Наш человек в Гаване

Наш человек в Гаване

Когда сочиняешь сказку, действие которой происходит в неведомом будущем, казалось бы, не нужно никого уверять, что между ее персонажами и живыми людьми нет ничего общего. И все же я хотел бы заявить, что ни один из этих персонажей не списан с натуры, что сегодня на Кубе нет такого полицейского офицера, как капитан Сегура, и уж, конечно, нет такого британского посла, как тот, которого я изобразил. Полагаю также, что не существует и начальника Секретной службы, похожего на вымышленный мною образ.

Грэм Грин

Часть первая

1

– Видите того негра, который идет по улице, – сказал доктор Гассельбахер, стоя у окна «Чудо-бара», – он напоминает мне вас, мистер Уормолд.

После пятнадцати лет дружбы он все еще добавлял «мистер» – в этом был весь доктор Гассельбахер: дружба нуждалась в такой же медленной и глубокой проверке, как и диагноз. Когда Уормолд будет при смерти и Гассельбахер придет пощупать его слабеющий пульс, тогда, может быть, он, наконец, станет для доктора Джимом.

Негр был слеп на один глаз; одна нога у него была короче другой; на голове – ветхая фетровая шляпа, а под рваной рубахой проступали ребра, словно у корабля, с которого ободрали обшивку. Он шел по краю тротуара, вдоль желто-розовой колоннады, под знойными лучами январского солнца, и считал шаги. Когда он миновал «Чудо-бар», он успел насчитать 1369. Ступал он медленно, чтобы хватало времени произносить такие длинные цифры. «Одна тысяча триста семьдесят». Негр был привычной фигурой возле Нэйшнел-сквер, где он иногда останавливался и переставал считать, чтобы сбыть какому-нибудь туристу пачку порнографических открыток. А потом снова продолжал свой счет. К концу дня он, словно непоседливый пассажир на трансатлантическом судне, знал с точностью до ярда, какой он сегодня сделал моцион.

– Я напоминаю вам Джо? – спросил Уормолд. – Не вижу никакого сходства. Если не считать, конечно, хромоты. – Тем не менее Уормолд инстинктивно взглянул на себя в зеркало с надписью «Cerveza tropical» [«Тропическое пиво» (исп.)], словно испугавшись, не стал ли он по дороге из своего магазина таким же дряхлым и черным, как Джо. Лицо, которое он там увидел, только немного посерело от строительной пыли, летевшей из порта; это было его лицо – озабоченное, исчерченное морщинами лицо сорокалетнего человека, правда, моложе, чем лицо доктора Гассельбахера, однако всякий с первого взгляда сказал бы, что эти глаза погаснут раньше, в них уже лежала тень, отпечаток тревог, которые не побороть никакими патентованными средствами. Негр проковылял мимо и скрылся за углом бульвара. В этот день тут было полно чистильщиков сапог.

– Я говорю не о хромоте. А вы не замечаете сходства?

– Нет.

– У него в жизни две задачи, – объяснил доктор Гассельбахер, – работать и считать. И он, к тому же, – англичанин.

– Но я все-таки не понимаю... – Уормолд освежил рот утренней порцией «дайкири» [коктейль]. Семь минут ходьбы до «Чудо-бара

»

; еще семь минут на обратный путь; шесть минут на дружескую беседу. Он поглядел на часы и вспомнил, что они на минуту отстают.

– Я хотел сказать, что он – человек положительный, надежный, вот и все, – с раздражением ответил доктор Гассельбахер. – Как Милли?

– Великолепно, – сказал Уормолд. Это был его неизменный ответ, но вполне искренний.

– Семнадцатого ей будет семнадцать, а?

– Да. – Он кинул беспокойный взгляд через плечо, словно кто-то за ним гнался, и снова посмотрел на часы. – Придете распить с нами бутылочку?

– Не премину, как всегда, мистер Уормолд. Кто у вас будет еще?

– Да я думаю, никого, кроме нас троих. Ведь Купер уехал домой, бедняга Марло все еще в больнице, а Милли, мне кажется, не очень-то дружит с этой новой компанией из консульства. Вот я и думал, что мы посидим тихонько, в семейном кругу.

– Я очень польщен, что меня считают членом семьи, мистер Уормолд.

– Может, закажем столик в «Насьонале

»

? Или вы считаете, что это... не совсем прилично?

– Тут ведь не Англия и не Германия, мистер Уормолд. В тропиках девушки рано становятся взрослыми.

В доме напротив с треском распахнулись ставни, а потом стали раскачиваться от морского ветерка и хлопать – клик-клак! – как старинный маятник. Уормолд сказал:

– Мне пора.

– Пылесосы обойдутся без вас, мистер Уормолд.

Это был день горьких истин.

– Как и мои пациенты без меня, – добавил доктор добродушно.

– Люди болеют всегда, но покупать пылесосы они не обязаны.

– Да вы и берете с них дороже.

– Но получаю всего двадцать процентов. Трудно что-нибудь отложить из этих двадцати процентов.

– В наш век ничего не откладывают, мистер Уормолд.

– Мне нужно... для Милли. Если со мной что-нибудь случится...

– В наш век никто не верит в долголетие – так стоит ли волноваться?

– Все эти беспорядки плохо отзываются на торговле. Кому нужен пылесос, если не работает электричество?

– Я мог бы одолжить вам небольшую сумму, мистер Уормолд.

– Нет, что вы! До этого еще не дошло. Меня тревожит не сегодняшний день и даже не завтрашний, я беспокоюсь за будущее.

– Ну, тогда уж вовсе нечего волноваться. Мы живем в атомный век, мистер Уормолд. Нажмут кнопку – и нас нет. Еще рюмочку, прошу вас!

– Да, вот новость! Знаете, что сделала фирма? Прислала мне пылесос «Атомный котел

»

!

– Не может быть! Вот не знал, что наука пошла так далеко!

– Конечно, в нем нет ничего атомного – он просто так называется. В прошлом году был «Турбореактивный», в этом – «Атомный». А втыкать вилку в штепсель нужно, как и раньше.

– Стоит ли тогда волноваться? – снова, как лейтмотив, повторил доктор Гассельбахер, уткнувшись в рюмку.

– Они не понимают, что такое название может иметь успех в Америке, а не здесь, где духовенство без конца обличает науку, которую обращают во зло людям! Мы с Милли в воскресенье ходили в собор – вы же знаете, как она любит, чтобы я ходил к обедне: все еще надеется, что наставит меня на путь истинный. Ну вот, отец Мендес и описывал там полчаса действие водородной бомбы. Те, говорил он, кто верит в рай на земле, превращают эту землю в ад; и довольно убедительно он все это говорил, очень понятно. И как, по-вашему, я чувствовал себя в понедельник утром, когда мне пришлось украсить витрину новым пылесосом «Атомный котел

»

? Ничуть бы не удивился, если бы кто-нибудь из окрестных головорезов побил мне стекла. Тут еще их союзы – «Католическое действие», «Христос – «царь небесный» и вся эта дребедень. Прямо не знаю, что и делать, Гассельбахер!

– Продайте один пылесос отцу Мендесу для епископского дворца.

– Его вполне устраивает наш «Турбо». Отличная машина. Да и эта, конечно, неплохая. Усовершенствованный наконечник для книжных полок. Вы же знаете, я не стал бы продавать плохие вещи.

– Знаю, мистер Уормолд. А название переменить нельзя?

– Не позволят. Они им гордятся. Уверены, что ничего лучше и не придумаешь после той знаменитой их рекламы: «Все выбивает, пыль поглощает, пол подметает». Понимаете, они продают с моделью «Турбо» воздухоочистительный фильтр. Ничего не скажешь – здорово сделано, но вот вчера пришла какая-то женщина, посмотрела «Атомный котел» и спросила, может ли фильтр такого размера поглотить все радиоактивные частицы? А как насчет стронция-90? – спросила она.

– Насчет стронция-90 я могу вам выдать медицинскую справку.

– Неужели вы никогда не волнуетесь?

– У меня против треволнений есть свое секретное оружие, мистер Уормолд. Меня интересует жизнь.

– Меня тоже, но...

– Вас интересуют люди, а не жизнь, а люди умирают, бросают нас... простите: я не хотел намекать на вашу жену. А если вас интересует сама жизнь, она вам никогда не изменит. Меня интересует плесень на сыре. Вы не любите решать кроссворды, мистер Уормолд? Я люблю, но они, как люди: всегда приходят к концу. Я могу покончить с любым кроссвордом в течение часа, а вот мое исследование плесени на сыре никогда не будет завершено, хотя человек и мечтает, что в один прекрасный день... Как-нибудь я покажу вам мою лабораторию.