Черный осьминог<br />Авантюрный роман из эпохи гражданской войны<br />(Советская авантюрно-фантастич

— Ну, Павлушка, ждать, брат, нечего. Надо идти на выручку Васютину.

— Верно, товарищ Фальберг, надо. Может быть, удастся. Я соберу всех ребят, мы облазим все в окрестностях Барановска, авось, нападем на что-нибудь…

Через полчаса они, уже достаточно отдохнувшие и обсохшие на солнце, двинулись в путь.

— Товарищ Фальберг, а вы не знаете, что сделалось с ребятами, что лазили в подземелье в башне? — спросил по дороге Павлушка.

— Так это ты с ними вместе открыл ход? О, они, брат, важное дело сделали!

Шагая важно рядом с Фальбергом, Павлуша гордо улыбнулся, считая вполне основательно и себя участником этой работы.

— Они, брат, носы повесили после твоего исчезновения. Искали тебя долго. Хорошие ребята!

Павел с удовольствием представлял себе, как удивятся они, увидев его невредимым, и как будут завидовать его необычайным приключениям…

Глава XL. ВСЕ ГОТОВО

Завойский, тот самый, что стрелял в товарища Александровского, был помещен в госпиталь ГЧК, находящийся на углу Долгих Рядов и Воскресенской улицы. Комната, где он лежал, находилась во втором этаже, окнами во двор. У двери дежурили двое часовых, на дворе под окнами — один.

Вечер. Доктор Базилевский только что осмотрел Завойского, переменил перевязки. Раненый был очень слаб и с трудом поворачивался на постели. Пульс был неровный, высокая температура. Внешний вид раны, до этого бывший довольно благоприятным, сегодня почему-то резко изменился к худшему.

— Боюсь, не заражение ли у него крови, — покачал головой Базилевский. — Одного только не понимаю, почему внезапно наступило такое резкое ухудшение?

Дав некоторые указания фельдшеру и сиделкам, Базилевский ушел, предупредив, чтобы его вызвали, если раненому будет хуже.

Еще не закрылась дверь за доктором, как раненый полуоткрыл глаза, и по его губам пробежала злобная усмешка. Во всей его позе уже не чувствовалось слабости. Это был хищник, готовящийся к нападению.

Но вот фельдшер, проводивший Базилевского, вошел в комнату, и снова на кровати лежит почти безжизненное тело Завойского.

Вечер тихо уходит, уступая свое место ночи, которая вползает незаметно и неслышно во все уголки и щели.

Сиделка, склонивши голову на руки, дремлет у окна, фельдшер развернул газету на столе и при мигающей коптилке читает последние фронтовые новости.

Раненый тяжело дышит, мечется и что-то бормочет во сне. Вот резким движением он садится на кровати, встает и пробует идти. Сиделка и фельдшер бросаются к нему и схватывают его под руки. Он вырывается, падает на пол, увлекая за собой державших его.

Фельдшер и сиделка поглощены возней и не слышат легкого сверлящего звука, идущего откуда-то со стороны окна. Чья-то рука в черной резиновой перчатке осторожно надавливает на стекло и вынимает его. Вот поднята и задвижка.

В комнату мягкими прыжками вскакивают два человека в масках и, сжимая что-то в руках, бросаются к барахтающейся на полу около кровати группе.

Ни фельдшер, ни сиделка не успели опомниться, как к их лицам были прижаты губки, пропитанные хлороформом.

Короткую борьбу сменяет тишина.

Люди в масках, привязав платками губки, встают, а за ними встает и Завойский, до сего времени игравший роль умирающего.

Слабости как не бывало. Он отдает шепотом какие-то приказания, которые почтительно выслушивают его освободители.

— Как обстоят дело с внешним караулом? Снят ли или еще нет?

— Все сделано. Иначе мы не могли бы проникнуть к вам.

— Каким способом ликвидирован караул?

— Вот этим, — ответил один из замаскированных, показывая на какую-то коробку, висящую у него на спине. От коробки отходила длинная резиновая трубка с зажимом.

— Что это?

— Неужели не помните? Это баллон с тем самым усыпляющим газом, которым немцы не один раз угощали нас на фронте. Средство верное, действует без ошибки и следов не оставляет.

— А как же вам удалось пустить газ на чекистов?

— Это было трудновато, но все же мы справились. Пришлось путешествовать по крышам. Хорошо еще, что темь непролазная, да ветер сильный. Взобравшись на крышу, мы и угостили ваших караульщиков усиленной порцией. Скоро не проснутся.

— Однако, довольно. Поговорить мы успеем всегда. Надо выбраться отсюда, и как можно скорее.

Завойский осторожно выглянул в окно. Сонные улицы были тихи и спокойны. Часовой у наружных ворот спал, сидя на ступеньках крыльца.

Все предвещало удачу.

ЗВЕРЬ ВЫШЕЛ НА РАБОТУ

Глава XLI. НЕ УДАЛОСЬ…

— Товарищ Когортов, можно к вам на минутку?

— А, это вы, доктор. Хотя я и очень занят, но минутку урвать могу. Заходите и говорите, в чем дело.

— Я по поводу того раненого белогвардейца, который называет себя Завойским. В его состоянии заметно резкое ухудшение, и если так пойдет дальше, то он долго не протянет.

— Как так! Да ведь вы же мне докладывали сегодня, что он безусловно поправляется. Почему же теперь все так сразу изменилось?

— Товарищ Когортов, я уже старый врач, видел много ранений, будучи участником японской и германской кампаний. И все же я не стыжусь сказать, что для меня совершенно непонятны происшедшие изменения в здоровье раненого. Может быть, вы сами зайдете посмотреть на него?

— Непременно зайду, вот только просмотрю еще несколько срочных докладов.

Закончить дела Когортову удалось только в первом часу ночи. Голова раскалывалась от напряженной работы. Хотелось побыть хоть немного на свежем воздухе.

«Да, чуть не забыл: надо зайти еще в госпиталь, посмотреть, что это приключилось с раненым белогвардейцем».

Вышел на двор и столкнулся с тремя ребятами из батальона, которые шли сменять караул у лазарета.

Пошел вместе с ними. Вот уже и госпиталь.

— Стой, — шепотом остановил Когортов идущих. — Кто это лежит у крыльца? Не помню ни одного случая, чтобы кто-либо из наших ребят когда-либо заснул на посту. Что-то неладно. Приготовьте винтовки и стойте здесь, в тени, и тихо, а я один пойду вперед.

— А у вас есть револьвер? — спросил один из караула.

— Целых два, — ответил Когортов и, прижимаясь к стене, стал осторожно продвигаться к крыльцу.

Вот уже не больше десяти шагов отделяют его от лежащего человека.

Легкие, заглушенные чем-то мягким шаги во дворе. Наган слился с рукой. Глаза зорко смотрят вперед.

Какая-то черная фигура спокойно вышла из ворот, за ней другая, третья. Склонились над лежащим.

Тихо, стараясь не производить шума, Когоргов вытянул руку с наганом, прицелился старательно и выпустил один за другим три выстрела. Двое упали, третий обернулся, отстреливаясь, побежал в сторону Большой Московской.

Выстрел из винтовки — и бежавший с размаху врезался головой в землю.

На выстрелы выскочили несколько дежурных сотрудников Губчека. Принесли фонарь, пришел доктор, осмотрел упавших — все были убиты наповал.

— Э, да это наш умирающий, — сказал Когортов, наклоняясь над одним из лежащих. — Надоело ему у нас лежать. Ну, да теперь не встанет и не будет из-за угла подстреливать наших товарищей. Доктор, а ведь немного — и этот бандит ушел бы от нас. Вот вам и умирающий…

— И все же, если бы и вы видели его сегодня вечером, вы также бы согласились с моим заключением, — ответил Базилевский. — Но все же я готов признать свою ошибку и сознаться, что этот человек был отличным актером и сумел обмануть медицину.

— Товарищ Когортов, надо бы наших ребят посмотреть. По всей видимости, они не убиты, а только одурманены каким-то средством.

— Ах ты, черт! Из-за возни с этими белогвардейцами я совсем забыл о них! Сейчас же перенести их в госпиталь!

Только часам к восьми утра все пострадавшие, в том числе сиделка и фельдшер, были приведены в чувство и могли рассказать как все это случилось.

— Я вижу одно, — сказал Когортов, — что где-то здесь, в Загорске или же в его окрестностях, свила гнездо боевая белогвардейская организация, располагающая достаточными средствами и силами. И наша самая насущнейшая задача — как можно скорее и беспощадней свернуть голову этим бандитам. Следует быть особо бдительными. Вспомните только, что за короткий промежуток времени ряд активных и испытанных коммунистов погибли на своих постах от руки этой банды. Так дальше продолжаться не может. Мы должны с корнем вырвать всю эту нечисть, выжечь ее каленым железом.