Пришельцы

– Из воды, из озера. Сидела, как русалочка… На воде блики и крупная рябь. Издалека не видать…

– Дурочка… Чахоткой не болела?

– Я потом водки выпью с перцем – хорошо?..

– Ты хоть что-нибудь понимаешь, что она там намаячила?

– Кое-что, – скромно сказала она и подала листок. – Но это шифровка, одни циферки… Дешифрировать не успела, а голова сейчас не соображает. Двойная степень защиты, ЦРУшная школа…

– Вот дуреха…

– Это вместо-спасибо?

– Да не ты дуреха…

– Ах, что это я… Туго с головой!

– Дай мне ключ! От тюремной камеры.

Она молча достала из-под подушки веревочку с ключом от висячего замка, надела ему на шею.

– Иди… Только не забудь тельняшку сменить. К женщине идешь.

– Спасибо, – буркнул он.

– Не за что! Это моя обязанность – следить за мужем.

– Да не за эту обязанность спасибо…

– Господи, совсем стала плохая… Служу Отечеству!

Он склонился и поцеловал ее в сухие, с простудными коростами, губы, вынул из аппарата кассету, сунул в карман и вышел.

Посадив Рема под замок, Татьяна все испортила, но сейчас он не мог осуждать ее за эту женскую месть – совершенно непрофессиональное чувство. Пожалуй, вряд ли кто-нибудь из всего «женского батальона» выдержал и поступил бы иначе, поймав с поличным свою сослуживицу. Это с явным врагом они затеяли бы игры, порезвились бы в своих змеиных интригах, показали бы ядовитые зубки…

Под тюремную камеру приспособили настоящую темницу – кладовую без единого окна в хозяйственном этаже, где сейчас хранился комбикорм для скота. От дикого камня стен и в жару веяло холодом, а Рем сидела в одном коротком платьице, подобрав под себя ноги на лежанке, сделанной из мешков. Она услышала шаги, узнала и приготовилась к встрече, сбросив с себя одеяло из пустых, пыльных мешков: всякое резкое движение здесь вызывало взрыв легкой мучной пыли, клубящейся под лампочкой. Минуту Поспелов смотрел на нее из дверного проема, а она – на него, исподлобья, снизу вверх, как пойманная в ловушку мышь, и усилием воли сдерживала крупную, холодную дрожь. На припудренном мукой лице и на голых руках заметны были царапины и лиловые пятна кровоподтеков – видимо, при задержании Рем оказала сопротивление, переросшее в обыкновенную бабскую драку с типичными для нее приемами и оружием. И не сказать, что Маша выглядела жалкой, сломленной и забитой. Он сел рядом, на постель из мешков с комбикормом и достал сигареты.

– Дай мне, – попросила она и торопливо, неумело закурила. – Зачем ты пришел?

Допрашивать? Пытать?

Он взорвался неожиданно для себя – рывком схватил ее за волосы, впечатал лицом в мещок с комбикормом.

– Задавлю, сучка драная! Вытряхну твою подлую душонку! Тварь!..

И в мгновение понял, что задавит. Горячий ветер кружил и мутил голову, зубы сжимались сами собой, и костистая, всегда послушная рука не повиновалась.

Между ее пальцев отброшенной в сторону руки тонкой струйкой дымила сигарета. И хоть бы одна жилка дрогнула!..

Поспелов швырнул ее на мешки, чувствуя внезапный прилив брезгливости.

– Живи пока, падаль! Сначала я тебе язычок развяжу. Сначала ты, дешевка, расскажешь мне, как и за что продала нас. Все продала. И всех!

– Это мне нравится, – усмехнулась она, преодолевая одышку. – Нам есть о чем поговорить. У нас есть общие интересы. А удавить меня ты всегда успеешь. Гляди, я же вся в твоей власти!

– Мразь…

– Ты же интеллигентный человек, Георгий! А ругаешься, как местная сволочь. – Маша вдруг сделала жалостные глаза. – Ах да! Понимаю. Твоя бывшая жена изъявила желание совершить космическое путешествие. И потому ты расстроен…

Не зная зачем, не давая себе отчета, он одним взмахом разодрал на ней платье, толкнул ее ладонью в лицо. И вдруг понял – бешенство от собственного бессилия!

– Нет, правда, мне это нравится! – снова засмеялась Маша. – Только с какой целью ты порвал на девушке платье? Хочешь меня?

Она распахнула полы, показывая маленькую, подростковую грудь. Он отвернулся с чувством гадливости, плюнул себе под ноги.

– Не хочешь? – с наигранным разочарованием спросила она. – Жаль. Я очень ласковая. Мужчинам это нравится. А мне – грубость! Просто обожаю жестоких парней!

И при этом – не мазохистка. Вот, смотри, совсем не боюсь боли.

Она стала тушить сигарету у себя на запястье, запахло паленой кожей. Ей было больно, однако она продолжала улыбаться, лишь зрачки расширились…

– Мне не интересно смотреть, – бросил он и шагнул к двери.

– Зато я в восторге! – веселилась она, показывая черное пятно ожога. Скажу потом, что ты меня пытал! Гасил сигареты.

– Слишком мелко…

– Мелко? Прекрасно! Углубим. Скажу, ты насиловал меня и во время полового акта жег сигаретами. Представлю тебя маньяком. Жутким извращенцем! И мне поверят!

Поспелов достал пистолет из заднего кармана брюк, вынул обойму, оставив один патрон в патроннике.

– Не скажешь. И не поверят.

– Хочешь застрелить меня? А как же наши совместные интересы?

– Самообслуживание, – он бросил пистолет на мешки и не спеша покинул темницу.

Дверь запер на ключ.

– Но мне страшно! – крикнула она. – Я не смогу! Я же девушка!..

Он сгорбился и, выставив руки вперед, чтобы не налететь в темноте на каменные столбы, двинулся к лестнице. И когда ступил на нее, за спиной раздался глухой хлопок выстрела…

В тот же вечер, когда Заремба вернулся из «бермудского треугольника», специальным рейсом из Питера прилетел физик Меркулов. Появление его было незапланированным и неожиданным, поскольку полковник собирался ближайшим пассажирским самолетом отправиться на АЭС и уже заказал билет. Интеллигентный, предупредительный физик чуть ли не ворвался в кабинет с видом гонца, принесшего плохую весть. В руке был секретный кейс, прикованный к запястью наручником, из визитного кармана торчал индивидуальный дозиметр, очки скатывались по вспотевшему носу. Застав начальника на месте, он облегченно перевел дух и начал стаскивать пиджак, кое-как стянул один рукав, снять второй мешал кейс.

– Плохо дело, Александр Васильевич, – оставив затею с раздеванием, проговорил они сел в кресло. – Не оправдал вашего доверия…