Хребет Мира

— Мне кажется, у нас нет причины сомневаться в успехе, — сказал Сидящий Волк.

— Вокруг крепости пасётся достаточно бизонов, чтобы мы не беспокоились за пищу, — добавил Маленький Белый Медведь.

— Давайте собираться! — воскликнул Гнилое Брюхо [13] и подал знак воинам, чтобы они сошлись к его палатке. — Мы отправимся всем племенем и устроим блокаду белых людей в их деревянных домах. Они не ожидают нашего появления, и мы не затратим особых сил на войну. Мы просто передвинемся ненадолго на новое место. Мы сильны. Нам нечего бояться.

Страна, по которой поехал огромный лагерь Абсароков, была враждебной. Обычно по этим местам рыскали только военные группы, скрупулёзно высматривая следы, которые мог оставить противник. Но сейчас племя двигалось по холмам лавиной, и вожди чувствовали великую уверенность в своей мощи. Отовсюду из-за деревьев выбегали олени, испуганные топотом тысяч лошадей и громким говором. Охотники пускались в погоню и забивали дичь на глазах у сородичей, похваляясь острым зрением и ловкостью рук. Несколько раз Сидящий Волк видел, как с противоположных сторон холмов стекали чёрные потоки бизонов, за ними следом мчались юркие фигуры пёстрых всадников, сваливая стрелами и копьями могучие рогатые туши.

Как-то ранним утром, пока деревня ещё спала, Маленький Белый Медведь отъехал с группой разведчиков и решил сделать привал. Он не выставил дозорных, и воины беспечно развалились в траве. Внезапно тишину прозрачного воздуха разрезали истошные крики галопирующих всадников [14]. Первым вскочил на ноги Маленький Белый Медведь, но был мгновенно убит стрелой. Несколько Абсароков не успели встать, так и оставшись лежать под кустами, но теперь их груди и животы были утыканы множеством оперённых древков. Побоище продолжалось недолго, и Черноногие стремительно скрылись.

Из основной деревни примчался отряд во главе с Гнилым Брюхом. Сидящий Волк скакал за его спиной на лошади, подаренной ему кем-то из молодёжи специально для похода. На нём не было никаких украшений, мускулистое тело прикрывалось только узенькой набедренной повязкой.

— Я думаю, что в их гибели виноват ты, — повернул Гнилое Брюхо голову в сторону Сидящего Волка, тряхнув длинными волосами, и в его чёрных глазах вспыхнул огонь.

— Разве я ходил на разведку и не обнаружил вражеских следов? Или я знал о Черноногих, но не предупредил моих братьев? — поразился Сидящий Волк.

— Нет. Ты выбрал путь святого человека, но ты не смог остаться в стороне от войны, — глухо проговорил вождь. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь ещё подумал об этом… Оставайся в стороне от всех… Ступай и молись, мой друг. Молись за то, чтобы Великий Дух не наказал всех нас ещё более жестоко за твоё отступничество…

Оплакивание продолжалось три дня, и тела погибших оставили навеки лежать на помостах посреди чужой земли. Многие полагали, что Гнилое Брюхо повернёт обратно, но его неистовый дух, схожий с дикой угрюмостью Сидящего Волка, не желал смириться с нанесённым его родному племени оскорблению.

— Мы поедем дальше. Теперь нам не столько важен форт белых людей с их товарами, сколько нужно устроить крепкую взбучку этим трусливым псам с чёрными ляжками! Мы дойдём до форта и подкараулим там Черноногих! Мы напьёмся их кровью досыта! — разъезжал между поникшими соплеменниками на своём жеребце Гнилое Брюхо, распаляя их сердца. — Или мы не ставим ни во что жизни погибших братьев? Взгляните на овдовевших жён! Посмотрите на детей, лишившихся отцов! Кто же отомстит, если не мы, друзья и родные, за гнусное убийство?

Через несколько дней выдвинувшийся вперёд отряд повстречал белого траппера по имени Джеймс Коатс, несколько лет прожившего среди Абсароков и потому прекрасно им знакомого. Он возвращался из Скалистых Гор после весенней охоты на бобров в форт Юнион.

— Лучшего подарка свыше мы и не могли ждать, — оскалился Гнилое Брюхо, подъехав к одиноко стоявшему в стороне Сидящему Волку. — Мы отправим нашего Бледнолицего друга в крепость, и он разнюхает для нас, насколько сильны сейчас люди за деревянной стеной.

— Почему ты думаешь, что он вернётся к нам? — мрачно спросил Волк, размышляя о своём личном деле.

— Мы оставим все его вещи у нас, чтобы он приехал за ними. У него много вещей, и они нужны ему…

В те годы белые люди, торговавшие с окрестными туземцами, регулярно раскуривали с дикарями трубку в знак своих мирных намерений. Торговля пушниной была делом прибыльным, и сохранение дружеских отношений с аборигенами было крайне необходимо для развития коммерции. Однако, несмотря на проявляемую доброжелательность, струна настороженности оставалась натянутой постоянно. Форт Юнион был сложен из брёвен в виде квадрата с крепкими жилыми и складскими пристройками вдоль частокола и двумя бастионами, на каждом из которых стояла маленькая пушка, а также всегда имелись несколько заряженных мушкетов.

Зимой в крепости должно было оставаться человек пятьдесят, но на самом деле большая часть их спускалась вниз по Миссури на плоскодонках с приобретёнными у индейцев шкурами и мехами. Так что до поздней весны действительный гарнизон форта составлял человек пятнадцать. Летом по реке привозились необходимые запасы продовольствия, боеприпасы, товары для торговли с туземцами, появлялось множество новых людей, основная масса которых спешила возвратиться на восток с приближением осени. Летом же приезжали многочисленные Черноногие, успевшие поторговать в английских фортах, стоявших несколько севернее.

Гнилое Брюхо спешил подступить к форту, пока Черноногие находились далеко. Несмотря на свою горячность и на громкие бравурные речи, вождь прекрасно понимал, что стоять лагерем на земле врагов, способных раздавить Ворон одной своей многочисленностью, было очень опасно. Он готов был сразиться с ними, применяя привычную тактику неожиданных партизанских нападений и даже открытых столкновений, но сейчас с ним ехали женщины, старики, дети, втягивать которых в боевые игры дикари никогда не любили. Бурные призывы к отмщению постепенно вытеснялись трезвым подходом к сложившейся обстановке.

Вороны расположились на противоположном от форта берегу Миссури и, оставшись незамеченными Бледнолицыми, принялись изучать поведение жителей крепости. Дозорные на бастионах оставались на своих постах днём и ночью. Табун выводился из форта на выпас лишь на несколько десятков шагов от ворот, чтобы в случае необходимости немедленно загнать лошадей обратно.

В день, когда Гнилое Брюхо решился на угон табуна, Сидящий Волк отправился с воинами к стенам укрепления, чтобы молиться за успех молодых соплеменников. Просидев всю ночь в кустарнике близ реки, индейцы ползком подкрались к лошадям, едва их вывели за ворота. С привязанными к спинам волчьими шкурами, дикари были совершенно похожи на серых хищников, и не сразу обнаружили в себе людей. Когда же охрана увидела, как на их лошадей вспрыгнули словно из-под земли возникшие индейцы, было уже поздно. Пяток выстрелов вдогонку не спас положения, и табун умчался вниз по склону холма, подняв клубы пыли, зажелтевшие в лучах утреннего солнца.

Сидящий Волк наблюдал за действиями воинов немного со стороны, распластавшись в шелестящей траве. Среди людей, выбежавших из ворот, он сразу признал Молчуна.

— Вот и ты, мой друг и мой враг, — прошептал он. — Теперь я знаю наверняка, что тебе не избежать моей мести.

Фигурки людей в куртках из грубой кожи взволнованно жестикулировали, не зная, что предпринять. Преследовать конокрадов было не на чем, да и опасно — уж коли дикари решились на открытое воровство, то запросто могли устроить и засаду.

И тут Бледнолицые застыли, всматриваясь куда-то. Сидящий Волк обернулся и увидел своё племя, пёстрой массой разлившееся по равнине. Абсароки решили показать себя и перебрались на этот берег. Разделившись на три группы, они расположились с трёх сторон от форта вне досягаемости пушечного выстрела.