Если парни всего мира...

Все говорят сразу:

— Может быть, доктор не уверен в своем диагнозе? — предполагает Кармела.

— Вернее всего, речь идет о чуме.

Эту мысль высказал дон Доменико. Остальные тотчас ухватились за нее.

— Заразная болезнь...

— Которая может угрожать не только экипажу, но и всем, кто приблизится к кораблю.

— Чума или холера.

Кармела крестится; мужчины один за другим следуют ее примеру.

Ужас охватывает также и тех людей, которые составляют в Конго другое звено цепи.

Дорзит, Ван Рильст и Этьен, на минуту переставший думать о своей жене, с тревогой слушают Лаланда, который продолжает передавать страшное сообщение.

— Не впадаете в панику. Вам срочно вышлют сыворотку, которая даст возможность задержать распространение инфекции. А пока строго выполняйте следующие указания... Возьмите бумагу и записывайте. Капитан Ларсен, вы слышите меня? Прием.

Лаланд поворачивает ручку, раздается голос Ларсена:

— Сообщение принято. Я хотел бы узнать от доктора название болезни, которой заразились мои люди. Перехожу на прием.

Лаланд отвечает:

— Доктор просит передать: название болезни не имеет значения. Медицинское определение вам ничем не поможет. Берите карандаш и записывайте.

Мерсье поднимается.

— Прошу вас, господин Корбье, оставайтесь на приеме. Я займусь сывороткой.

— Каков ваш план, доктор?

Впервые за долгий промежуток времени слепой заговорил. Мерсье благодарен ему за это вмешательство. В нем крепнет уверенность, что тот план, ради осуществления которого они, мужчины, будут действовать заодно, на пользу общего дела, гораздо важнее недоразумения, возникшего между ними по вине Лоретты. Он отвечает поспешно, его радует, что между ним и Корбье полное единодушие.

— Я свяжусь с больницей в Осло — это ближайший к кораблю порт. Там должны быть санитарные самолеты для экстренных случаев; если нет — они затребуют из армии. Я пошлю им сыворотку.

— Вы уверены, что у них ее нет?

— Да. Проверю еще раз, но я удивился бы, узнав, что у них есть сыворотка, которую институт Пастера производит в очень небольшом количестве, так как она служит для борьбы с тропической болезнью, по существу говоря, неизвестной в Европе, особенно в северных странах.

— Как вы объясняете в таком случае появление этой болезни на борту корабля?

Вопрос задала Лоретта. Поэтому Мерсье, отвечая, не может удержаться, чтобы не показать свое раздражение. Но обращается он к Корбье:

— Первый заболевший, бациллоноситель, был взят на корабль в Антверпене. Он возвращался из Голландской Индии.

— Сколько времени длится инкубационный период?

— Очень мало. Это и наталкивает меня на мысль, что больной заразился перед самым отплытием, возможно в антверпенском порту, от кого-то из матросов с того корабля, на котором прибыл.

— И вы думаете, что он мог заразить остальных?

— Как только поднялся на борт «Марии Соренсен».

— Всех?

— Возможно.

— Значит, по-вашему, заболеть должны все члены команды?

— Рано или поздно, да. Длительность инкубационного периода будет зависеть от силы сопротивляемости организма. Поэтому дорога каждая минута.

Доктор, уже начинающий терять терпение при этом допросе, идет к двери, но Корбье снова спрашивает:

— Когда уходит первый самолет на Осло?

— Понятия не имею.

— Лоретта!

Она уже поняла приказ мужа и снимает телефонную трубку. Через минуту их соединяют с аэропортом в Орли. Утешительного мало: первый самолет, Париж — Копенгаген — Стокгольм, вылетает завтра в девять часов пятьдесят минут утра и прибывает в Осло только вечером.

— Что вы намерены делать?

Мерсье пожимает плечами. По какому праву Корбье берется контролировать его работу? Еще несколько минут назад он чувствовал, что близок слепому, но теперь он возмущается. Врач берет в нем верх, врач, не привыкший, чтобы какой-то профан указывал ему, что надо делать.

— Что я еще могу сделать? Передам сыворотку на утренний самолет, раз нет других.

— Подождите минутку.

Мерсье машинально смотрит на часы. Нет, это не жест нетерпенья. У него нет никаких оснований торопиться, самолет улетает только завтра утром. Слепой попросил Лоретту снова вызвать Орли. Она передает ему трубку.

— Скажите, пожалуйста, какие самолеты вылетают из Орли, начиная с этой минуты, и в каких направлениях?

Некоторое время он молча слушает, потом прерывает телефониста:

— Два двадцать? Спасибо.

Вешает трубку.

— Есть самолет на Берлин в два часа двадцать минут. — И, почувствовав молчаливое удивление Мерсье, поясняет: — Неужели вы не понимаете? Берлин на полпути к Осло, если не ближе. В серьезных случаях у радиолюбителей принято посылать медикаменты первым попавшимся транспортом, который может доставить их хотя бы на следующий этап. Пока посылка находится в пути, предупреждают связного в той местности, куда она направлена. Связной получает ее и самым срочным образом отправляет дальше. А там следующий радиолюбитель заботится о том, чтобы переправить ее еще дальше. Так от этапа к этапу, от радиолюбителя к радиолюбителю часто можно выиграть несколько часов.

Мерсье заинтересован планом.

— Вы думаете, что мы сможем воспользоваться подобной цепочкой?

Вопрос бессмысленный и вполне оправдывает сухость ответа:

— А чем же вы занимались до сих пор?

— Вы правы: прошу меня извинить.

Теперь слепой берет в свои руки руководство действиями:

— Возьмите такси. Поезжайте в институт Пастера, заберите сыворотку и мчитесь в Орли. На аэродроме передадите сыворотку на самолет, отлетающий на Берлин.

— А захотят ли ее взять?

— Отдайте ее любому отзывчивому пассажиру, чтобы он провез ее нелегально. Кстати, это лучший способ. В противном случае дайте кому-нибудь из экипажа, неофициально.

Такой необычный способ беспокоит Мерсье:

— А вы не думаете, что, если я представился бы как врач института Пастера и объяснил положение, мне удалось бы отправить сыворотку официальным путем?

— Это лучший способ провалить все дело. Вообще я сомневаюсь, что вы сможете чего-нибудь добиться. У вас нет нужной сноровки. Отдайте нам сыворотку, все остальное мы сделаем сами.

На этот раз Мерсье окончательно отбросил ту сердечность, с которой начался разговор. Он не нуждается в советах Корбье. Он категорически возражает:

— Сыворотку я не отдам никому. Пошлю ее единственно верным путем — утренним самолетом.

Корбье бледнеет от гнева:

— Вы отказываетесь доверить лекарство радиолюбителям?

— Я отказываюсь доверять жизнь нескольких людей случайным лицам, добрую волю которых я не отрицаю, но которые не понимают всей важности и ответственности этого поручения.

— Делайте как хотите. Посылайте вашу официальную посылку официальным путем. Но вы не вправе отказаться продать нам сыворотку, которую мы пошлем нашим путем.

Доктор не ожидал такого отпора. Он замечает:

— Вам понадобится рецепт...

— Не беспокойтесь. Мы найдем врача, который его напишет. Лоретта, позвони Кастелю в «Отель Дье»...

Впервые Лоретта не торопится выполнить его распоряжение.

Мерсье сдается.

— Не звоните, мадам. Я сам дам вам сыворотку.

Ни Корбье, ни доктор не предполагали, что их спор приведет к исполнению самого большого желания Лоретты — остаться наедине с Мерсье.

— Я иду с вами, доктор.

Пока она одевается, доктор и Корбье остаются одни. Им больше нечего сказать друг другу, и слепой испытывает тяжелое чувство досады. Правда, он победил, навязав другому свою волю, но при мысли о том, что жена уйдет с этим Ги Мерсье, с которым она весь вечер кокетничала, Корбье чувствует, что ему становится страшно. Что будет с ним, если Лоретта покинет его? С тех пор как Корбье ослеп, ему никогда не приходила к голову мысль о том, что жена может бросить его и он останется один. Корбье стоило нечеловеческих усилий сдержаться и не выставить доктора за дверь, когда Мерсье с Лореттой вспоминали о Каннах.