Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)

Руки ее лежали на плечах Ростислава, он чувствовал каждое движение близкого тела ее и радостно-благодарно думал, что не ошибся в Богданне. Он не знал, как и чем связана она с преступниками, а вера в нее говорила: Богданна — жертва бандитов, обманом втянутая в их круг. Ставить ее рядом с Павлюком, Иваньо, Долгим нельзя. Поп сумел использовать религиозность девушки в своих целях. Жизнь раскрыла ей глаза. Богданна начала сознавать, кому служит, какому делу. Теперь, поняв все до конца, обретет решимость вернуться в семью честных людей.

И вернется — Демьянко ей поможет. Проносились быстрые мысли о будущем, они были непонятными и ясными, непонятными потому, что он не знал будущего, ясными потому, что связывал с Богданной свое грядущее.

—

Что же ты молчишь?

При ее вопросе Демьянко помрачнел. Как ответить Богданне? Объяснить, кто он на самом деле, Демьянко не имел права. Долг обязывает молчать. Неужели искать увертки, ответить хитростью на искренний порыв любящей и любимой?

—

Я сделаю все, что ты хочешь, — тихо сказал Демьянко.

Девичьи глаза заблестели еще ярче.

—

Тогда идем! Сейчас же идем. Сразу!

—

Нет, Богданна, сразу не надо. Немного обожди.

—

Чего ждать? Ждать нельзя. Надо решиться и перевернуть жизнь.

«Ну что придумать? — с тоской спрашивал себя Демьянко. — Как убедить ее?»

Вслух ответил:

—

Я не хочу губить товарищей. Пусть скроются.

Богданна отшатнулась, проговорила с гневом и тоской:

—

Товарищи? Кто твои товарищи? Долгий — товарищ? Не надо, не говори так. Пойдем! Милый, родной, пойдем! Нельзя жить, как живешь ты.

Он решительно покачал головой.

—

Верь мне, Богданна. Надо обождать. Потом поймешь, что я был прав.

—

Не верю. Ничему не верю! Идем!

Демьянко не ответил.

— Только сейчас, — надломленным голосом сказала девушка. — Сейчас! — Руки Богданны беспомощно опустились.

—

Обожди.

—

Нет!

Повернулась и вышла, шагая, как во сне, незрячими шагами.

Дверь за Богданной осталась открытой. Демьянко машинально затворил ее. Сел на кровать. Сидел долго, не меняя позы, выкуривая сигарету за сигаретой. Найти выход из сложившегося положения так и не смог.

Провела ночь без сна и Богданна. Однако девушка пришла к решению, как поступить. Решению ясному, бесповоротному. Она хотела спасти любимого, даже против его воли.

Едва дождавшись утра, побежала к святой Елижбете. Спросила, здесь ли отец Иваньо. Он был в храме, по просьбе девушки вышел к ней.

—

Пан отец, — сказала Богданна. — Вы добрый, мудрый, я верю вам как себе самой… Даже больше… Я прошу у вас совета.

Священник вгляделся в ее осунувшееся лицо, обведенные темными кругами глаза. Пригласил ласково:

—

Пожалуйста, дочь моя. Зайдем сюда, в исповедальню.

—

Пан отец, — девушка стояла перед Иваньо на коленях в высоком, лакированного дерева ящике, говорила ровным глухим голосом. По отдельным срывающимся ноткам чувствовалось, как дается ей внешнее спокойствие. — Я пришла сказать, что вас обманывают подлые и жестокие люди. Я говорю о Долгом, к которому вы меня посылали.

Румяное лицо оставалось неподвижным. Ничего не выражали холодные голубые глаза. Присутствуй здесь Павлюк, он еще раз позавидовал бы самообладанию отца Иваньо.

—

Долгий? — равнодушно переспросил Иваньо. — т А, да, вы что-то рассказывали о нем.

—

Пан отец, он не борец за демократию, как вы думаете. Это бандит, настоящий бандит.

—

Ну и что же?

—

И Демьянко такой… Не такой, он не может быть таким! — вздрогнув, оборвала себя Богданна. — Я… Я люблю его!

—

Истинная любовь возможна только к богу, — поучающе вставил Иваньо.

—

Я хочу спасти его, уговорить, чтобы он пошел и повинился во всем.

Глаза Иваньо чуть сузились.

—

А вы знаете, чем это грозит? Его арестуют, сошлют в Сибирь. Вы никогда не увидите любимого.

—

Нет, не может быть. Ведь обещана полная амнистия, кто придет добровольно.

Иваньо вынул четки, начал перебирать их длинными пальцами.

—

Он согласился? — спросил священник.

—

Отказывается, как я ни убеждала.

—

Что же вы хотите сделать?

—Я пойду и заявлю о нем. Тюрьма лучше такой жизни. И тюрьма не вечна. Когда-нибудь его освободят, и мы будем вместе. Иначе погибнем.

—

Ваши гражданские чувства делают вам честь.

—

Подбодрите меня, пан отец! Прикажите мне идти, не медля ни часа. Тогда мне будет легче. Легче.

Священник молчал. Голубые глаза его были устремлены поверх Богданны — на желтую лакированную стенку исповедальни. Казалось, Иваньо читает на ней невидимые письмена.

—

Я помогу вам, — негромко сказал Иваньо. — Я поговорю с Демьянко, сумею убедить его явиться с повинной к советским властям.

—

Спасибо, пан отец! Спасибо!

Горячими губами прильнула к длинным хищным пальцам Иваньо. Он перекрестил Богданну.

—

Идите с миром, дочь моя, и пока не предпринимайте ничего. Все будет, как желает бог.

Богданна ушла, а он через дверь с кольцом вместо ручки попал в коридор, затем — в комнату, где ждали Павлюк и Демьянко.

По одному взгляду на священника Павлюк понял: случилось неладное. Дернув плечом, вскочил с места, быстро спросил:

—

В чем дело? Выкладывайте, пан отец. Быстро!

Не отвечая, священник присел к столу, навалился на него локтем. В позе Иваньо были усталость, тоска.

—

Ну! — с угрозой потребовал Павлюк.

Не поднимая головы, глухим, надтреснутым голосом Иваньо передал разговор с Богданной. Закончил:

—

Сегодня я ее убедил обождать, она пойдет завтра, послезавтра — обязательно пойдет.

Демьянко внимательно прислушивался к его рассказу. Руководимая самым благородным чувством, Богданна может наделать больших бед. А что, если, встревоженные ею, Павлюк и Иваньо решат бежать? Сейчас все готово для их ареста, а потом придется налаживать заново. «Нельзя упускать их! — мысленно решил Ростислав. — Надо как-то выправлять положение. Любыми средствами!»

—

Эх, пан отец, пан отец, — даже не столько со злобой, сколько с горечью говорил в это время Павлюк, — что вы наделали! Я же говорил, что нельзя полагаться на девчонку.

Иваньо вскочил. Холодные глаза его, казалось, хотели вылезти из орбит, румяное лицо побагровело, длинные пальцы судорожно корчились.

—

А на кого, на кого я могу полагаться?! — в голосе священника визжали истерические нотки. — Улица, город, страна — кругом люди, тысячи людей, а рядом никого нет! Как я ненавижу их! Господи, как ненавижу!! Я должен бороться, хотя даже здесь, в храме, перед такими, как я, служителями бога, скрываю свои мысли.

Он замолчал — судорога свела горло. Павлюк молча смотрел на Иваньо, его тоже одолевали невеселые думы. Долго длилось тягостное молчание. Наконец Павлюк встряхнулся, наигранно-бодро проговорил:

—

Не распускайтесь, пан отец, все в жизни, не столь страшно, как кажется. Давайте лучше подумаем, как быть с девчонкой. Вы уверены, что она донесет?

—

Уверен, — тяжело мотнул головой Иваньо. После истерической взвинченности его охватила полная апатия. — Я изучил человеческую натуру и не сомневаюсь— Донесет.

—

Плохо. Неужели придется ликвидировать? — деловым тоном размышлял вслух Павлюк. — Лишний риск, ненужный риск.

—

Как это «ликвидировать»? — дрогнувшим голосом спросил Демьянко.

—

Не задавайте идиотских вопросов, прекрасно понимаете, о чем речь! — огрызнулся Павлюк. — Ваше мнение, пан отец?

—

Не знаю, — не поднимая головы, ответил Иваньо. — Поступайте как хотите.