Сокровища Призрачных островов. Карта и компас (СИ)

Ажи исчез вместе с казненной осужденной.

Министр жестом попросил подождать, не закрывать клетку.

Слышал ли он, о чем говорит волна?.. Слышал… Но боялся признаться… Боялся признаться самому себе…

Феофан снял с шеи рубиновую, обрамленную золотом звезду на светло — серой ленте — наивысший знак власти Империи, — и повесил ее на острый прут клетки, оскалившийся, как обломанный звериный клык.

…Солнечный свет лился золотом, смывая память о прошлом, но не даруя новое будущее. Только это солнце тоже было пиратским. Всегда было пиратским…

Кладбище кораблей накрывал призрачный туман, через который не решался пробиться никакой свет, ни лунный, ни звездный, и который не мог разогнать никакой ветер. Даже зачарованные паруса обвисли тряпьем. Из воды торчали остовы кораблей. Некоторые почти сгнили, а некоторые напоминали привидения, верящие, будто до сих пор способны выдержать долгое путешествие и испытания штилем и штормами.

Родители утешали Роксану, опечаленную исчезновением любимого кота, но девочку пугало кладбище пиратских кораблей. Она чувствовала, что сейчас только капитан может ее защитить и понять.

— Где мы, капитан? — Роксана подошла к Ярошу.

— Мы на кладбище пиратских кораблей, Роксана. Пиратские корабли живые, они слушают шепот ветра, радуются, когда он попутный, и спорят с ураганами. Корабли живут долго, часто намного дольше, чем их капитаны. Они становятся мудрее, стареют, боятся неведомого и страдают, когда их предают. А это место их последнего пристанища.

— Здесь так страшно, Ярош… Почему?

Девочка дрожала от холода, и капитан осторожно обнял ее, прикосновением стараясь отогнать страх.

— Потому, Роксана, что здесь нет живых, но и мертвых нет. Только души, которые заблудились, не смогли уйти в небытие, а возвращаться им было не к кому. Кроме их кораблей, никто их не оплакал, никто не печалился о них от всего сердца. Призраки, заблудившиеся на кладбище. На пиратском кладбище. Понимаешь, Роксана?

Она понимала. Но страх не уходил, неподконтрольный сознанию и воле.

Вернулся Странник, в обличии птицы искавший призраков, чьи глаза яснели морем, если у живых моря этого уже не отыскать. Коснувшись лапами палубы, он поднялся в своем привычном человеческом обличье.

— Мы нашли деда, он стоит в обгоревшее лодке, смотрит, как течет вода, старается разглядеть в ней что‑то потерянное, — давний заинтересованно смотрел на девочку. — А еще мы видели оборотня, сидящего на остове корабля. Он ждет. Ждет верно, словно смерть, но о нем забыли, и его ожидание превратилось в муку. И Ласточка говорит, будто видела сокола с зелеными крыльями, сидящего на пожухлом деревце на острове. Что нам делать, капитан?

— Марен, — отпустив Роксану к другим детям, позвал Ярош, давняя подошла к нему. — Можешь посмотреть на них?

— Оборотень и дед — древние тени, они уже себя не помнят. А сокол… Он тоже оборотень. Попробуйте позвать его.

Ласточка подняла огонек, сейчас искрившийся сиреневым светом, и сокол перелетел к ним на палубу, превратившись в темноволосого юношу. На плечи у него была наброшена куртка со знаками отличия Империи.

— Он так похож на Дина, — прошептала София, стоящая рядом с Ярошем.

— Но ты же понимаешь, София, что это не Дин?

— Я‑то понимаю. Ты в этом Мариан и Феникс переубеди.

Они миновали еще много островков, спрятанных в бухточках, которыми был изрезан мертвый берег. Юрий, Ласточка и Димон стали на носу корабля, раскрашивая разноцветными огнями марево кладбища. Хотя далеко этот радостный свет просочиться не мог, но все вокруг приобрело четкость.

И часа не прошло, как Феофан предстал перед белокрылой Химерой, лишенный поста и осужденный на смерть. Советник Императора усмехнулся, заглянув ему в глаза, будто душу царапнул когтями.

— Ты мечтал, Феофан, стать пиратом. И ты станешь пиратом, останешься в их компании навсегда, — Химера бросила на пол склеенную фотографию. — И никто не положит цветы подле твоих ног. Тебя запомнят изменником. Я же говорил тебе, что чувствую предательство лучше всех в этом мире.

Феофан молчал. Советник Императора возмутился, утратив на миг величие безграничной власти.

— Не смей молчать, предатель!

…Настоящий пиратский флаг пламенеет на мачте, черные паруса наполнены ветром. Куда пожелает, туда и повернет корабль, стоит лишь крутануть штурвал. И никаких правил, никакой фальши, и так мало измеряется золотом, а бумажные деньги Империи — пыль…

— Я не жалею о сделанном выборе, — правда, словно стоит перед имперским судом, а седовласые старухи прислушиваются к отзвуку слов осужденного.

— Пожалеешь, Феофан, пожалеешь, — Химера рубиновой звездой процарапала в полировке стола глубокую борозду.

В черные статуи превращаются только живые, но сколько дней пройдет, пока их станет четыре?..

Зорин и Ирина пыталась разговорить темноволосую женщину, которую пираты сняли с обломка полусгнившей палубы. В свете огоньков на детских руках ее одежда искрилась всеми цветами радуги, словно она была облачена в сияние. Глаза женщины были чистыми и ясными, спокойными, как море.

Странно, но и здесь можно было смеяться, особенно, когда рядом друзья. И тогда не так страшно. Это Роксана быстро поняла. Она перегнулась через фальшборт, чтобы посмотреть, какой стала вода.

Но вода откликнулась на ее любопытство, ударив о борт злой волной. Темная вода, маслянистая, как кровь древнего чудовища. Не стоит беспокоить чудовищ…

— Отойди от борта, Роксана, — посоветовала Феникс. — Ты не знаешь, что может прятаться внизу. Пойди лучше, поговори с Дином.

— Хорошо, Феникс, — на удивление, сразу послушалась девочка.

Роксана обернулась к парню, которого Феникс назвала Дином. Возле него уже сидели Юрий и Странник, было видно, что давний не на шутку заинтересовался новеньким.

Ребята рассмеялись.

«О чем они? И без меня? Новенькие должны знать, что я здесь главная после капитана!» — Роксана побежала знакомиться.

Ярош сам подошел к Марен, когда на корабль подняли странную темноволосую женщину, которая чем‑то тоже была похожа на давний народ. Когда так много общаешься с разными давними, учишься различать их среди людей.

— Марен, скажи мне здесь, в этом зачарованном месте, правду: ты хочешь вернуться к Химере? — спросил Сокол.

Давняя обернулась. Кладбище кораблей изменило ее, временно вернув прежнюю власть.

— А я и тогда сказала тебе правду, Ярош. Мне надоело служить Императору, я тоже хочу быть свободной, а не подчиняться приказам. Да, я думала о возвращении, и мне часто представлялась возможность осуществить это и вернуться в Империю в сиянии славы.

— Ты служила Империи долго, Марен. Почти с самого начала войны с Пиратским братством. Почему сейчас ты помогаешь нам?

Взгляд Марен прикипел к темной воде кладбища пиратских кораблей.

— Сокол, у меня тоже есть прошлое. Мне много лет, очень много… Я покажу тебе часть той жизни…

…Темная вода изменялась, будто со дна поднимался мрак, подсвеченный пожарами. Город на скалах штурмовали с моря, над которым возвышались могучие оборонные стены, и с берега. Почти все дома пылали, началась паника, а захватчик сдачи не принимал.

Поздно. У них было время до вчерашнего вечера, но правители были уверены, что врагам не хватит сил победить. А ночью убили всех танцовщиц, и мало кто мог теперь защитить город от чародейства…

Марен стояла на стене, обессилено держась за зубец. На ее черной одежде застывала кровь — вражья и своя, длинные темные волосы спутаны. Давняя видела и огни в далеком вражеском лагере, и пылающий город, куда входили войска завоевателей. Сквозь дым можно было разглядеть серую форму у большинства солдат.

Давняя закашлялась, вдохнув дыма, и покачнулась. Она слишком много колдовала на протяжении долгой ночи и не менее долгого дня. Этот город не был для нее родным, но здесь жили те, кто доверил ей свои жизни, а у нее не хватило сил, чтобы спасти их. Ни у кого, кто откликнулся на зов правителей Бар — Данари, не было достаточно могущества, чтобы остановить серые полчища. И, стоя на стене побежденного города, Марен восхищалась вражеской силой.