Фонтаны на горизонте

Вернувшись на базу, Степанов пригласил к себе комcopгa лаборантку Нину Гореву и научного работника, профессора Вениамина Вениаминовича Старцева.

— Морякам нужно прочесть лекции о китах, — объявил помполит Старцеву и Горевой.

Старцев погладил холеную бородку и удивленно взглянул на Степанова:

- Я, собственно, научный работник, а не агитатор.

- Не агитирующей науки нет, — ответил Степанов. — Да и ваш долг популярно рассказать нашим морякам о китах, их происхождении, образе жизни.

- Пожалуйста, если это будет интересно, — пожал сутулыми плечами Старцев. — Можно идти?

- Идите, — отпустил его Степанов.

Равнодушный ко всему, — произнесла Горева, когда за Старцевым закрылась дверь.

- Постараемся заинтересовать, — весело сказал Степанов.

- А если не удастся? — засмеялась Нина.

- Уступит место другому, — серьезно ответил помполит. — Но я уверен, что будет с нами. А вы согласны читать лекции на китобойцах?

При этих словах помполита глаза девушки приняли новое, незнакомое Степанову выражение.

- Что, разве вам не хочется побывать на китобойцах?

- Наоборот, очень хочется, — задорно сказала Горева, подумав о молодом капитане «Труда».

Вернувшись от помполита, Старцев остановился посередине своей каюты, погладил бородку. Вид у него был и сердитый и растерянный. Он пожал плечами. «Чего-чего, а он никогда не мог бы даже предполагать, что дойдет до этого. Ученый — и матросы. Просто смешно. Как и смешна вся эта затея с китобойным промыслом. Русские никогда не были и не будут китобоями. Затея пустая, заранее обреченная на неудачу. Зачем он только пошел в этот рейс. Смалодушничал, дал себя уговорить. Трата времени и здоровья. — Старцев вздохнул. — Что же ему делать? Степанов — начальство. И его просьбу надо выполнять как приказ». Вениамин Вениаминович нехотя подошел к столу, сел в кресло и пододвинул бумагу, задумался. С чего же начать лекцию для матросов, которые даже не знают, что киты — звери, а не рыбы.

2

Отто Грауль проводил на палубе все дни перехода флотилии из Владивостока к месту охоты. Невысокий, с фигурой уже стареющего, начинающего полнеть моряка, он привлекал к себе внимание приятным мужественным лицом со светлыми глазами, смотревшими прямо, открыто. Отливающие мягкой желтизной волосы были гладко зачесаны назад. Крепко сжатые губы и крупный прямой нос делали лицо несколько грубоватым, но это первое впечатление исчезало, как только немец добродушно заговаривал.

Он плохо говорил по-русски, коверкал слова так, что моряки покатывались со смеху, но это, однако, не обижало гарпунера, и он посмеивался вместе с ними. Грауль охотно угощал китобоев сигарами.

— А немец вроде кореш ничего, — сказал как-то Слива, — хотя и притопал к нам от фашистов.

— В Германии не все фашисты, — ответил Курилов, следя, как Грауль пытается объясниться с кочегаром, поднявшимся на палубу подышать свежим воздухом. Гарпунер и моряк оживленно жестикулировали. Грауль, соглашаясь, кивал головой, затем, дружески хлопая кочегара по плечу, протянул ему раскрытый портсигар. Моряк взял сигару и неумело ее прикурил.

Курилов подошел к гарпунеру и попросил его рассказать об обязанностях бочкаря. Грауль ответил:

— Я ошень прошу вас извиняйт. Я буду сказать свое время. Это время я есть занят. Я должен иметь русский язык. Тогда арбайтер ошень хорош будет.

Улыбаясь, он потряс Леонтия за плечо:

— О! Ви есть завтра хороший охотник! О, я ошень хорошо знай!

Грауль осмотрел Курилова и, прищелкнув пальцами, исчез в каюте. Через минуту он вернулся с фотоаппаратом.

— Я есть делаю иллюстрашион. Колоссаль память. Ви унд я. — Он указал на Курилова и себя.

Моряки поняли, что гарпунер хочет сняться с ними на память, и охотно стали перед объективом. Грауль щелкнул несколько раз, а затем, приготовив аппарат, передал его Сливе и сам стал с Леонтием.

— Трогательное единство пролетариев! Спокойно, снимаю... Уверен, что испортил!

Боцман спустил затвор. Грауль поблагодарил моряков и, указав на часы, показывавшие уже шесть вечера, заторопился в каюту. С пунктуальной точностью он ежедневно в это время садился за стол и, обложенный учебниками, до глубокой ночи занимался изучением трудной русской грамматики. Гарпунер овладевал шестым иностранным языком.

Ну, этот не похож на Майера, — проговорил Курилов. — С мировым именем, а держится запросто, по морскому.

За золотую валюту и черт попом станет, — фыркнул Слива. — Посмотрим, как он китов брать будет.

На другой день Курилова вызвал Можура. В каюте капитана сидел Грауль в суконных брюках-гольф и кожаной куртке с металлической застежкой. Ноги гарпунера были обуты б желтые, на толстой подошве, ботинки, а голову обтягивала синяя вязаная шапочка с помпоном.

— Господин Грауль хочет прогуляться, — сказал Курилову Можура. — Составьте ему компанию.

— Да! — кивнул гарпунер. — Маленький моцион. Курилов и Грауль вышли на берег. Гарпунер был на голову ниже русского моряка. Он твердо ставил ноги на скрипевшую под его башмаками гальку. С берега круто поднималась лестница к дороге, ведущей в поселок рыбокомбината, раскинувшийся на склоне подступившей к морю сопки. Грауль направился к лестнице:

— Много гуляйт, много есть беседа! Поднявшись на первую площадку, Грауль остановился и, перекинув со спины коричневый футляр, достал завернутый в замшу фотоаппарат:

— Я есть колоссаль любит снимать! Ошень колоссаль коллекций.

Немец сфотографировал флотилию, затем аккуратно уложил аппарат в футляр и направился дальше. Лестница с четырьмя сотнями ступенек не утомила его. Он шагал размеренно, как хорошо натренированный спортсмен. Окончив подъем, Отто собрался еще раз сфотографировать флотилию, но Леонтий остановил его:

— Зачем однообразные снимки?

Гарпунер попросил повторить вопрос и, поняв его, с трудом объяснил, что второй снимок не помешает, что здесь точка лучше, что он фотограф-любитель. Скучно в море, вот он и снимает все места, где приходится бывать. У него уже целая коллекция. На старости лет эти фотографии будет показывать внукам. Грауль засмеялся, потом продолжал:

— Необходима тренировк... Бошкарь, гарпунер и капитан должны ошень хорошо панимайт друг друг. От этого будет успех промысла. Завтра много говорит по- русски.

Они долго лазали по сопкам. Леонтий давал себя снимать много раз, но, как бывший пограничник, фоном неизменно выбирал безобидный кустик или скалу. Чрезмерное увлечение Грауля фотографированием заставило его насторожиться. Наконец Грауль убрал свою лейку. С моря надвигалась серая стена тумана, закрывая воду и небо.

— Погода портится, надо скорее на судно, — сказал Леонтий.

Пока они добрались до берега, все вокруг затянулось моросящим туманом. Стало сумрачно.

На следующий день флотилия снялась с якоря и, покинув бухту Птичью, продолжала путь. Выйдя из пролива Лаперуза, она двигалась вдоль Курильских островов. Погода улучшалась. Свободные от вахты члены команды «Шторма» сидели около трубы — грелись на солнце и покуривали. Вышел Грауль. Поболтав несколько минут с матросами, он разыскал Курилова:

— Будем говорийт о деле.

Они отошли на бак, и гарпунер, прибегая к мимике и жестикуляции, стал объяснять Курилову, как следует наблюдать за морем, как сообщать о замеченных китах. Потом он ловко, с поразительной для его полноты легкостью забрался на фок-мачту в «воронье гнездо» и прокричал:

— Слева по носу кит!

Но тут же Грауль вдруг умолк и вскинул бинокль. Затем спустился вниз и указал Леонтию на фок-мачту:

— Туда... быстро... кит.

Лицо гарпунера оживилось, глаза заблестели. Взбежав на мостик, Грауль коротко бросил вахтенному:

— Полный ход! Я буду стреляйт!

Только опытный глаз мог заметить вдали низкие пушистые фонтаны, больше похожие на застывшие клубки пара. Гарпунер весь преобразился, охваченный охотничьим азартом, и торопил изменить курс судна.