Игра. Реванш (СИ)

«Дождаться этапа — там всё получится! Пашка, я выйду, сынок! Осталось совсем немного! Сегодня я буду на свободе!» — мысленно обратился Алексей к сыну. Не выспавшийся, в серой арестантской робе, с всклокоченными немытыми волосами, запавшими смоляными глазами, струйкой крови, стекающей из разбитого носа, Алексей мало походил на того яркого, броского, невероятно красивого мужчину, с детства умеющего одним своим видом внушать страх, пускать на колени и подчинять своей воле. Неизменным оставалось одно — тёмные глаза, горящие холодным непримиримым огнём, да медальное непроницаемого выражение лица человека, чело которого при рождении судьба отметила особым мрачным поцелуем.

Когда в шесть утра Алексея Смолина, в окружении пяти конвойных, вывели из здания следственного изолятора № 1 и подвели к автозаку для перевозки заключённых, он поймал себя на мысли, что, возможно, всё может пойти не так, как он планировал. Увидев два бронированных военизированных джипа, стоящие по бокам автозака, он внутренне напрягся, понимая провальность задуманной операции. Слишком много внимания было привлечено к его персоне. Белов явно перестраховывался, бросив все силы на этапирование особо опасного преступника, и теперь все мысли о побеге разом отпали, а в душу Алексея закрались самые скверные подозрения.

«Этап… Боль… опять долбит, сука!» — скрипнул зубами Алексей, лихорадочно проигрывая в голове возможные комбинации. Руки в браслетах затекли, но он не обращал внимание. В этот раз фортуна явно была на стороне полковника, повернувшись к Смолину срамным местом, и этот факт вымораживал Алексея, причиняя не только душевные муки, но и физические.

«Зима, давай же, легионер, давай!»

Военный джип, возглавивший колонну, двинулся вперёд, следом, соблюдая дистанцию, тронулся с места автозак, а следом, с равным интервалом, замыкал шествие другой джип, нашпигованный бойцами из спецподразделения. В голове ворочался шуруп, словно рука садиста медленно и планомерно вкручивала его, причиняя арестанту неимоверную боль. Безумие мягкими волнами вновь накрывало Алексея, но вопреки ожиданиям ни его двойник, ни Гарик не явились из небытия, лишь только боль увеличивала зону охвата, нанося яростные удары то в висок, то в лобную часть, то в темечко.

В автозак, где не наблюдалось ни зарешеченного окна, ни малейшего намёка на вентиляцию, вместе с ним загрузились все пятеро конвойных. Крепкие молодые парни — гора железных мускулов, бычьи шеи, свирепый взгляд.

«Суки, завалил бы всех! — злобно подумал Алексей, глядя прямо перед собой, в который раз укорив себя за свой мальчишеский поступок: шахматная партия, затеянная Смолиным для услады собственного эго, не только стала причиной ареста Смолина, сломав ему судьбу, исковеркала её Павлу, Круглому, но и унесла жизни близких ему людей, Вероники, Гарика. В ночных видениях он раз за разом возвращался в тот вечер, где в дурманном полузабытье высаживал обойму в грудь ненавистного полковника, являющегося причиной всех его несчастий. В глубине души Алексей понимал всю абсурдность собственных суждений, выказывая согласие с тем, что это именно он виноват в аду, на который он обрек не только себя, но и преданных ему людей, но сделать с испепеляющей его ненавистью к Белову, был не в силах.

«Жаль я не прикончил тебя тогда сразу, шахматист! Партия не закончилась, ничья меня не устраивает, это лишь временное отступление! Жизнь это игра, Белов, а перевес в развитии ненадолго! Пат не для меня. Мой ход будет последним, рокировка, угроза, шах и мат! Молись, сука, я ещё приду!»

Алексей мысленно простонал, вспоминая ясные, небесной чистоты, глаза сына:

«Папа, ты хороший!» — вспомнил он и лёд, сковавший сердца Алексея, треснул — он выберется на свободу, только за тем, чтобы у Пашки был отец, чего бы ему это не стоило!

Дорога до вокзала заняла минут пятьдесят. Увидев знаменитые столыпинские вагоны для перевозки заключенных, сердце Алексея застучало в утроенном ритме: спецвагон, камера 3,4 квадрата, до отказа забитое урками купе, грязь, духота, тряска в провонявшем потом, страхом, отчаяньем и ненавистью вагоне, после чего прощайте мечты о свободе…

Пока ситуация «на доске» была в пользу Белова — Смолина перевозили как царя, в одиночном купе, в сопровождении пяти конвойных. Со стороны ни дать ни взять император и его свита: прямая спина, холодный и расчетливый взгляд высокомерного любимца фортуны, а рядом — чернь, вассалы, послушные воле господина.

«Запомни, Алекс, чтобы ни случилось, ВСЕГДА ПОМНИ О ТОМ, ЧТО ТЫ КОРОЛЬ!»

Один из конвойных, с бегающими, маленькими как у крысы, глазами, не сводил со Смолина пристального взгляда, и Алексей поднял на него тяжёлый взор, сумрачно горевший в оправе чёрных длинных ресниц.

— Б*ть как душно! — выругался тот самый конвойный, с бусинками на изрытом оспой лице, смачно сплюнув себе под ноги, — Ненавижу весну, зима другое дело! — добавил он, ни к селу, ни к городу. — В этот сезон я подготовил дом к зиме основательно!

Парни переглянулись между собой, один даже повертел пальцем у виска.

— Ты что, Колян, не выспался? Чем тебе весна не угодила?

— Бл*ская слякоть, грёбанное солнце, птицы расчирикались, а мы тут, мразь всякую перевозим, короче, зима — не повод для депрессии! Дня два — три, буду подавать прошение на отпуск! Устал, три дня максимум выдержу этого ада и в деревню…

Конвойные усмехнулись, явно не разделяя точку зрения товарища. Смолин напрягся, уловив двойственный смысл дважды оброненной фразы. Этот обглоданный оспой конвойный пытается передать ему послание от Зимовского, недвусмысленно сообщающего ему о том, что дело на мази.

«Зима всё продумал. Единственный выход из «Чёрного дельфина» — в позе трупа! Алексей Смолин навсегда останется в стенах «Дельфина». Пёс продажный явно ждёт от меня ответа, Зима хорошо подготовился. Заберу пашку, а на Кубу».

Смолин усмехнулся и, сосканировав остальных конвойных, издевательски произнёс с ледяной ухмылкой на губах, обращаясь к связному:

— Послушай покойничка Круга! Помогает от депрессии!

Переболевший оспой гнусно заржал, но Смолин уже знал — весточка будет дословно передана адресату.

«Придётся немного подождать!» — Алексей прикрыл глаза и задумался.

* * *

К началу операции под кодовым названием «КЛЕТКА» Зимовский подготовился основательно, потратив внушительную сумму денег для приобретения необходимого: взрывчатка, нервно-паралитический газ, оружие, предоплата пятеым бойцам, без обрисовки схемы работы.

— Отлично, — радовался Зимовский, заезжая на платную парковку аэропорта «Домодедово».

«Потерпи, Алекс, сначала Круглов, затем ты. Обещаю, скоро, совсем скоро ты будешь на свободе!», — вёл внутренний диалог с сержантом Дмитрий, широким, пружинистым шагом направляясь в зал прибытия. Взглянув на электронное табло, Дмитрий отметил, что самолёт, следовавший рейсом «Берлин— Москва», совершил посадку двадцать минут назад, а это значит, у Кристиана Розенкранца было достаточно времени, чтобы пройти паспортной контроль.

Заняв удобную позицию, Зимовский взглянул на часы, и тут увидел старого товарища — Кристинан, стильный, уверенный, в чёрном пальто, настоящий бизнесмен, с широченной улыбкой подошёл к нему, вскидывая руку для крепкого рукопожатия.

— Легионер, брат! — с лёгким акцентом рассмеялся Розенкранц.

— Крис, сколько зим!

— Прости, Крис, но только ты можешь нам помочь. Твой бизнес, деньги, и потом, ты был одним из лучших, вместе с Алексом в легионе…

— Не стоит, я знаю Алекса не хуже тебя, всё в порядке!

— Мирко… Мирко… После ситуации с Белградом, мы не можем привлечь его, придётся вдвоём, окружение Алекса по легиону должно оставаться вне подозрения.

— Понимаю, ты… вот что, как это по-русски, я уже забывать стал, «не парься», скажи лучше, людей нанял э-э… стощяих?

— Да, с этим проблем нет, бойцы не в курсе, я заплатил им предоплату.