Очерки истории охоты

Следует указать, что в других памятниках лесной полосы Восточной Европы, относящихся к I тысячелетию до нашей эры, роль диких животных в хозяйстве населения оказывается более высокой.

Еще выше процент диких млекопитающих в костных остатках из раскопок ветлужских городищ, изученных А.Н. Формозовым.

Городища Одоевское  Чортово Богородское

Общее кол-во особей   195  41  67

Домашние животные, % 37  32  54

Дикие животные, % 63  68  46

Таким образом, не только памятники последних веков до нашей эры, но и всего I тысячелетия нашей эры характеризуются значительно более высоким процентом диких млекопитающих в костных остатках, чем это предполагали А.В. Арциховский и П.Н. Третьяков. Примерно от одной четверти до половины (а иногда и более) всего количества особей приходится в этих памятниках на долю диких животных; уже одно это обстоятельство позволяет расценивать экономическое значение охоты выше, чем это делалось историками до сих пор.

Для правильного суждения об истинном экономическом значении охоты в жизни древнего населения страны необходимо рассмотреть вопрос о том, какие именно виды служили в то время объектами промысла и для какой цели они добывались.

Обнаруживаемые в памятниках материальной культуры кости диких животных принадлежат довольно широкому кругу видов. Мы встречаем среди них копытных (зубр, тур, лось, благородный олень, северный олень, косуля, сайгак, кабан), хищных (медведь, рысь, дикая кошка, волк, лисица, барсук, куница, выдра, хорек), грызунов (заяц, бобр, белка, сурок, хомяк, водяная крыса) и даже насекомоядных (еж). Лишь немногие из них, как, например, еж, водяная крыса, может быть, хомяк, – представляют собой случайный элемент. Совершенно несомненно, что основная масса костей млекопитающих происходит от видов, специально добывающихся человеком, и является конкретным свидетельством его охотничьей деятельности.

Отдельные памятники существенно отличаются друг от друга по составу обнаруженных в них диких видов. В одних случаях это объясняется ограниченностью и неполнотой остеологических данных, в других – местными природными условиями, в различной степени благоприятствовавшими охоте на диких животных.

Такие виды, как лось, бобр, медведь, заяц, встречаются в костных остатках из памятников очень часто; другие, наоборот, редки (тур, зубр, дикая кошка, рысь, белка). Это обусловливается многими причинами. Прежде всего, некоторые виды имеют в пределах лесной полосы Восточной Европы весьма ограниченное распространение; остатки их, довольно обычные и даже многочисленные в памятниках, находившихся в пределах ареалов этих видов, по понятным причинам отсутствуют в других памятниках, которые расположены вне пределов указанных ареалов. Различна, конечно, и численность отдельных видов: если одни образуют многочисленные популяции, то другие всегда довольно редки и уже по одной этой причине не могут занимать видного места в костяных остатках. Неодинакова была и степень трудности добывания различных видов в условиях охотничьей техники того времени. Многое определялось также хозяйственным значением отдельных видов, побуждавшим уделять охоте на них большее или меньшее внимание. Все эти обстоятельства отражались, естественно, на размерах и формах охоты населения древней Руси в различных районах и в разное время.

На это указывают не только данные, заимствованные из области этнографии, но и литературные источники конца I тысячелетия – начала II тысячелетия нашей эры.

Поэтому не следует считать, что охота на всех этих животных имела значение лишь как средство добывания мяса, которое население употребляло в пищу. Экономическое значение охоты было в действительности гораздо более глубоким и разносторонним.

Виды диких млекопитающих добывались в значительной степени или даже исключительно (например, большинство куньих) для получения пушнины. В большом количестве добывались также виды животных, служившие источником пушнины. Судя по масштабам охоты, эти виды животных не только удовлетворяли потребность самого населения в пушнине, но могли быть крупным источником меновых ценностей. Представляется правомерным предположение, что пушнина, стекавшаяся путем обменных операций в города античного Причерноморья, происходила не только из Прикамья и Средней Волги, но и с территорий, населявшихся дьяковскими и северными славянскими племенами.

Известно, что вывозились меха бобров, соболей, горностаев, ласок, куниц, зайцев и белок. Очень была распространена в древней Руси охота на зайцев. Малое количество костей белок, зайцев и некоторых других млекопитающих в остатках из раскопок, в известной мере, может объясняется тем, что они легко уничтожаются собаками.

Если животное добывалось для получения от него мяса и использовалось в пищу, то кости его неизбежно должны встречаться в остатках из раскопок. Но когда речь идет о видах животных, добывавшихся только ради пушнины или преимущественно для этой цели, то тушки животных, особенно добытых в более или менее значительном отдалении от городища, могли оставляться на месте охоты.

Таким образом, есть все основания предполагать существование в конце I тысячелетия до нашей эры – в I тысячелетии нашей эры охоты на пушного зверя, не оставлявшей заметного следа в кухонных остатках.

Изучение костных остатков позволяет судить преимущественно о значении «мясной» охоты в питании населения и лишь в ограниченной степени – об охоте «пушной», продукция которой давала материал для одежды, обуви, предметов домашнего обихода и создавала меновые ценности. Результаты изучения костных остатков дают явно преуменьшенное представление о роли охоты в экономике племен раннего железа и более позднего времени.

Но до сих пор, говоря об охоте, мы касались лишь млекопитающих; однако, несомненно, она не ограничивалась только ими, и в больших количествах добывались различные дикие птицы. Лишь В.И. Бибикова упоминает, что в Пекуновском городище ею обнаружены кости диких уток, глухаря, тетерева. В городищах и селищах 2-й половины I тысячелетия до нашей эры – I тысячелетия нашей эры учеными встречены кости глухаря, тетерева, рябчика, диких гусей и уток, лебедя, журавля, ястреба, совы и других видов. В древнерусских литературных источниках также упоминаются «орлы, лебеди, журавли, гуси, утки, чернеди, гоголи, тетерева, рябчики или рябы, крастели или перепелки».

Большую роль играла добыча птицы и в жизни древних славян. Известно, например, сообщение о принадлежавших княгине Ольге перевесах, предназначенных, как и в гораздо более поздние времена, для ловли диких птиц: «И по Днепру перевесища и по Десне», – сообщает Лаврентьевская летопись. Насколько серьезное значение придавалось охоте на дичь, можно судить и по свидетельствам других древних литературных источников. Так, в 1150 г. смоленский князь Ростислав Мстиславич дал епископу Мануилу «за рекою тетеревник». В 1192-1207 гг. старец Варлаам подарил Хутынскому монастырю селение Волховское и «ловища гоголиныя». После 1356 г. Олег Иванович и ранее его Юрий и Ингварь дали монастырю Ольгову село Арестовское «и с озеры и с бобры и с перевесищами да пять погостов; все они с бобрами и перевесищами». «Чему еси отъял Волхов гоголиными ловцы», – упрекали князя Ярослава новгородцы.

Анализируя видовой состав диких животных из раскопок Гродно и соотношения между отдельными видами по количеству особей, мы обнаруживаем весьма характерную картину:

Виды животных

Количество особей, %

Благородный олень 28,6

Зубр 10,6

Кабан 18,0

Косуля 17,2

Лось 7,8

Бобр 8,3

Куница, заяц, барсук, медведь, лисица, выдра, волк  9,5

Если мы учтем при этом, что дикие особи почти всюду преобладали в древнем Гродно над домашними, что размеры домашних животных того времени были невелики и что благородный олень (не говоря уже о зубре и лосе) давал мяса больше, чем крупный рогатый скот, а кабан, – несомненно, значительно больше, чем очень мелкая домашняя свинья, – то станет очевидным, что в питании населения древнего Гродно мясо диких животных имело большее значение, чем мясо домашних животных.