Человек ниоткуда

Лучше всего было бы очутиться позади него, в надежде, что провидение и кочерга помогут мне нанести первый удар. С этим намерением я стал двигаться вдоль стенной панели, спиной к стене. На третьем шаге я натолкнулся на небольшую картину, которая покачнулась и упала с гвоздя с раздражающим треском. Я тут же лег на пол и продолжал лежать, затаив дыхание, в ожидании выстрела.

Но выстрела не последовало. Только едва слышное движение около кровати указывало на то, что мой посетитель был настороже. Я все еще лежал на полу, навострив слух, чтобы уловить малейший шорох. Тогда, едва слышно даже для моего острого слуха, последовал таинственный шум приближающихся шагов.

Я быстро соображал: возможны были два выхода — либо оставаться недвижимым, либо побежать вперед и ударить наугад в темноте. Не знаю, на что бы я решился, как вдруг, совершенно неожиданно, моя рука дотронулась до угла картины, только что свалившейся со стены.

Никогда до сих пор я не интересовался искусством. Но сейчас я схватил эту благословенную картину с благодарностью голодного человека, нашедшего вдруг кусок хлеба. Переложив кочергу в левую руку, я ловко и быстро встал на ноги.

Как только послышался шорох от моего движения, шаги остановились. Но я знал, что мой посетитель где-то очень близко. Секунду мы стояли в полной тишине, и оба сдерживали дыхание.

Затем в этой непроглядной тьме послышался легкий шорох. Я быстро размахнулся правой рукой и изо всех сил швырнул картину в сторону звука.

Она, видимо, попала моему врагу в переносицу, иначе не мог бы последовать такой ужасный вопль. Опустившись на корточки, я отполз на два шага ближе к двери. Человек, по-видимому, услыхал меня, так как придвинулся ближе и ударил — и, на счастье, не по мне, а по стене — с такой силой, что штукатурка посыпалась на пол. На это я ответил таким сильным ударом по воздуху, что едва не вывихнул плечо. На моей стороне был определенный перевес.

Неизвестно, чем закончилась бы эта схватка. Но вмешалось одно непредвиденное обстоятельство. Из коридора послышались поспешные шаги, дверь внезапно открылась и в комнату проникла полоса света, ослепившая нас. На пороге показалась высокая фигура, держа в одной руке свечу, а в другой какую-то палку.

Мне до сих пор стыдно за то, что произошло в следующий момент. Если бы у меня был разум гусеницы, и то я должен бы сообразить, что надо броситься к двери и помешать моему врагу удрать. Хорошо еще, что я не бросился в другую сторону из глупого страха перед возможным новым врагом.

Я сейчас же понял свою ошибку, но уже было поздно. Послышались мягкие шаги, а в следующий момент на площадке лестницы произошла дикая схватка. Свеча потухла, и я услышал голос Мильфорда, зовущего на помощь.

Я бросился вперед и наткнулся в темноте на железные предметы. В коридоре струился слабый свет, и я мог разглядеть два тела, схватившиеся в отчаянной борьбе.

Как раз в тот момент, когда я подбежал к двери, один из борющихся был уже в полном изнеможении, а второй, освободившись, стремглав бросился к лестнице. Я немедленно последовал за ним, и мы неслись вниз, как дикие козы.

Если б входная дверь была закрыта на ключ, я нагнал бы его, но он сумел вовремя открыть ее и соскочил с лестницы прямо на тротуар. Из последних сил швырнул я за ним вдогонку кочергу, но промахнулся. А он понесся по улице, как заяц, и мгновенно исчез за углом.

ГЛАВА IX

Я вышел на улицу и поднял кочергу. Весь Парк-Лэйн был безлюден, только на противоположной стороне улицы под фонарем сидела кошка и мирно почесывалась. Пока я так стоял на ярко освещенной улице и осматривался, часы пробили три.

Я не из тех, кто легко сдается. Но я был в таком костюме, что не могло быть и речи о дальнейшем преследовании.

Закрыв за собой дверь, я услышал в конце вестибюля сдержанные всхлипывания и, подняв голову, увидел в полумраке двух женщин, сидевших около лестницы на корточках. Обе были в ночных сорочках, и одна из них, в которой я узнал свою горничную, с распущенными волосами. Между прочим, я заметил, что ее волосы очень красивы.

— Все обошлось хорошо, — сказал я, желая их утешить. — Никто не пострадал.

Старшая из женщин, вероятно, кухарка, истерически зарыдала.

— О, сэр! О, мистер Норскотт! О, боже, боже! Мы думали, что вы все убиты.

— Идите, оденьтесь, — сказал я, — и узнайте, что случилось с электричеством.

Женщины перестали рыдать и неуверенно встали на ноги. Горничная даже успела порозоветь.

На столе в вестибюле горели две свечи. Я взял одну из них и поспешил подняться по лестнице.

Наверху я услыхал звуки голосов, а дойдя до площадки, увидел своего верного Мильфорда в рукопашной схватке с женщиной в костюме сестры милосердия.

Заметив меня, он вскрикнул и опустился на дубовую скамью, стоявшую позади него. Весь перед его ночной сорочки был в крови.

— Вы ранены? — спросил я. Он покачал головой.

— Нет, нет, сэр. У меня все в порядке. Это от того человека. У него лицо было окровавлено.

Я обратился к сестре милосердия, которой необходимо было дать некоторые разъяснения.

— Здесь произошла попытка ограбления. Только вчера нанял я нового человека, и он, по-видимому, пришел с поддельной рекомендацией. В чем дело, я не знаю, но, проснувшись, я нашел его в моей комнате. Понятно, я ударил его. До вас, наверное, донесся шум.

Сестра, оказавшаяся женщиной с большим самообладанием, кивнула головой.

— Мой пациент услыхал этот шум, — сказала она. — Я пыталась удержать его в кровати, но безуспешно. Он меня оттолкнул и понесся наверх в чем был. Единственно, что я могла сделать, это бежать вслед за ним и зажечь свечи.

— Вы не могли придумать ничего лучшего, — заметил я. — Этот негодяй, видимо, что-то сделал с электрическими проводами.

Затем я обратился к Мильфорду, положив руку ему на плечо.

— Вы хороший друг, Мильфорд, но отвратительный пациент. Вы должны немедленно снова лечь в постель.

Он слабо улыбнулся, но ничего не ответил.

Я поднял его на ноги, дал ему опереться на мою руку и помог спуститься вниз по лестнице. Сестра следовала за нами. Мы только успели дойти до нижнего этажа, как свет вновь зажегся, и в коридоре появилась горничная, теперь уже в капоте. Она казалась немного смущенной.

— Мы теперь знаем, что случилось с электричеством, — сказала она. — Кто-то вывернул пробки.

— Ну, теперь все в порядке, — сказал я. — Вы с кухаркой можете идти спать. Больше вас беспокоить не будут. Это была попытка ограбления со стороны того нового человека, которого я вчера нанял. Его уже в доме нет, и нам больше нечего делать до утра.

Я довел Мильфорда до кровати, уложил его и оставил на попечение сестры милосердия; сам же вернулся к себе.

В комнате царил страшный беспорядок. На полу лежали железные предметы, разбитое стекло, куски рамы от картины, перевернутый стол.

Я убрал все, как умел, и с интересом стал рассматривать следы от двух неудачных ударов, направленных на меня моим противником. Мне трудно было с точностью установить, какое у него было оружие, но, судя по следам, это было нечто вроде топора. Моя подушка была им рассечена пополам. Я лег в кровать, перевернул изрезанную подушку и, оставив гореть свет, свернулся под одеялом с приятным сознанием, что день прошел не без пользы. Пять минут спустя я уже спал крепким сном…

На другое утро Мильфорду не только не было хуже от ночной авантюры, наоборот, я и посетивший его доктор Ричи нашли моего рыцаря сидящим на кровати за большой чашкой молока с булкой. Он пил и ел с видимым удовольствием.

— Алло, Мильфорд! — сказал я. — Это утешительно! Славный малый улыбнулся.

— Я сегодня чувствую себя гораздо лучше. Право, я могу уже встать и взяться за свою работу.

— Ему гораздо лучше, — подтвердил и доктор. — В этом нет ни малейшего сомнения. Ему не вредно даже встать. Конечно, не нужно работать в ближайшие два дня, но в общем можно считать лечение законченным.