Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография]

ПОСЕЛЕНЦЫ

(The Pioneers)

Повѣсть Фенимора Купера

Введеніе

Прежде чѣмъ начать нашъ разсказъ, мы должны, хотя вкратцѣ, объяснить отношенія нѣкоторыхъ изъ дѣйствующихъ въ немъ лицъ.

Около 1670 года, въ Пенсильванію прибылъ человѣкъ, по имени Мармадуке Темпль, купилъ большую полосу земли и сдѣлался защитникомъ и покровителемъ многихъ бѣдныхъ колонистовъ. Онъ былъ очень благочестивъ; хозяйственныя же занятія его были не обширны, и онъ умеръ какъ разъ вовремя, чтобъ избѣгнуть страшной участи совершеннаго разоренія. Наслѣдники его не сумѣли поправить своихъ обстоятельствъ дѣятельностію и прилежаніемъ; все болѣе и болѣе погружались они въ бѣдность и нищету, пока, наконецъ, отецъ человѣка, играющаго въ нашемъ разсказѣ важную роль, подъ именемъ судьи Мармадуке Темпля, снова успѣлъ подняться по гражданской общественной лѣстницѣ. Онъ женился на богатой дѣвушкѣ, и тѣмъ получилъ средства дать своему единственному сыну отличное воспитаніе.

Молодой Мармадуке познакомился въ школѣ съ ровесникомъ своимъ, Эдуардомъ Эффингамомъ. Его семейство было богато и имѣло вѣсъ; отецъ былъ прежде солдатомъ, и затѣмъ, прослуживъ много лѣтъ своему королю офицеромъ, удалился къ частной жизни, въ чинѣ маіора.

Когда женился единственный сынъ его, Эдуардъ, то маіоръ отдалъ ему все свое огромное состояніе, и Эдуардъ поспѣшилъ отыскать своего товарища, Темпля, и предложить свои услуги, располагать которыми онъ имѣлъ теперь возможность.

На деньги Эдуарда, въ столицѣ Пенсильваніи устроился немедленно торговый домъ, управленіе которымъ поручено было молодому Мармадуке, и онъ считался единственнымъ хозяиномъ, не смотря на то, что и другой имѣлъ скрытно половинное участіе въ доходахъ предпріятія. Союзъ этотъ долженъ былъ оставаться скрытымъ по двумъ причинамъ: во-первыхъ, Эдуардъ, какъ потомокъ воиновъ, считалъ униженіемъ принимать открытое участіе въ торговлѣ; a во-вторыхъ, маіоръ Эффингамъ питалъ непреодолимое отвращеніе ко всему, что носило имя квакера; Мармадуке же, хотя самъ и не придерживался строго этой секты, но все таки происходилъ отъ древней квакерской фамиліи.

Много лѣтъ управлялъ Мармадуке торговлею съ такимъ благоразуміемъ, что достигъ большихъ барышей.

Но возникшія безпокойства, которыя предшествовали войнѣ за американскую независимость, послужили поводомъ тому, что тайный союзъ друзей получилъ тяжкій ударъ.

Эффингамъ держался стороны англичанъ, между тѣмъ какъ Темпль присоединился къ своимъ соотечественникамъ. Какъ только началась война, то Эффингамъ, передавъ на сохраненіе своему другу всѣ бумаги и все, что имѣлъ цѣннаго, оставилъ безъ отца своего колонію, чтобъ присоединиться къ войску англійскаго короля. Такимъ образомъ прекратились всѣ сношенія между друзьями, и Мармадуке, вслѣдствіе войны, увидѣлъ необходимость взять все свое имущество вмѣстѣ съ бумагами своего друга изъ района королевскихъ войскъ, и покинуть Филадельфію.

По окончаніи войны, Мармадуке купилъ за безцѣнокъ обширныя владѣнія и сосредоточилъ все вниманіе на обработкѣ земли, которая подъ его разумнымъ руководствомъ приносила гораздо болѣе дохода, чѣмъ можно было ожидать; вскорѣ онъ считался однимъ изъ самыхъ богатыхъ владѣльцевъ страны. Единственной его наслѣдницей была дочь, мать которой умерла еще до начала нашего разсказа. Никому не были достовѣрно извѣстны настоящія отношенія богатаго владѣльца къ его прежнему другу, Эдуарду Эффингаму, но они ясно разовьются передъ нами ниже.

Глава первая

Въ одинъ прекрасный, но холодный декабрскій день 1793 года, тихо подымались сани по отлогости горы, лежащей недалеко отъ источника Сускеганы, почти въ центрѣ Нью-іоркскаго штата. На всемъ пространствѣ, куда только достигалъ взоръ, земля покрыта была снѣгомъ на цѣлый аршинъ. Въ воздухѣ сверкали и блистали мильоны ледяныхъ кристаловъ. Морозъ былъ такъ силенъ, что лошади, запряженныя въ сани, покрылись слоемъ инея. Ими управлялъ негръ, черное лицо котораго пестрѣло отъ холода, и изъ его большихъ черныхъ глазъ невольно струились слезы. Не смотря на то, онъ весело улыбался, вспоминая о близости своей родины и предстоящихъ удовольствіяхъ сочельника въ теплой комнатѣ. Въ довольно помѣстительныхъ саняхъ сидѣли только двѣ особы: мужчина среднихъ лѣтъ и молодая дѣвушка.

Оба были такъ закутаны въ шубы и разную теплую одежду, что можно было видѣть только черные глаза дѣвушки и прекрасное, выразительное лицо мужчины, черты котораго обнаруживали умъ, веселый нравъ и добродушіе.

Путешественники эти были: судья Мармадуке Темпль и дочь его Елисавета, которую отецъ везъ обратно на родину послѣ четырехъ лѣтъ, проведенныхъ ею въ одномъ изъ пансіоновъ Нью-Іорка.

Гора, на которую подымались сани, окаймлена была громадными красными елями, верхушки которыхъ подымались болѣе чѣмъ на 180 футовъ. Кругомъ царствовало глубочайшее спокойствіе: только тихо колыхались и шумѣли вершины деревъ, волнуемыя вѣтромъ, отъ котораго путешественники защищались густымъ лѣсомъ. Сани безпрепятственно подвигались, какъ вдругъ послышался громкій, продолжительный вой какъ будто стаи собакъ, повторяемый эхомъ по верхамъ лѣсистыхъ горъ. Судья тотчасъ же приказалъ негру разнуздать лошадей и остановиться.

— Не ѣзди дальше, Али, сказалъ онъ: — тамъ старый Гекторъ, котораго лай я узнаю изъ десяти тысячъ собакъ. Кожаный-Чулокъ, вѣроятно, на охотѣ, и я вижу въ нѣсколькихъ саженяхъ впереди насъ свѣжіе слѣды оленя. Лиза, если ты не боишься выстрѣла, я обѣщаю тебѣ для сочельника великолѣпное жаркое.

Негръ сдержалъ лошадь, a Мармадуке Темпль вышелъ изъ саней, снявъ предварительно шубу. Поспѣшно отыскалъ онъ свое великолѣпное двуствольное ружье, осмотрѣлъ курки и только-что хотѣлъ идти, какъ въ кустахъ послышался легкій шорохъ приближающагося оленя, и вскорѣ затѣмъ статное животное въ нѣсколькихъ шагахъ отъ проѣзжающихъ стало переходить черезъ дорогу. Ричардъ Темпль съ увѣренностію опытнаго охотника поднялъ ружье и выстрѣлилъ. Животное, казалось, невредимо бѣжало далѣе; Темпль вторично выстрѣлилъ по немъ, но и этотъ выстрѣлъ едва ли былъ удачнѣе. Елизавета думала, что олень ушелъ, какъ этотъ вдругъ снова явился и спокойно продолжалъ дорогу. Въ это время въ воздухѣ раздался громкій и звучный выстрѣлъ; олень сдѣлалъ сильный прыжокъ и когда выстрѣлъ повторился, то упалъ на землю и нѣсколько времени катался по снѣгу. Громкое: браво! раздалось изъ устъ невидимаго стрѣлка и изъ-за елей показались двое мужчинъ, наблюдавшихъ, вѣроятно, за оленемъ.

— Ага, Натти! вскричалъ Темпль, приближаясь къ убитому животному: — еслибъ я зналъ, что вы такъ близко устроили свою засаду, то приберегъ бы свои заряды; но все же нельзя ручаться, что ни одна изъ моихъ пуль не попала въ него.

— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ тотъ, съ спокойнымъ смѣхомъ:- вы истратили зарядъ только для того, чтобы погрѣть свой носъ въ холодный вечеръ. Какъ могли вы надѣяться убить взрослаго оленя изъ такого ружья какъ ваше; стрѣляйте-ка лучше фазановъ и лебедей, которыхъ довольно y вашего дома; для нихъ оно годится; но если вамъ захочется медвѣжьяго окорока или настоящаго оленя, то я вамъ совѣтовалъ бы употреблять лучше длинное ружье, если не хотите истратить болѣе пороху, чѣмъ можете.

— Нѣтъ, Натти, ружье стрѣляетъ хорошо, и отъ него досталось уже не одному оленю, отвѣчалъ Темпль, съ самодовольной улыбкой. Конечно, одинъ стволъ былъ заряженъ мелкой, a другой крупной дробью, но вѣдь въ оленѣ два выстрѣла: одинъ въ сердцѣ, a другой въ шеѣ, и очень можетъ быть, Натти, что одинъ мой.

— Ну, все равно, кто его ни застрѣлилъ, дѣло въ томъ, кто его уничтожить, отвѣтилъ раздраженный охотникъ, и, вынувъ ножъ, перерѣзалъ оленю горло. Если въ оленѣ двѣ, пули, то развѣ не два выстрѣла были сдѣланы? И развѣ неграненый стволъ могъ сдѣлать такую рану, какъ y него на шеѣ. Вы не можете отрицать, Темпль, что олень палъ при послѣднемъ выстрѣлѣ, a выстрѣлъ этотъ сдѣланъ былъ рукой болѣе молодой чѣмъ наша. Что касается меня, то я, хотя и бѣдный человѣкъ, могу обойтись и безъ этой дичи, но при всемъ томъ, неохотно отказался бы отъ своихъ справедливыхъ притязаній въ свободномъ государствѣ.