Похождения Хаджи–Бабы из Исфагана

В официальной Персии роман вызвал «благородное» негодование, о чём косвенно свидетельствует очень колоритное письмо, присланное Мориеру шахским послом мирзой Абул-Хасаном, в котором легко узнать изображённого в «Похождениях» мирзу Фируза:

«Тегеран, 21 мая 1826 года.

Дорогой мой друг, я обижен на Вас – и не без причины. Зачем написали «Хаджи-Бабу», сэр? Шах очень сердит, сэр. Я ему клянусь, Вы никогда не пишете лжи; но он говорит: да, пишет ложь. Все очень сердиты на Вас, сэр. Очень плохая книга, сэр. Кто Вам рассказал эту ложь, сэр? Всё – враньё, сэр. Я очень сержусь. Зачем вы не говорили со мной, сэр? Очень плохое дело, сэр. Персы, может быть, плохой народ, но к Вам были хороши, сэр. Зачем их так бранить? Шейх Абдул-Расул пишет, о, очень длинное письмо к шаху об этой книге, сэр. Я очень сержусь, сэр. Но вы мой друг, и я говорю шаху, что шейх всё врёт. Я знаю. Вы меня называете мирзой Фирузом и говорите, что я болтаю бессмыслицу. Когда я болтаю бессмыслицу? О, Вы думаете, Вы – очень умный, но этот Хаджи-Баба очень глупый. Я думаю. Вы иногда сами жалеете, что написали. Я не знаю, но думаю – очень глупая книга. Вы не должны сердиться на меня, сэр. Я – Ваш старый друг, сэр. Но теперь Вы должны написать другую книгу и восхвалить персов хорошенько. Я очень много клянусь шаху, что Вы не пишете Хаджи-Бабу. Я думаю. Вы простите меня, сэр. Я не умею льстить, Вы знаете. Я – прямой человек, сэр, всегда говорю напрямик, сэр; но я Вам всегда хороший друг, сэр. Но зачем Вы пишете обо мне? Видит аллах, я – Ваш старый друг, сэр.

У меня теперь очень хороший дом и очень хороший сад, сэр. Гораздо лучше того, что Вы тут видели, сэр… Англичане мне сказали, что в Мексике всё – золото и серебро. Вы теперь, я надеюсь, богатый человек, сэр. Я люблю английские цветы, в саду – очень много цветов, а шах взял весь мой фарфор и стекло. Вы пишете столько о мирзе Фирузе, я думаю, Вы пришлёте мне семян и корней, только не плохих. И потому что я защищаю вас перед шахом и, клянусь, так много, пришлите мне очень хорошего фарфора и стекла»

(Цитируется по названному предисловию В.Шкловского).

Совершенно иначе, чем официальная Персия, с восторгом встретила «Похождения Хаджи-Бабы» Персия передовой общественной мысли. Вначале, во французском переводе, роман был известен только очень узкому кругу просвещённых людей, но в конце 80-х годов её перевёл талантливый земляк Хаджи-Бабы мирза Хабиб Исфагани. Отпечатать перевод не удалось. Лишь в 1905 году впервые английский востоковед и офицер Филлотт, бывший консулом в Кермане (Персия), опубликовал перевод в Калькутте, приписав его другому прогрессивному деятелю шейху Ахмеду Рухи (казнённому в Тебризе в 1896 г.). Книга была запрещена в Персии, но распространялась тайком и переписывалась, будучи принятой за оригинальное персидское литературное произведение. В 1951 году «Похождения» на персидском языке были переизданы в Тегеране и тут же разошлись. В настоящее время новый перевод подготовлен к изданию известным современным прозаиком Джамаль-заде.

Знаменитый поэт и филолог Ирана, ныне покойный Малек-ош-Шоара Бехар определил перевод Мориера, наряду с произведениями Мальком-хана и Талибова, как веху нового периода персидской прозы: «Проза «Хаджи-Бабы по изяществу стиля и зрелости мысли напоминает «Гулистан» Саади, а волнует она и захватывает читателя не меньше, чем лучшие образцы европейской прозы. Она может быть названа шедевром персидской прозы XX века».

Об этом же пишут и иранские учёные П.П.Ханлари, Иредж Афшар и Моджатаба Минови [155].

Такова судьба книги, которая в английской литературе была в лучшем случае одно время чем-то вроде «бестселлера», но заняла в новой персидской литературе одно из ведущих мест. Возникает вопрос:

К КАКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ СЛЕДУЕТ ИЗНАЧАЛЬНО ОТНЕСТИ «ПОХОЖДЕНИЯ ХАДЖИ-БАБЫ» – К АНГЛИЙСКОЙ ИЛИ ПЕРСИДСКОЙ?

Казалось бы, вопрос решается очень просто. Если книгу написал первоначально иранец (сам Хаджи-Баба) на персидском языке, то, пожалуй, её можно отнести к персидской литературе. Если же с самого начала написал её Мориер, по-английски, те, конечно, – только к английской.

Разберёмся в этих двух вариантах ответа.

Хотя книга написана от первого лица, от имени Хаджи-Бабы, хотя Мориер не назвал себя в первых изданиях автором и более того в письме «паломника» указал автором перса, а себя счёл лишь переводчиком, – однако, скорее всего, как уже указывалось, это лишь принятая в ту эпоху литературная мистификация.

В пользу же персидской изначальности неожиданно говорят такие факты, как некоторые кальки персидских идиомов в английском переводе, которые становятся бессмыслицей, если их не вернуть к персидскому подлиннику. Ограничимся лишь одним примером из ряда остальных. По-персидски существует идиом «дад-о-би-дад кард», буквально: «делал справедливость и несправедливость», – что означает «кричал», «вопил» (с оттенком: «взывал к справедливости»). У Мориера – по-английски – персонажу полагается вопить, а выражено это: «he made justice and unjustice», то-есть – совершенно бессмысленно. Следовательно, не говоря о всей книге, уж это-то место наверняка переведено буквалистски с персидского текста.

Такие кальки настораживают. А тут ещё добавляется такой факт, который установили иранские учёные. Оказывается, в Лондоне в течение девяти лет действительно обучался врачебному делу молодой человек, по имени Хаджи-Баба, который был знаком Мориеру и, возможно, рассказал в основном ему эту книгу. Любопытно, что молодой человек после выхода книги изменил своё имя на Мирза-Баба и прекратил дружбу с Мориером.

Вот почему иранские исследователи в настоящее время, исходя из того, что европейцу невозможно было так глубоко проникнуть во все тайники персидского быта и психологии персов, предполагают, что либо книга была написана персом, либо, по крайней мере, в соавторстве с ним.

За авторство Мориера говорит литературный блеск и чисто английский юмор, свойственный Мориеру и в других его романах и довольно явственно проглядывающий сквозь всю персидскую субстанцию и оболочку книги. К тому же, как сообщалось выше, истоки многих страниц, и порою весьма колоритно персидских, можно обнаружить в записях путешествия, которые совершенно определённо написал именно сам Мориер. Способность проникать в душу иностранца и перевоплощаться в него – качество, свойственное многим мастерам художественного слова. Значит, нет возможности непререкаемо отрицать авторство Мориера, а тем самым и английскую атрибуцию книги.

Обратимся, однако, к суду самой литературной. традиции обеих литератур: которая из них признаёт роман Мориера своим?

Английская литература с самого начала признала книгу своей, английской, а устами Вальтера Скотта дала книге высокую оценку. Сравнивая книгу с такими выдающимися произведениями мировой литературы как «Путешествия Гулливера» Свифта, «Персидские письма» Монтескье и «Гражданин мира» Гольдсмита, В.Скотт писал: «Но во всех этих книгах был один и тот же недостаток – их авторы не были в силах обрисовать тех людей, за изображение которых они брались. В конце концов герои их не отличались от европейцев. Персидский кафтан и китайский халат, конечно, были надеты на героев, но персидский и китайский образ мысли не был показан. В этом отношении «Похождения Хаджи-Бабы» могут претендовать на полное превосходство над произведениями всех этих выдающихся писателей. Автор Хаджи-Бабы пишет, думает и говорит не как англичанин, а как обыватель Востока. Более того, Хаджи-Баба не просто восточный человек, но человек определённого класса и национальности, именно перс, и столько же разнится от турка, сколько не похож француз на англичанина и немца. В.Скотт называл Дж.Мориера лучшим современным английским романистом.