждой — рано или поздно вернётся папа. Он уже отсидел много. Осталось всего четыре года. Всего четыре… Максиму будет двенадцать, когда он вернётся и заберёт его. И придумает, как быть дальше. Воспитатели, учителя, приятели поддерживали в мальчике эту уверенность…

В середине лета 2005 года отец Максима умер "на зоне" от туберкулёза, свирепствующего среди заключённых "демокретической страны".

Все ниточки оборвались. Всё сгорело. Всё рухнуло.

В августе 2005 года десятилетний Максим бежал, оставив на столе у директора недетскую записку:

таких же детей…

А в сентябре 2005 голодного, оборванного, грязного и уже совершенно невменяемого и равнодушного от тоски Максима подобрал на одном из вокзалов БАМа незнакомый мужчина. Максиму было всё равно, кто он и что будет с ним делать. Мальчишка как раз раздумывал, как ловчей всего броситься под поезд — чтобы быстро и не слишком больно покончить со всем сразу.

Но этот мужчина всего лишь привёз его в Светлояр…

…Кажется, позавчера Тимка случайно услышал, как Славка Найдёнов в классе читал стихи — ни для кого, для себя. Стихи были какого-то Михаила Светлова, Тимка раньше никогда не слышал о таком поэте. Но услышанные строчки странным образом наложились на размышления о судьбе Молчуна. Он и сейчас вспомнил их…

Тимка сглотнул и излишне оживлённо сказал:

— Как думаете, что на обед?

— Во, — завозился Олег, — что-то ты об этом забеспокоился? Обычно метёшь всё, что положат.

— Он устриц в белом вине захотел, — проворчал Борька. — Ктонибудь ел устриц в белом вине?

— Я ел ракушки, — сообщил Олег. — Перловицы. Так себе.

— Ты, наверное, их не в белом вине варил, — серьёзно заметил Тимка. — Наверное, в красном. Отсюда и все проблемы… Чёрт, когда же дождь пойдёт?

— Пусть пока не идут, — возразил Борька, — мы с Найденом после обеда ветряки должны осматривать, — он потянулся на горячем камне.

Ряды ветряков, снабжавшие Светлояр даровой энергией, давно привлекали внимание Тимки. Он подумал, что стоит напроситься с ребятами и познакомиться с установками поближе. Но Олег, повернувшись на бок, предложил:

— Тим, поедем завтра утром на охоту? Рыжий разрешит.

— Поехали! — обрадовался Тим. — Правда, может, хватит валяться, пошли на обед?

— Давайте ещё по разу прыгнем, — Молчун встал, подошёл к краю. Но тут до ребят донёсся издалека оклик — голос принадлежал Звениславе:

— …атааа!

— Звоночек надрывается, — Олег сел на корточки, — значит, дядя Слава и Игорь вернулись…Отставить купатьсчя, одеваемся и побежали!.

… Вячеслав Тимофеевич и Первач действительно вернулись. Во дворе двое младших мальчишек расседлывали лошадей. Верка Незнамова о чём-то разговаривала с незнакомой девчонкой её лет — десяти где-то — одетой в джинсы и майку. Незнакомка была черноволосая и синеглазая, на вопросы Верки отвечала коротко и тихо, на каком-то чужом языке. Из дома выскочил Игорь и закричал Радославу, рассёдлыва вшему его коня:

1. Светлов Михаил Аркадьевич (1903–1964 г. г) — русский советский поэт. Его стихи посвящены революции, Великой Отечественной войне, мужественным и честным людям, сражающимся за то, во что они верят. Приведённые строки — из стихотворения «Итальянец»: размышления поэта над трупом убитого в бою под Моздоком в 1943 году молодого итальянского солдата из оккупационного корпуса, союзного Германии.

— Не надо, не трогай, я прямо сейчас поеду!

— Это что у них тут? — озадачился Борька и, увидев младшего брата, пробегавшего по двору, крикнул: — Вадька, что случилось?!

— Дядя Слава больного привёз! — отозвался тот и исчез.

— Вы чегонибудь понимаете? — поинтересовался Олег. И, не дождавшись ответа — все недоумённо молчали — первым вошёл в дом.

В гриднице оказались все, кто был свободен. И все молчали, глядя, как Вячеслав Тимофеевич сам переодевает рослого парня, чем-то похожего на ту девчонку во дворе, только старше, лет тринадцати. Парень послушно подчинялся рукам Вячеслава Тимофеевича, не говорил ни слова и смотрел куда-то сквозь стену.

— Что с ним? — нгедоумённо спросил Борька…

… Жил в красивой и доброй стране Югославии весёлый парень Славко Зенич. Любил он девушку Марию. Славко и Мария были сербы и жили в хорватском городе Вуковар. И быть бы им счастливыми, пожениться, обзавестись детьми…

Но в 91 м началась война. Огненным вихрем понеслась она по Югославии. И оказались Славко, Мария и сотни тысяч других виноватыми в том, что они сербы. Волками ринулись на них вооружённые с Запада хорватские фашистыусташи под клетчатым знаменем, бросились на них байские банды мусульман под зелёным знаменем ислама.

Сербы не подставили горло под нож. Решили драться за дома и могилы предков. Славко с Марией ушли воевать в отряд четников. И через год всего загремела страшная слава Славко «Комитача» и его людей. Долгой и кровавой была война. На этой войне родился у них сын Видовдан, Дано. Родилась дочь Весна. Гремели бои. Горели города и сёла. Лилась кровь. Велика была сила врага, щедро одаряли его деньгами и оружием «демократы». Но мужество сербов было выше. Грудами собачьего мяса легли, разбежались по трущобам банды. Расстались с жизнью сотни жадных до денег наёмников со всего мира.

И тогда Запад бросил в балканское небо свои чёрные эскадры. И выигранная война сразу оказалась проигранной — не было у сербов силы противостоять поднебесной смерти. Но мир подписан был почётный, враги клялись, что старые счёты забыты…

Они лгали. Едва распустили сербы свои отряды, как спецгруппы начали ловить и убивать их командиров. Везли пленных в Гаагу, на мерзкий суд, где обвиняли защитников родной земли в преступлениях, ко-торых не совершил бы и дикий зверь. И не заботились ничего доказывать — виноват был всякий, кто серб. Просто потому, что — серб…

Семье Зеничей везло. Они вовремя перебрались собственно в Югославию, куда руки "разносчиков демократии" дотянуться не могли. По крайней мере — до того момента, когда обкурившиеся анаши и щедро продолларенные студенты (самая мерзкая часть любого европейского общества) помогли Коштунице "выиграть выборы" у "тирана Милошевича".

Когда Милошевич был выдан в Гаагу, Зеничстарший понял, что дело плохо. Оставалась возможность скрыться гденибудь в черногорских горах, но черногорцы, спаянные в кланы, с трудом принимали чужих, даже сербов. И «Комитач» отправился туда — зондировать почву.

Он и в мыслях не держал, откуда может придти беда.

В конце весны 2005 года к дому на окраине Белграда, где жила в ожидании мужа Мария с двенадцатилетним Дано и девятилетней Весной, подъехал чёрный джип. Из него тренированнобыстро и бесшумно высыпали полдюжины людей в чёрных комбинезонах и шлемах, с оружием в руках…

Инстинкт партизанки заставил Марию проснуться за минуту до того, как на дверь обрушился удар специальной штурмовой балки. Она успела выхватить из ночного столика два ТТ. Успела поднять детей и сказать сыну: "В окно через сад, бегите!" успела выбежать в коридор и начать стрелять по бандитам, убив одного и ранив другого.

Прежде чем очереди двух «хеклеркохов» изрешетили её и отбросили на стену. Как через неё перепрыгивали рванувшиеся в дом в поисках детей американские спецназовцы — Мария к счастью уже не видела.

Брат с сестрой тоже успели — выбраться наружу и добежать до полицейского на углу. Он и выдал детей американцам…