Тропою души

– Надо курить, – кивнул Коди. – Отказавшись, вы сильно оскорбите его.

Пришлось превозмочь брезгливость и согласиться, раз уж я решил взглянуть на жизнь туземцев «изнутри». В тот момент я лишь любопытствовал и не представлял, как круто и скоро изменится моя судьба, дав мне возможность сполна испытать на себе всё разнообразие первозданного бытия…

Индеец неторопливо набил трубку, раскурил её и протянул Биллу. Тот сделал глубокую затяжку и передал трубку мне. Дым табака, смешанного с полынью и чем-то ещё, показался мне неожиданно вкусным. Затянувшись пару раз, я возвратил трубку вождю.

Внезапно меня охватило необыкновенное спокойствие. Всё там, в той индейской палатке, наполненной разнообразными природными запахами, стало вдруг очень уютным. Мне на мгновение почудилось, что я уже видел однажды всё это – и составленные конусом шесты, и поднимающийся меж ними дым, и костёр, и наваленные на земле шкуры, и самого этого индейца, смотревшего на меня внимательными чёрными глазами. Мне почудилось, что я пришёл в свой дом и что вот так только и можно жить полноценно, по-настоящему, не обременяя себя великосветской суетой и лоском придворной лживости. Ощутив это, я испугался. Сердце моё сжалось от понимания того, что в ту минуту я готов был бросить всё, отдаться охватившему меня блаженству, остаться в этом жалком дикарском шалаше, перечеркнув всю мою прежнюю жизнь. Отречься от былого, забыть себя, броситься с головой в омут неведомого дикого мира, стать самим собой – вот чего мне захотелось…

Но я взял себя в руки, понимая, что это было лишь секундное помутнение, какое-то необъяснимое влечение к первобытности, о которой я в действительности не имел ни малейшего представления. Конечно, я не решился бы, но всё-таки до чего ж сладко сделалось на сердце от одной только мысли, что такое возможно. Да, молнией промелькнувшая мысль об абсолютной свободе – о несбыточном – оставила в моей душе неизгладимый след.

– Как хорошо здесь, – прошептал я.

– Завтра вы получите ещё большее удовольствие, сударь, – ответил Буйвол-Билл. – Вы поймёте, что такое прерия…

Ночью близко от лагеря выли волки, а лошади испуганно всхрапывали в ответ. Я почти не спал и только слушал, настороженно впитывая в себя тревожные звуки.

Утром мы поехали высматривать стадо, индейцы скакали вместе с нами. Я видел, как чуть в стороне мелькнула пара волков, один был привычно серый, другой – почти белый. Некоторое время они трусили за нами, затем скользнули в лощину и больше не появлялись.

Долго ехать не пришлось, бизоны мирно паслись неподалёку. При нашем появлении они лениво двинулись прочь, но после первых выстрелов их бег сделался стремительным.

Земля гудела, холодный воздух обжигал лицо.

Первые попытка Великого князя попасть в цель не увенчалась успехом, и я видел, что он был сильно раздосадован. Издали я видел, как Буйвол-Билл остановил Алексея Александровича, схватив за локоть, и принялся что-то втолковывать ему, бурно жестикулируя. Через пару минут они вдвоём уже снова гнались за стадом, и Великий князь, следуя указаниям Билла, подобрался почти вплотную к крупному бизону и выстрелил из ружья. Бык перекувырнулся, цепляясь рогами за промёрзшую землю.

Алексей Александрович был в восторге.

Вскоре к нему подскакали адъютанты и слуги, держа наготове бокалы, тут же откупорили шампанское. Великий князь подозвал меня, и мы все выпили «за первого бизона».

– Разве это не чудесно, господа! – восклицал Алексей Александрович.

Через пару часов мы вернулись в лагерь…

15 января у Алексея Александровича был день рождения, и по такому случаю перед охотой принесли шампанское. Мы долго и шумно поздравляли его, американцы говорили тост за тостом. Несмотря на то, что всё это напоминало хорошо знакомый пикник высоких особ, было и кое-что новое для меня – бок о бок с нами стояли простые люди. Я имею в виду тех самых следопытов и охотников, которые обычно жили в продымлённых палатках, питались только у костра, мылись редко, не брились вовсе. Однако эти люди, смешавшись со свитой Великого князя, вели себя непринуждённо, разговаривали с нами как равные. Они, конечно, знали, что перед ними царственная особа, но не придавали этому ни малейшего значения. Августейший сын российского императора, равно как и генералы с младшими офицерами, были для следопытов просто людьми. Более того, они смотрели на нас даже чуть свысока, чувствуя себя более значимыми во всех отношениях – без них все мы, собравшиеся вместе «благородные господа» с огромным кавалерийским эскортом, не были способны ни на что. Мы представляли собой жалкую кучку идиотов, приехавших развлечься в сердце дикой страны. Но я осознал это не сразу, а много позже, неоднократно воскрешая в памяти сцену нашего весёлого пикника. Если бы следопыты вдруг решили бы по какой-то причине распрощаться с нами в ту минуту и уехали бы прочь, то мы просто погибли бы на груди бескрайней американской степи, а наши парадные доспехи достались бы краснокожим.

Поздно ночью со мной разговорился Буйвол-Билл.

– Глядя на эту охоту, – сказал он, – я понял, чем займусь в ближайшем будущем. Эта охота большой – спектакль. Скоро от этой вольной жизни не останется и следа.

– Вы так полагаете?

– Раньше я об этом не думал, но теперь убеждён. Но людям в больших городах будет любопытно узнать, чем мы тут занимались, что представляли собой. Вот приехал сын царя, ему всё любопытно. А ведь я привёл сюда краснокожих, договорился с ними, мне удалось организовать этот спектакль. Так почему же в дальнейшем не заняться такими вот шоу? Можно заработать большие деньги, разъезжая по крупным городам. Конечно, такого размаха, как сейчас, не добиться с передвижным цирком, но всё-таки можно показать настоящих индейцев, охоту на бизона, какую-нибудь перестрелку. Надо хорошенько подумать над этим…

ВЕЛИКАЯ ОХОТА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ (1872)

Рассказывает Буйвол-Билл

В первый день января 1872 года в форте Макферсон появились генерал Форсайт и доктор Эш из штаба Шеридана. Они приехали, чтобы организовать бизонью охоту для Великого князя Алексея из России. Где находится эта Россия, я не имел не малейшего понятия, но из разговоров понял, что где-то очень далеко за океаном. Понял я также, что Россия – страна огромная и могущественная, может, даже более могущественная, чем Америка. Впрочем, что я знал об Америке? Только то, что видел собственными глазами – безбрежные прерии, высоченные горы и рыщущие меж ними племена индейцев, которые с удовольствием сняли бы скальп с любого встречного.

Эмиссары генерала Шеридана подробно расспросили меня, где можно было найти стадо бизонов покрупнее, и я ответил им, что совсем недавно видел много бизонов в районе Красной Ивы. Есть такой ручей в тамошних краях. Они тут же сказали, что немедленно отправятся с отрядом на поиски подходящего места для лагеря. Меня же попросили поехать в стойбище Крапчатого Хвоста, который со своими людьми охотился где-то на Республиканской Реке, в районе Французского Притока.

Крапчатый Хвост был одним из самых известных вождей Лакотов. Некоторое время назад он подписал соглашение с правительством и согласился жить в резервации. Мало кто из Лакотов готов был отказаться от вольной жизни, почти никто не хотел поселиться на территории, за пределы которой нельзя было выезжать без специального разрешения. Но Крапчатый Хвост согласился привести своё племя в резервацию.

Когда я говорю «племя», я подразумеваю не всех Лакотов, а только одну из групп, на которую распространялась власть Крапчатого Хвоста – власть военного вождя. Вообще-то Лакоты состоят из семи огромных племён и называют себя Отчети Шакоуин, то есть Семь Племенных Костров или Совет Семи Костров. Семь племён – Оглалы, Хункпапы, Сичанги, Миниконжи, Охенонпы, Сихасапы, Итажипчи – составляют эти Семь Костров. В то время Крапчатый Хвост считался вождём Сичангов. Сичанги – это Опалённые Бёдра. Никто не знает наверняка, откуда пришло это название; поговаривают, что одна из их общин сильно погорела при пожаре в прерии, но кто поручится, что племя получило своё имя из-за пожара? И почему «бёдра», а не «пятки», «задница» или «яйца»? Почему именно бёдра должны были обгореть при пожаре в степи? Мне довелось видеть несколько прерийных пожаров и должен вас заверить, что огонь прёт стеной в два или три человеческих роста, там мало что остаётся целым. Так что попавший в огонь человек должен опалить не только бёдра, но обуглиться целиком. Поэтому Опалённые Бёдра называются так не из-за пожара в прерии, а по какой-то иной причине.