Волчица и пряности. Том 17 (ЛП)

Лоуренс, семь лет путешествовавший как бродячий торговец в одиночку, сейчас путешествовал вместе с Хоро – прожившим уже много веков воплощением гигантской волчицы, также известным как «волчица Хоро Мудрая».

– Эти слова я не хотел бы слышать от той, кто выжимает свой балахон рядом с человеком, который как раз и разводит огонь.

Сначала требовалось поджечь заранее истолченную в воде и высушенную траву, высекая искры с помощью кремней, потом с помощью этого поджечь солому, потом с помощью этого поджечь дерево.

Хоро, надевая обратно выжатый балахон, кинула на Лоуренса несколько зловещий взгляд, и как раз в этот момент Лоуренсу удалось зажечь пучок соломы в руке.

– Думаю, легче разжечь огонь жаром твоего гнева.

В голосе ее звучал сарказм, однако, похоже, спорить с Лоуренсом она сейчас была не в настроении.

Слова Хоро пропали втуне, и она села возле огонька, прикрыв голову рукой.

Лоуренс принялся поджигать щепки, которые он отщипывал от деревяшки кинжалом. Он скармливал огню одну щепочку за другой, и вскоре разгорелся наконец небольшой костерок.

– Однако это было вовремя, – произнес Лоуренс, выбрав деревяшечку и принявшись обстругивать ее кинжалом.

– О да, из-за одного дурня-торговца, не умеющего говорить «нет», мы взяли слишком много тяжелого груза и потому задержались. Еще немного, и нам пришлось бы ночевать под дождем, – ответила Хоро, расстелив промасленное кожаное покрывало и улегшись на него.

В городе, где они были несколькими днями ранее, Лоуренс не сумел отказать знакомому бродячему торговцу, который попросил его перевезти соленую сельдь. Из-за тяжелой поклажи повозка ехала медленно, и дождь застал их на полдороге.

Но, вне всяких сомнений, в первую очередь для Хоро был невыносим сам запах сельди. Быть может, из-за того, что она много спала, ее сверхчувствительный нос не привык к каким-либо запахам в повозке, кроме запаха ее собственного хвоста.

– Однако эта селедка дает нам прибыль в определенном смысле.

Несколько рыбин из поклажи Лоуренс проткнул заточенными деревяшками ото рта к хвосту и расставил эти деревяшки вокруг костра.

Договор с продавцом позволял им съесть до десяти рыб.

Рыбу они не ели давно, и, если бы Лоуренс настроился всерьез, он бы сейчас добавил к селедкам лук, чеснок и масло, потом обернул это все древесной корой, закопал в землю и развел костер над этим местом. Через какое-то время он бы загасил огонь и выкопал приготовившуюся сладковато-соленую рыбу.

Причина, почему он не сделал этого сейчас, была проста: он догадывался, что Хоро, раз попробовав это яство, никогда уже не удовлетворится рыбой, которую всего-навсего испекли.

Вкусная еда – яд для глаз и яд для языка. Но нельзя жаждать того, о чем не имеешь представления.

– Да. Да, пусть испекутся. Пахнет уже вкусно.

Хоро облизала губы, и хвост ее быстро заколыхался.

Лоуренс, неверяще улыбаясь, принялся подбрасывать в костер новые щепки.

– Поскольку мы не в лесу, я не опасаюсь никого привлечь, но меня беспокоят мыши.

Хотя он только начал готовить, Хоро уже потыкала в одну из рыб пальчиком и слизала с него соль.

Если бы он сейчас сказал что-нибудь вроде «я думал, это собаки любят соль лизать», у нее, несомненно, каждый волосок на хвосте встал бы дыбом от ярости.

– Не думаю, что об этом стоит беспокоиться. В таких местах мало кто живет. И кстати… – Хоро сделала паузу и радостно слизнула соль с рыбы, которая еще не была нанизана. – Что вообще здесь делает дом?

С этими словами Хоро кинула взгляд на прохудившийся потолок, точно ребенок, рассматривающий что-то необычное.

Этот вопрос нельзя было назвать странным, и он явно не был вызван незнанием мира. Здание просто торчало посреди плоской степи, простирающейся во все стороны до горизонта. Хоро, возможно, подумала, что это похоже на прыщик, внезапно вскочивший на гладкой, красивой коже.

При взгляде на это здание, защищающее сейчас Лоуренса и Хоро от дождя, существо, прожившее столетия в пшеничных полях при деревушке, едва ли могло подумать, что оно было возведено в сколь-нибудь выделяющемся месте.

– Кстати, откуда ты вообще знаешь про это место? Ты ведь поехал прямо сюда, как только понял, что может пойти дождь, верно?

Видимо, достаточно полизав соль, Хоро отобрала у Лоуренса палочку, которую он обстругивал.

Не успел он подивиться, что она собирается делать, как Хоро выбрала самую большую рыбину из тех, что Лоуренс еще не насадил, и вогнала палочку ей в рот.

Этим, видимо, Хоро говорила: «Она моя».

– Потому что я был здесь раньше. Тогда заблудился и просто случайно сюда забрел.

Хоро огляделась и тихо спросила:

– Этот дом уже тогда был таким обветшалым?

– Нет. Дома ветшают, когда в них не живут люди. С тех пор прошло три года.

Хоро повернулась к пекущейся возле костра рыбе.

Она просто не могла успокоиться, когда еда была перед самым носом.

– Значит, тогда здесь кто-то жил?

– Да. Он тоже был довольно странным человеком, – и, вспомнив его, Лоуренс хихикнул. Впрочем, к этому звуку примешался и вздох.

Хоро посмотрела на него подозрительно – несомненно, потому что заметила этот вздох.

– Он построил каменный форт в таком месте и жил в нем. Естественно, он был странный.

– Да… Это, конечно, так, но…

«Почему ты вздохнул?»

Эти слова остались невысказанными, но они читались в обращенном на Лоуренса взгляде.

Лоуренс, впрочем, не обратил внимание на то, куда Хоро смотрит, потому что сам он смотрел не на нее, а на костер.

– Похоже, с этим связана какая-то интересная история.

Эти неожиданные слова Хоро прозвучали вроде бы недовольно, однако в ее тоне чувствовался оттенок грусти.

– Не совсем, но…

История была не из тех, какими Лоуренс хотел бы делиться с другими.

Особенно с Хоро.

Хотя иногда казалось, что для Хоро смысл жизни – вытаскивать на поверхность все, что скрыто, все же сейчас она явно прочла атмосферу.

Лоуренс подумал, что, возможно, она просто тихо уйдет от этой темы; однако ее уши повисли, и Хоро посмотрела уныло.

Потом, потянувшись к рыбе, сказала:

– Ты не очень любишь рассказывать о своем прошлом.

Конечно, этим она не столько настаивала, чтобы он рассказал, сколько просто жаловалась.

И тем не менее при виде такой Хоро у Лоуренса ослабли колени.

Хоро – не в силах, видимо, больше терпеть – впилась зубами в рыбину и принялась счищать соль, попавшую в результате ей на щеки. Лоуренс осторожно попытался увильнуть:

– Когда устаешь с дороги, смешные истории ведь лучше?

– Соль вкуснее всего, когда ты устал.

Вмиг уничтожив половину рыбины, она отпила вина из маленького бочонка и посмотрела на Лоуренса кисло.

Ее поведение, подобающее капризному ребенку, было в основном лицедейством, но Лоуренс знал, что она действительно хочет, чтобы ее побаловали историей.

Вздохнув, он подумал, что выбора у него нет, и поднес к огню кинжал, которым только что обстругивал деревяшки.

– Этот кинжал часто служил мне добрую службу.

Так он начал свой рассказ.

– Видишь слова, которые на нем выгравированы?

Это был очень хороший кинжал, который Лоуренс не постыдился бы показать любому кузнецу в любом городе.

Не сосчитать, сколько раз он спасал Лоуренса, да и в дороге он служил ему верой и правдой.

Однако он казался слишком оружием, чтобы с ним ходил бродячий торговец.

Наслаждаясь вкусом рыбы у себя во рту, Хоро прижалась к Лоуренсу под мышкой и выглянула оттуда, точно кошка.

– Што ам наишано? – лениво спросила она с полным ртом.

«Что там написано», явно имела в виду она.

Лоуренс протянул ей кинжал.

– «Господи, даруй мне милосердие».

На лице Хоро отразилось удивление – быть может, она ожидала, что на оружии написано что-нибудь более величественное. В самом деле, на колесницах, таранах, мечах и копьях, которыми рыцари сражаются верхом, всегда гравируют какие-то фразы. Но лишь на рыцарских кинжалах бывает нечто столь обыденное, как «Господи, даруй мне милосердие».