Под знаком тигра

… Так и шел: то кричал про популяцию леопарда, то стучал камнями.

Помирать уже соберусь, – так было плохо, – но оглянусь на тигра и опять шагаю.

Так до поселка и дотопал.

Тигр заставил меня выжить. Без него не дошёл бы. Куда там! Завалился бы в кювет, да и замёрз или кровью истек.

Хотите – верьте, хотите – нет, но меня тигр спас!

Сторож

Спустились на ночёвку к ручью. Солнце мигнуло и спряталось за Сихотэ-Алинь, сумерки ощутимо синеют, густеют. Хохотнул, радуясь началу охоты, филин. Уже слышен гул горного ручья, отражаемый крутыми склонами узкого распадка. И тут впереди раздался рык тигра. Всё ясно: тигр нас услышал и предупреждает, что место занято.

Пошли вбок, вдоль склона, в поисках какого-нибудь родничка или мочажинки – без воды ночёвка совсем никудышная. Вскоре нашли маленький родничок, рядом «купалка» диких кабанов. Место не ахти какое, но палатку поставить можно. Расположились, обустроились, сварганили незаменимую кашу с тушёнкой, поужинали. Сидели у костра, смотрели на огонь, на звёзды, обменялись впечатлениями дня, обговорили завтрашние планы, и вдруг опять донёсся тигриный рык. В сонную тишину вкрались какие-то неясные звуки, которые всё ближе и ближе подбирались к нашему становищу. Вскоре явно обозначились тяжёлые шумливые шаги приближающегося владыки.

Всё ближе и ближе!

В оглушающей тишине эти шаги гремели, словно тигр шагал не по сухим листьям, а по гремучим фанфарам. Приблизившись метров на двадцать, тигр завздыхал и шумно улёгся. Всё стихло, только время от времени тигриный хвост, словно проверяя безопасность хозяина, шуршаще шевелился, ощупывая окружающее хозяина пространство. То справа, то слева.

Что делать? А что делать – спать! Намеренно шумно поубирали вещи в палатку, светанули фонарём в сторону тигра и сразу же получили в ответ два зелёно-ледянящих отражения круглых глаз бывшего начеку таёжного сторожа.

Сторожишь? Ну и сторожи! А мы будем спать!

Улеглись, положив рядом топор, фальшвеер и ножи. Всё тихо, спокойно. Усталость подступает, наваливается, окутывает, лелея зарождающийся сон. Но сквозь стенку палатки всё ясней и ясней стал проникать чей-то тяжёлый стон.

– Слышишь?

– Слышу.

– Что это?

– Не знаю…

Долго прислушиваемся. Стон исходит со стороны тигра.

– А! Так это тигр спит! Вот гад!

– И не слышит, что мы разговариваем?

– Не слышит! А ну, погромче!

– Эй, ты! Не мешай людям отдыхать! Ну-ка, перестань стонать!

Раздались шумные вздохи, потом минутное молчание, и стоны начались снова.

– Ну что с ним делать?

– Да ничего! Пусть спит, лишь бы нас не трогал.

– Действительно! Ладно, пусть спит! Только как тут нам уснуть при таком «храпе»?

– Бог с ним. Недавно читал, что, если при бессоннице человек спокойно лежит, он всё равно отдыхает.

– Ладно, лежим.

– Лежим.

А тигру что-то снится. Стон то затихает, то усиливается, в него вплетаются завывания, которые перерастают в рокот – точь-в-точь как в отдалении гудит автомобиль или трактор. И этот негромкий рокот заставляет вибрировать сначала стенки палатки, потом землю, а потом и наши тела.

– Вот гад!

– Да ладно, пусть спит!

– Чёрт с ним – пусть спит!

И так – всю ночь! Под утро наше измученное сознание не выдержало такой нервотрепки и сдалось: провалилось в тартарары, где гремел гром, сверкали молнии, выбивая искры, грохотали камнепады. Но это был какой-никакой, но всё-таки сон. И разбудил нас не грохот, не звонкий щебет утренних птиц, не крики соек и ворон, обнаруживших Самого Хозяина (мы сквозь сон это слышали), а разбудило нас яркое и горячее утреннее солнышко. С чугунными головами мы вылезли из палатки. Тигра уже давно не было: выспался и ушёл при первых лучах солнца. В отдалении каркали вороны, но над нами было синее небо, и только следы говорили, что всю ночь у нас был самый надёжный сторож этой тайги.

Эти глаза напротив

– Как услышу песню «Эти глаза напротив», так, веришь – нет, чуть сознание не теряю, дрожь бьет, волосы дыбом встают…

– Ха-ха… Нет, не от любви. Хотя есть любовь, присутствует…

– Да, большая. Да, настоящая. Но это другая история…

– Нет, со мной это не от любви – от ОХОТЫ. Да, от ОХОТЫ все приключилось, от ОХОТЫ.

Всю жизнь мечтал поохотиться по-настоящему, по-таёжному, по-дальневосточному: чтоб забросили меня в глухие угодья на месяц-другой. Пожить совсем одному в зимовье, чтоб вокруг ни одной человеческой души. Прочувствовать каждой клеточкой, что МАТЬ она мне родная – ПРИРОДА, что СЫН я её, СЫН. Не знаю, откуда такое, но мечтал, книжки запоем читал-перечитывал не только про охоту, но и про геологов, лесорубов – про всё, что с тайгой связано. С детства. Может, оттого что предки – кубанские казаки, может, в другой жизни индейцем был. Кто знает?

И вот сбылась моя мечта! Предложил знакомый председатель охотничьего клуба и зимовье, и угодья, и лицензии. Да и места самые знатные: на юге Приморья, в глуши, среди гор. Есть там ещё уголки укромные, есть. И зверья хватает, и тайга девственная. Поехал! Всё бросил и – поехал, – когда ещё жизнь такой подарок преподнесет? Зимовье добротное, а рядом, на берегу ключа, ещё и банька ладная. А? То-то.

Живу, любуюсь – не налюбуюсь, дышу – не надышусь, слушаю – не наслушаюсь. Стихи стал писать. А что тут удивительного, если душа через край?! «Бытие определяет сознание» – и ещё как определяет! Вот оно, СЧАСТЬЕ!

Проснулся как-то ночью. Лежу, радостный, и удивляюсь: и чего проснулся? Свежий, отдохнувший – хоть сейчас в сопки беги. Не иначе таежный воздух в юношу превращает?! И тут что-то мягкое в угол зимовья толкнуло. Мягко, но сильно. Как раз возле моей головы. Тихие шаги, легкое шуршание, и всё. Показалось? Потихоньку обулся, вышел на крылечко – тишина, луна полная, видно хорошо, снега ещё нет. Обошел вокруг зимовья. Показалось? Да не спал же, всё явно почувствовал – словно огромной пуховой подушкой стукнуло. И неслабо стукнуло.

Чудеса! Что это было? Никакого подходящего объяснения на ум не приходит. Стою перед зимовьем на полянке, на луну любуюсь, вглядываюсь в лунные пятна: на что похоже? Вроде на женщину в платье, танцующую с двумя букетами. Да не улыбайся! А тут еще метеорит красный медленно так над сопкой летит, а за ним белый светящийся след, и этот метеорит делится надвое! Одна часть ниже луны, другая выше пролетают, гаснут одновременно, следы тихо растворяются… Чудеса! Не иначе старичок-лесовичок разбудил, чтоб я это волшебство осознал и запомнил!

Гляжу на луну, чувствую: строчки из меня рвутся – в зимовье быстрей, свечу зажег и – быстрее записывать. Да не улыбайся! Сам же говорил, что ценишь восточную поэзию. Вот и получилось:

От зависти розы краснеют – ты красивее их.

От зависти зори бледнеют – ты красивее их.

От зависти звёзды мерцают – ты красивее их.

От зависти птицы летают – ты красивее их.

Чувствуешь? И сразу же еще пишу:

Я вращаю созвездья стихами,

Словно ветер вращает крыльчатку

Из последней страницы тетрадки,

Зарисованной сплошь парусами.

Весь из детской мечты, этот ветер,

Из-под крыльев моих вдаль стремится.

Я… всегда забывал, что не птица,

Что созвездья пугаются света.

Поднимаю глаза, а за окном… тигриная голова! Глазищи на свечку уставил… Так неожиданно! Смотрю на него, а он – на свечку. Носом водит, усами стекло щупает… Дунул я на свечу – погасла, а глаза тигра наоборот угольями вспыхнули. Удивительно, но страха тогда не было. А сейчас… Только услышу: «Эти глаза напротив», – ужас наваливается, сердце трепыхается. Вот же, память!