Под крылом ангела-хранителя. Покаяние (СИ)

— Святый Ангеле Божий, хранителю и покровителю окаянные моея души и тела, вся мне прости, еликими тя оскорбих во вся дни живота моего, и аще что согреших в прошедшую нощь сию, покрый мя в настоящий день, и сохрани мя от всякаго искушения противнаго, да ни в коем гресе прогневаю Бога, и молися за мя ко Господу; да утвердит мя в страсе Своём, и достойна покажет мя раба Своея благости. Аминь. — И сказав так, спал я сладко и крепко, без сновидений, а главное, без комаров, сдуваемых с косогора порывами прохладного ветра.

С наступлением темноты я выбрался из палатки. Пора разводить огонь и готовить ужин. У воды валялся ящик, разбил его на растопку. Собрал скрутки бересты, обломки дощечек, со старого пепелища от рыбацкого костра приволок обугленный чурбак, и скоро вода в котелке закипела над костерком. Я присел рядом, вытащил из рюкзака пакеты с провизией, раздумывая, что варить на ужин.

— Эй, мужик! Ты чого палишь? Цэ ж мий ящик? Як я будемо сидеть? — сердито окликнул меня неопрятного вида человек в штормовке, в резиновых сапогах, с удилищем и, явно, захмелевший. — Слухай, мужик, ты шо, в натуре, борзой?

— Откуда мне знать, что он твой? Валялся на берегу…

— Я туточки рыбачу на ём, и все наши не замають…

— Кто это — ваши?

— Цэ ж ми вахтовики с Украйны. Уси гарны хлопци! А та к–карак–катица твоя буде, чи шо? — ткнул «гарный хлопец» удилищем в сторону «Дика». — Ну, цэ ж з яких краёв занесло тебя сюды? — развязно спросил он. — Из Новосибирску? На этом пугале? Свистишь?!

— А мне зачем свистеть? Паспорт показать?

— Да, ладно… И дале поплывёшь?

— И дале поплыву…

— Выпить нэма? Бачу я, затарился, диду, горилкой? Плесни чуток, бо шарабан як колокол гудить…

— Отвяжись… Не плесну. Есть, но не про вашу честь.

— Дай на чикушку, сам в чинок сгоняю зараз. Вместе выпьем…

— Вот прилип как банный лист к заднице! Сказал же тебе: «Отвяжись!».

— Ну, и плыви, бисов москаль, хрыч старый! Шоб твоему корыту и тоби вмести з им ни дна, ни покрышки не було! — зло отмахнулся подвыпивший рыбак. Послонялся по берегу, ни разу не забросив удочку, и ругаясь, ушёл.

Первое знакомство с вахтовиками состоялось.

Рано утром, при ясном небе, окрашенном на востоке пурпурно–алой полоской зари, при полном безветрии, столкнул я «Дика» на лёгкую рябь Пасола и, пройдя под мостом стрежевских влюблённых, отправился в путь.

Впереди меня ждал Нижневартовск.

Плавание по заросшему густым тальником Пасолу — скушнейшее занятие. Вышки электропередач, провода между ними нависли над рекой, гул автомобилей с проходящей неподалеку трассы, вой электромоторов: насосы нефть качают. Сколько их здесь?! Слева, справа тянутся трубопроводы с вентилями, желтеют щиты с чёрными предостерегающими надписями: «Не приближаться! Огнеопасно!». Берега захламлены брошенной буровиками техникой, железными бочками, тросами, кабинами тракторов, фермами опор и прочим металлоломом. Неприглядная картина! Экологи! Где вы?! А–у–у!

Весь день плыл под монотонное жужжание нефтекачалок. Пасол — река шириной в пару сотен метров, ленивая, неторопливая. Крупная рыба играет у поверхности, разводит большие круги на гладкой воде. Сонная щука угодила под весло, тяжело перевернулась, с глухим всплеском ушла на глубину. Однообразие унылых пейзажей, чередой свалок сопровождавших меня на Пасоле, утомило. Желая разогнать скуку, размотал лесу с японской блесной–рыбкой. Часа четыре она болталась за «Диком», пока не зацепилась за корягу и не оборвалась. Без сожаления выбросил остаток лески за борт, всё равно ни одна хищная рыбина не польстилась на искусственную приманку.

18.00. Прошёл под мостом Тюмень — Нижневартовск. Стемнело. Справа — необъятная водная ширь. Лунная дорожка убегает к далёкому противоположному берегу, очертания его смутно угадываются в сгущающихся сумерках. Догадываюсь, что достиг водораздела — слияния Пасола и Ваха.

Дожди и ветры преследуют мой плот. «Дик» то почти на месте качается в круговерти течений, то лениво тащится, сдерживаемый встречным ветерком, то несётся вперёд.

Пока огибал остров, налетел страшенный ветер с грозой и ливнем, забил плот в кусты. В них и переждал бурю, накрывшись плащ–палаткой. На рассвете двинулся дальше. Теперь уже по Ваху. Ужасно хочется спать, но нет подходящего места для причаливания. Возможно, долгожданный привал у огня с горячим кофе и мягкой постелью в палатке можно устроить на возвышенном правом берегу? Там темнеет лесистая грива, но до него слишком далеко: не один час утомительной работы вёслами. Однако, именно туда, не боясь расстояния, устремилась лягушка–путешественница, встретившаяся мне на середине широкой реки. Целеустремлённо, по прямой держит она точное направление на сухой правый берег. Затопленные наводнением, торчащие из воды деревья, кусты — всё, что осталось от низменного левого.

Откуда болотная царевна–лягушка знает, что там, куда плывёт, сухо? Что надо плыть именно в ту сторону? И зачем отправилась пучеглазая Василиса Премудрая в столь опасное путешествие, рискуя попасть на обед щуке или утке?

Но ведь доплыла до середины реки! Размеренно дрыгает задними лапками, всем своим видом показывая стойкое намерение переплыть Вах. Быть может, хозяйка покинутого ею болота решила навестить дальних родственников в сосновых краях?

Загадка природы!

В одном не сомневаюсь: окажись я в холодной, неторопливой воде Ваха в этот ранний туманный час, не разглядел бы берега, не смог бы сориентироваться в какую сторону грести. Из любопытства и озорства ради подцепил квакушку веслом. Она плюхнулась животом вверх, перевернулась, покрутилась немного возле плота, и вновь безошибочно взяла прежний курс.

«Инстинкт!» — скажут учёные мужи. Удобное нашли объяснение всему непонятному в мире насекомых, животных и птиц.

И тому, почему пчела, улетев за взятком километров за пять и дальше, застигнутая непогодой на несколько дней, не потеряет свой улей.

И тому, как муравей, проблуждав день по усыпанной листьями и ветками лесной чаще, находит свой муравейник.

И синхронным поворотам косяка сельди в морских глубинах.

И возвращению птиц на родной Север из Африки.

Ещё многое, недоступное человеческому пониманию, объясняют они словом «инстинкт». Легко и просто утверждать: «Это аксиома, не требующая доказательств».

Нет, уважаемые учёные мужи! Ваша притирка ушей неучёным годится для объяснения безусловных рефлексов: пищевых, оборонительных, половых и других. Наступил пару раз у печки на кочергу — в другой раз ладошкой лоб прикроешь.

Врождённые акты поведения организма, возникающие в ответ на внутренние раздражения, не могут пролить свет на почти сознательное побуждение лягушки упрямо разворачиваться в сторону далёкого и невидимого ей леса. Казалось бы, какая ей разница?! Обратно на болото плыть километров пять или столько же в хвойный лес?

Я мешаю ей веслом, препятствую продвижению — она упрямо разворачивается: ну, надо ей в лес, хоть ты тресни! Не хочет она опять туда, где нет теперь осоковых кочек, с которых было так удобно ловить комаров, туда, где разлившийся широко полноводный и спокойный Вах стал похож на штилевое море.

Не поймёшь, течёт река или на месте стоит. Но завяжи голопузой «красавице» её бессмысленно выпученные глаза, и она поплывёт к нужному ей берегу. А я с открытыми заблужусь.

Приходится признать: болотная тварь лучше разбирается в навигации. Господь Бог, создавая лягушку, наделил её бесценным даром получать информацию на расстоянии и обрабатывать её непостижимым человеческому сознанию образом. Обладай люди такими способностями — не понадобились бы им сотовые телефоны, гирокомпасы, компьютеры, спутниковые навигаторы и прочие приблуды современной науки и техники. И то было мудрое решение Господа. Быть может, когда–нибудь позволит Он человеку понимать язык меньших своих братьев, сделает доступным то, что чувствуют и ощущают они, как определяют свой путь. Пока же без тех приборов и в непроглядной ночи, пасмурной и беззвёздной, я не найду в темноте ориентир в нужное место. Получается, глупая лягушка в этом смысле умнее меня, считающего себя совершенным созданием.