Тайна священного колодца

Кисточки из перьев нежно прикасались к ее телу, словно это был ветерок, словно это была ласка матери. А Схвик смотрела вдаль. Отсюда, с высоты, было видно все вокруг — леса, поле, крыши жилищ. Где-то далеко, возле ее родной хижины, — мать. Она не может прийти, чтобы проститься с дочерью, — ведь женщины на праздники не ходят.

Халач-винику поднесли драгоценности, и он собственноручно надел на шею Сквик дорогое ожерелье, на руки — браслеты из золота с нефритовыми камнями и бирюзой, а уши украсил серьгами из хрусталя.

Сквиг вывели на край пирамиды. Справа от нее стоял Верховный правитель, слева — жрец, назначенный для проведения торжества.

И опять разнеслась над городом музыка. На площади начался всеобщий праздничный танец.

Люди плясали, но глаза их были прикованы к Сквик, которая стояла обнаженной на краю пирамиды, и голубое тело ее сливалось с небом.

Жрец взял девушку за руку, и они пошли по ступеням пирамиды вниз. Индейцы продолжали извиваться в танце. Казалось, площадь была живая: неистово пляшущие тела и лица, повернутые к ней, к Сквик. От нее зависит судьба всех этих людей…

Только три полета стрелы отделяют пирамиду Кукулькана от Священного колодца. Индейцы, не прекращая танца, расступились, давая дорогу нареченной богу дождя. Сквик по-прежнему шагала за жрецом, а чиланы, чаки и колдуны плясали перед ней, расчищая дорогу к колодцу и отгоняя злых духов.

Сквик никогда не видела этого колодца. Она знала, что там, в глубине его, живет бог Юм-Чак. Может быть, конечно, его дом и где-то на облаках, но встречает он своих жен в колодце. Сквик помнит девушку Чомигу, которая тоже была наречена богу и ушла к нему в этот колодец несколько сезонов назад. «Чомига не погибла, — говорил тогда отец, — она встретилась с богом, и он унес ее наверх, на облака». И конечно, Сквик тоже не погибнет в колодце. Она скоро увидит свет дня, голубое небо.

Священный колодец все ближе. Чиланы, чаки и колдуны отгоняли злой дух уже с каменной площадки на высоком краю колодца. Они плясали, и их длинные тени отражались на гладкой поверхности воды.

Толпа окружила огромный колодец со всех сторон, оставалась свободной только площадка у самого края. На нее и вступила Сквик

Она взглянула на святую обитель бога дождя. Колодец был огромный. От одной стенки до другой — расстояние, равное броску камнем. Внизу зеленела вода. Когда смотришь на нее, то видны все люди, стоящие на краю колодца.

Как только Сквик вступила на каменную площадку, все повернулись в сторону пирамиды, на которой по-прежнему величественно стоял Халач-виник. Он поднял над головой свой жезл, украшенный хвостами гремучих змей…

Жрец в красной мантии подошел к Сквик и легонько толкнул ее в спину. Она покорно сделала один шаг к краю колодца, другой и, как-то неловко взмахнув руками, словно подбитая птица, ринулась вниз, в таинственные воды брачного дворца Юм-Чака. Крик, сорвавшийся с ее уст, полетел по стенам колодца вверх к людям. Был ли это крик радости или отчаяния?

Сквик шумно ударилась о воду и скрылась под ней. Черная, как ночь, темнота охватила ее, и руки невольно сделали движение, чтобы выбраться на поверхность. Вот он, спасительный воздух и свет! Она взглянула наверх и увидела круг неба и людей, склоненных к воде. Люди кричали. Как громко они кричали! Их крик наполнял колодец, он был подобен небесному грому. Но Сквик не понимала слов. Она еще раз ударила руками по воде и еще хлебнула живительного воздуха.

А люди продолжали кричать, и этот крик обрушивался на нее. Руки Сквик не в силах были ударить по воде. Черная, как ночь, темнота охватывала ее тело и увлекала туда, где живет всемогущий бог Юм-Чак.

Индейцы напряженно смотрели на воду, по которой все дальше к берегу расплывались круги. Наконец вода успокоилась и стала по-прежнему гладкой.

Вначале забил один барабан. Его дробь летала по земле, вызывая людскую радость. Потом забили другие барабаны, заиграли трубы, засвистели свистульки, затрещали трещотки.

Жрец шагал к пирамиде, чтобы оповестить Халач-виника о встрече девушки Сквик с богом. Он поднялся по крутым ступеням наверх, а люди — тысячи индейцев — стояли внизу на площади. Откликнется ли бог Юм-Чак на встречу с самой красивой девушкой индейцев майя?

Все смотрели на небо. Солнце уже скрылось. Но от его ужасающих лучей еще розовел небосклон. А где-то уже блеснула первая звезда, за ней появилась вторая. Огромное вечернее небо и тысячи глаз, прикованных к нему. Может, скажет Юм-Чак свое слово, может, прогремит гром и упадут спасительные капли дождя?

Небо молчало.

Но Халач-виник верил, что дождь будет. Ученые-жрецы по звездам и солнцу высчитали, что должен, обязательно должен начаться сегодня сезон дождей. Верховный правитель молил бога, он молил всех богов, чтобы был дождь. Ведь это он передал людям их волю.

А ночь все плотнее окутывала своим черным покрывалом Чичен-Ицу. Жрец приказал зажечь костер. Еще днем были принесены сюда дрова и связанные в пучки прутья.

Пламя взлетело вверх, освещая пирамиду. Пусть видит бог дождя людей, ожидающих его милости.

Быстро горят сухие дрова, лишь гора пылающих углей осталась на месте костра. Жрец раскидал длинной палкой угли по земле и дал знак всем собравшимся на площади.

Люди сбрасывали с ног сандалии из тростника и проходили по горячим углям босиком: «Смотри, Юм-Чак! Мы на все готовы! Сверши милость! Ниспошли дождь!»

Вдруг где-то на востоке небо резко потемнело. Халач-винику с высоты пирамиды это было хорошо видно. Туча скрыла мерцающие звезды. Туча все ближе. Ее уже видят индейцы на площади. Ну, конечно, вот она идет на них, на их земли, на великий город Чичен-Ицу! Там, на этой черной туче, произошла встреча Сквик с богом Юм-Чаком.

«Слава тебе, девушка Сквик, слава тебе, Халач-виник! Мы и впредь будем слушать тебя и жрецов. Будем строить храмы и дворцы, только не лишай нас своей мудрости».

Первая крупная капля упала с неба, за ней вторая…

— Дождь! Дождь! — безумно кричали тысячи глоток.

МИРНЫЙ ДЕНЬ ВЕЛИКОГО ГОРОДА

Рано утром, когда пробудились птицы в лесу, крестьяне наполняли мешочки зернами маиса, заострили обсидиановыми ножами палки и пошли к своим участкам земли. Холон тоже взял мешочек с семенами маиса и отправился на поле. Поле у него небольшое — 400 шагов в длину и 400 в ширину.

Холон шагал по дороге и посматривал на небо — оно было пасмурное, затянутое тучами. Индеец был уверен, что его дочь наблюдает за ним оттуда, с высоты. Она видит всех людей на земле, и, наверное, радостно ее лицо.

Холон остановился у своего поля, взял горсть земли. Земля была влажная. Он сильно сжал ее в кулаке, и она просочилась сквозь пальцы. Большой, сильный человек плакал от счастья, как ребенок. Он опустился на колени и поклонился своей дочери. Затем приступил к работе. Острой палкой он делал углубление в земле, бросал туда несколько зерен маиса, пяткой заравнивал ямку и шел дальше…

Казалось, что дождь оживил всю Чичен-Ицу. С самого раннего утра было шумно на городском базаре. Женщины приходили с корзинами. На их груди большие ожерелья из ракушек. На поясе мешочки, в которых плоды какао — они заменяют деньги. На них можно купить любой товар: маис и перец, мед и перья редких птиц, ткань или покрывала, маленького деревянного идола. Раб стоит 100 бобов какао, заяц — 10.

Дождь вдохновил всех жителей Чичен-Ицы, даже рабочих на каменоломне. Они бьют молотом по зубилу из нефрита, не жалея сил. Трудно вырубить из скалы огромный целый камень для строительства храма. Сначала у склона горы выравнивают площадку. Потом обтесывают ее с трех сторон. Лишь после этого подрубают камень снизу. От скалы отделяется огромный каменный куб. Десятки людей сдвигают его на катки и, впрягшись в лямки, тянут в город на строительство.

Еще один храм будет воздвигнут в городе. Город станет богаче. Умелые руки каменотесов превратят каменные глыбы в изящную колонну, украшенную замысловатыми барельефами, иероглифами и календарными датами. В переднем углу храма будет установлена статуя бога. Запылают угли на жаровне, и задымит священный копаль. Людям нельзя жить без храмов. Здесь они говорят с богами, здесь они исповедуются. Тот, кто украл, тот, кто убил, кто не сдержал слова или дал лживые показания, идут в храм. Дурные поступки и грехи причиняют болезни и страдания, и поэтому надо скорее исповедоваться.