Чёрная чайка (СИ)

Кужелев Александр Николаевич

Чёрная чайка

Чёрная чайка

Макс Лонгрин

Пролог.

Тёплая южная ночь пряными запахами тропиков и прохладным дыханием океанского бриза затопила небольшой портовый городок. Далеко за полночь город не спал.

В окнах горели огни, по главной улице мощёной вулканическим булыжником, проезжали кареты и двуколки. По набережной праздно шатались бездельники. На скамейках под пальмами целовались влюблённые парочки. Неторопливо и важно гарцевали всадники военного патруля. Растревоженными осиными гнёздами гудели таверны и трактиры. Их завсегдатаи: не только приличная публика, но и опустившиеся бродяги, моряки и рыбаки отмечали здесь праздники или топили неустроенность жизни в дешёвом роме, литрах кислого вина и пива. Дружеские попойки часто переходили в бурные ссоры и драки, быстро затихавшие. Нередко эти стычки заканчивались кровавой поножовщиной.

В таверне "Морской дьявол" жизнь била ключом. С обеда сводных мест уже не было, а накурено в помещении так, что у посетителей слезились глаза. Но гости заведения внимания на такие мелочи не обращали.

У небольшой компании военных моряков на коленях сидели девицы лёгкого поведения. Они громко смеялись откровенным шуткам своих кавалеров, пили с ними на брудершафт, смачно и бесстыдно целовались, ожидая, когда 'клиент созреет' и заплатит им за несколько минут 'сомнительного удовольствия'.

Ночное небо, усыпанное мириадами блистающих звёзд и великолепным "Южным крестом" этих людей не интересовало. Тяжёлая работа, привычка к разбойной жизни, жажда лёгкой наживы, - давно убили в них чувство прекрасного. Пустота и одиночество в грубых, ожесточившихся сердцах, приводили их вечерами в такие места. Огромная тропическая луна заливала ночную гавань потусторонним, фосфорным светом. Мёртвая зыбь покачивала у причалов несколько рыбацких шхун, военный корвет и небольшую, красавицу бригантину. Экипажи этих кораблей сегодняшней ночью составляли большинство посетителей припортовых бодег.*

За большой винной бочкой, служившей столом, сидело трое сильно подвыпивших мужчин. На вид им можно было дать как сорок, так и все шестьдесят лет. Судя по одежде и теме их разговоров, они были моряками. На бочке стояла пустая бутылка рома, высокие глиняные кружки с пивом и нехитрая закуска. Компания что - то громко и бурно обсуждала, изредка поглядывая в окно с живописным видом на гавань. Из него хорошо просматривались причалы, где стояли военный корвет и бригантина. Один из собутыльников: коренастый, небритый мужчина, с тяжёлым взглядом из-под мощных кустистых бровей и следами вчерашней драки на лице, встал и подошёл к буфетной стойке.

- Есть! - негромко произнёс он, наклонившись к долговязому бармену, набивавшему табаком длинную трубку.

- Кок и матрос с бригантины "Синяя птица'. - И уже громко, добавил, - сделай три пива моим друзьям! -

"Налей рома! Душу вытрясу!" - неожиданно перебил его просьбу неприятный, осипший голос. Стены трактира дрогнули от взрыв хохота. Угроза донеслась из клетки с большим амазонским попугаем, стоявшей в дальнем углу барной стойки.

- Поворачивай на другой галс! - косясь на коренастого, вновь просипела экзотическая птица.

- Твой 'соловей' знает, что нужно старым морским волкам! Налей рома, Джон! Пиво подождёт! - засмеялся бродяга. Буфетчик кивнул, незаметно достал из кармана пузырёк с тёмной жидкостью и вылил его содержимое в две кружки. Третью - не тронул! Затем поставил посуду на стойку, налил в неё ром и подвинул к мужчине. На лице того мелькнула злорадная усмешка. Прихватив одной рукой отравленное пойло, другой - своё, он покачнулся и направился к приятелям. Буфетчик взял костыль - у него не было одной ноги, - и, слегка подпрыгивая, направился к служебному помещению. Вскоре из него вышла чернокожая женщина крупных форм. Закурив сигару, она встала на место калеки, облокотилась локтями на стойку и по кошачьи выгнула спину. Периодически, запуская перед собой мелкие колечки табачного дыма, негритянка начала лениво рассматривать ночных посетителей. Её соблазнительные груди, туго обтянутые красной маечкой, перезревшими кокосами лежали на стойке, заставляя поглядывать на неё матросов с военного корвета. Неожиданно мощный взрыв потряс таверну, сильно качнув, клетку с громко завопившем попугаем...

Глава 1.

Вздрогнув, я открыл глаза. Уютную тишину моей комнаты нарушил ужасающий грохот. Резкий порыв ветра превратил оконную штору в летающий парус и ударил форточкой о стенку так, что жалобно зазвенело стекло в раме. Громко скрипнув, словно вскрикнув от боли, форточка качнулась в обратную сторону, и остановилась.

Я огляделся. Все вещи и мебель находились на своих местах. Часы на книжной полке показывали три ночи. Без минуты - двух, может быть. Ровно в три, они начнут мелодично отбивать время. Сон о неизвестном городе и портовой таверне улетучился вместе с шальным ветром. Закрыв фортку, я взял со стола небольшую книжечку карманного размера и снова нырнул на диван. Гулко пробили каминные часы. Таинственная тишина глубокой ночи снова разлилась по моей комнате, миру за окном и всему дому.

Книжечка оказалась дневником англичанина. Выглядела она новой, но, после того, как я пробежал глазами пару страниц, первое впечатление изменилось. Попала она ко мне случайно. Вечером я рылся в библиотеке моего деда, - искал, что бы такое почитать. В одном из шкафов со старинными книгами я её и обнаружил. Меня заинтересовало то, что она была написана на английском языке, от руки, корявым, с витиеватыми завитушками, почерком. Английский я знаю в совершенстве - работа обязывает. Как этот дневник попал в библиотеку, в принципе, было понятно. Антикварной мебели, книг и прочей пыльной мануфактуры в доме деда хватало. Устроившись поудобнее, я стал читать сначала.

'Записки Джима Хокинса об 'Острове сокровищ' - было написано на первой странице и подчёркнуто двумя жирными линиями. Имя автора напомнило мне о знаменитой книге Р.Л.Стивенсона. Однако речь в рукописи шла от первого лица! Неужели она принадлежала юнге Джиму Хокинсу? Или это подделка, мистификация? А может быть чья - то попытка дописать знаменитое произведение? С нетерпением я начал разбирать мелкий, корявый почерк.

Дневник.

'Конечно, лучше бы навсегда забыть эту историю, но джентльмены, принимавшие в ней участие, **попросили меня написать всё, что я знаю об этом острове - всё, с самого начала до конца, не скрывая никаких подробностей, кроме географического положения. И вот, в нынешнем, 17... году я берусь за перо и мысленно возвращаюсь** в день, когда началась вся эта невероятная, для многих ставшая трагической, история...

**Из всего экипажа только пятеро вернулись домой. 'Пей и дьявол тебя доведёт до конца' - вот пророчество, которое полностью оправдалось в отношении всех остальных. Каждый из нас получил свою долю сокровищ. Капитан Смоллетт оставил морскую службу. Грей не только сберёг свои деньги, но внезапно, решив добиться успеха в жизни, занялся прилежным изучением морского дела. Что касается Бена Ганна: он получил свою тысячу фунтов, но истратил всё в три недели, или, точнее,- девятнадцать дней, так как на двадцатый явился к нам нищим. Сквайр сделал с ним именно то, чего Бен так боялся: дал ему место привратника в парке.

О Сильвере мы больше ничего не слышали. Вероятно, он отыскал свою чернокожую жену и живёт где - нибудь в своё удовольствие с нею и с попугаем. Будем надеяться на это, ибо его шансы на лучшую жизнь на том свете совсем не велики.

Остальная часть клада - серебро в слитках и оружие - всё ещё лежит там, где её зарыл покойный пират Флинт.** Сквайр Трелони предложил идти за оставшейся частью сокровищ летом будущего года. Команду наберёт капитан Смоллетт, лично проверяя каждого матроса.