Человек ниоткуда

— Что это? — сказал я, — разве вы зеркало? Если бы не одежда, этот человек был бы моей точной копией.

Он улыбнулся странной улыбкой, игравшей только на губах и совершенно не соответствовавшей его холодным голубым глазам, которые тщательно изучали мою внешность.

— Весьма примечательное сходство, — заметил он спокойно. — Никогда не думал, что я так красив.

Я поклонился.

— А я никогда не видел себя так хорошо одетым.

— И даже наши голоса… — пробормотал он. — Кто тот безумец, который сказал, что на свете чудес не бывает?

— Наше сходство, — сказал я, — распространяется весьма далеко: мы оба одинаковые невежи.

Наступило короткое молчание, в течение которого мы все еще оглядывали друг друга с головы до ног. Затем он сунул руку в карман и вынул маленький золотой футляр с визитными карточками.

— Меня зовут Стюарт Норскотт. Может быть, вам знакомо это имя?

Он протянул мне визитную карточку.

Я, конечно, слышал о Стюарте Норскотте. И трудно было бы не слыхать о нем, когда газеты только и трубили, что о его делах и богатствах. Он таинственно появился неизвестно откуда в начале сезона и снял дом лорда Ламмерсфильда на Парк-Лэйн 2.

Но я принял карточку без дальнейших объяснений, как будто встреча с двойником-миллионером самое повседневное явление в моей жизни.

— Меня зовут Джек Бертон. Но, признаюсь, футляр для карточек не входит в программу моей жизни.

Он поклонился и сказал очень развязно:

— Ну, мистер Бертон, если судьба столкнула нас таким странным образом, то было бы обидно не воспользоваться этим случаем, чтобы познакомиться поближе… Если вы никуда не спешите, может быть, вы доставите мне удовольствие поужинать со мной?

Мне почудилось, что ему страстно хочется, чтобы я принял его предложение. Я решил испытать его и сказал с улыбкой:

— Это очень любезно с вашей стороны, но я только что обедал.

Он отстранил это возражение.

— Хорошо, хорошо! Ну, в таком случае, хоть бутылку вина? Ведь не каждый день встречаем мы своих двойников!

Как раз мимо нас, по набережной медленно проезжал кэб. Не дожидаясь ответа, Норскотт поднял руку и подозвал кучера.

Когда экипаж остановился, какая-то фигура в лохмотьях, до сих пор сидевшая в ожидании чего-то на одной из ближайших скамеек, поспешно прошмыгнула вперед, как бы желая открыть дверцу экипажа. Случайно взглянув на своего нового знакомого, я был поражен неожиданной переменой выражения его лица. Он похож был на человека, которому грозит неминуемая опасность. Мгновенно его правая рука опустилась в карман с совершенно недвусмысленным намерением.

— Назад! — крикнул он резко.

Бродяга, пораженный этим тоном, тотчас же остановился в полосе света от фонаря.

— Простите, ваша милость, — взвизгнул он, — я хотел только открыть вам дверцу, ваша милость!

Голубые глаза Норскотта смело пронзили его.

— Ладно, ладно, старик! — сказал он другим тоном. — Вот, получите!..

Он швырнул на панель серебряную монету, кажется, полкроны, и бродяга, совершенно ошеломленный, бросился ее поднимать. Норскотт все время следил за ним, затем подошел к экипажу и широко раскрыл дверцу.

— Угодно вам войти, мистер Бертон? — сказал он и, когда я поднялся в кэб, он обернулся к кучеру и крикнул ему: — В ресторан «Милан»!

Когда мы отъезжали, я заметил бледное лицо бродяги, по-видимому, нашедшего свою монету: стоя в тени, он не спускал с нас глаз.

Норскотт понял, что его волнение было мной замечено, и натянуто засмеялся.

— Не люблю таких субъектов, — сказал он. — Это, конечно, глупо. Их следует только жалеть. Но я не выношу, когда они подходят ко мне.

Его слова были просты и естественны, но нисколько меня не убедили. Мне доводилось видеть людей, застигнутых большой опасностью, и я не мог ошибиться в симптомах.

Впрочем, я воздержался от всяких объяснений, решив, что будет тактичнее переменить тему разговора.

— Боюсь, что мой туалет не подходит для «Милана», — сказал я. — Не знаю, удобно ли это?

Он пожал плечами.

— Мы возьмем отдельный кабинет, так будет гораздо приятнее.

Экипаж повернул на Стрэнд. Выглянув из окна, Норскотт дал кучеру некоторые указания. Свернув вправо и не доезжая до ярко освещенного подъезда известного ресторана, кучер остановился перед боковым незаметным входом.

Уплатив кучеру, Норскотт провел меня в большую залу, где вежливый и очень почтительный метрдотель вышел нам навстречу.

— Пожалуйста, отдельный кабинет и что-нибудь легкое к ужину, — сказал Норскотт.

— Слушаю, сэр, слушаю, — ответил тот. — Не угодно ли пожаловать сюда?

Он провел нас через длинный, ярко освещенный коридор и, остановившись перед последней дверью налево, открыл ее.

Мы очутились в маленькой, но роскошно меблированной комнате, в которой стоял стол, накрытый для ужина, дивно убранный цветами.

Норскотт просмотрел меню и заказал пару блюд, название которых мне было неизвестно, а затем прибавил:

— Принесите бутылку Гейдсика, 98-го года, и немного старого бренди.

Человек поклонился и, выдвинув стулья, бесшумно покинул комнату. Я не мог понять, заметил он наше поразительное сходство или нет. Во всяком случае он не показал вида.

— Я всегда думал, что хороший лакей — самое замечательное произведение природы!

— Да, — сказал Норскотт, садясь за стол, — а следовательно, и самое презренное!

— Это определение кажется мне несправедливым. Норскотт посмотрел мне прямо в глаза.

— Можете ли вы не презирать человека, который ради легкого заработка превращает себя в машину для рабского исполнения чужих прихотей? Вора я гораздо больше уважаю, чем хорошего лакея.

Я засмеялся.

— Вы, пожалуй, правы! Во всяком случае, если бы мне предстоял выбор, я бы скорее согласился стать вором.

— Кто вы? — спросил неожиданно Норскотт, и прибавил: — Я задаю вам этот вопрос не из пустого любопытства.

— Я был далек от этой мысли, — возразил я любезно. — Потому-то я и не решаюсь ответить вам сразу.

Он улыбнулся, устремив на меня любопытный, смущающий взгляд.

— Будем откровенны, — сказал он вдруг, — кажется, вы имеете возможность оказать мне значительную услугу, мистер Бертон.

— В самом деле? — отозвался я, закуривая папироску.

— С другой стороны, — продолжал он, — весьма вероятно, что и я вам мог бы пригодиться.

Я вспомнил о его пресловутых доходах и о моем прекрасном золотом поле в Боливии.

— Это вполне возможно.

Он облокотился на стол. Я заметил, что руки у него мускулистые и загорелые, руки человека, привыкшего к тяжелому физическому труду.

— Но я должен о вас знать несколько больше, — сказал он. — Кто вы? Откуда вы? Чего вы добиваетесь в жизни?

В этот момент открылась дверь и вошел лакей. Он принес ужин. Пока он расставлял блюда и наливал вино — восхитительное вино, кстати сказать, — Норскотт легко и остроумно говорил о разных незначительных предметах. Я отвечал наугад, в том же небрежном тоне. Мой ум был целиком занят тем таинственным намеком, который он мне бросил. Мне хотелось знать, какого рода услугу могу я ему оказать. Что она связана с нашим поразительным сходством, в этом я был убежден. Но дальше этого я не мог идти в своих догадках. Наша встреча на набережной, его приглашение к ужину и смущающая мысль о том, что он преследует какую-то, мне неизвестную, цель — все это было так внезапно и странно, что мне казалось, будто я попал в арабскую сказку на современный лад.

Однако не было никакой беды в том, чтобы ознакомить его с моим невинным прошлым и затруднительным настоящим. Я ничего не хотел от него скрывать, за исключением места нахождения моего золотого поля. Мне было совершенно ясно, что за ту неизвестную мне услугу, которую он от меня ждал, я, в свою очередь, мог бы заинтересовать его своим планом. Инстинктивно я чувствовал, что предложения мистера Норскотта окажутся весьма занятными. А потому, как только вышел лакей, я снова наполнил свой стакан и, глядя с улыбкой на собеседника, начал рассказывать ему о себе.